– Чего же вы хотите? – Вы помните ее по «Бустад Горд»? – спросила Кайса. – Да. Кайса рассказала, что случилось. – Я обязан хранить врачебную тайну, – кратко сказал он. Кайса попыталась обобщить, сказав, что ей вообще интересно узнать о насилии в семьях. Она немного подмазала ему, чтобы все выглядело так, словно она с его помощью продвинется в работе, польстив ему тем, что он один из крупнейших экспертов в Норвегии по этой теме. Ей очень важно поговорить именно с ним. Сможет ли он встретиться с ней? – Только если вы не охотитесь за чем-то поверхностным, как заголовок таблоида, то возможно. Я могу… – Слова исчезли в шуме автобуса, проехавшего мимо него, но она успела записать его адрес электронной почты, на который он попросил ее отправить письмо. – А сейчас мне пора, подошла моя очередь. – Брат… – начала она, но Фаннестранд уже повесил трубку. Когда она попыталась перезвонить, он не ответил. 57 Кайса съездила в Воген и купила лекарство от астмы для Андерса. Оно у него закончилось, а ему нужно принимать его перед тренировкой по футболу. Вернувшись в Лусвику, она неожиданно решила свернуть и оказалась перед огромным домом Бенте и Дага Рисе. Выходя из машины, она взглянула наверх в окна, заметила, что «Фольксваген Гольф» стоит в гараже, а большого «БМВ» Дага не было. Кайса позвонила в дверь и, пока ждала, рассматривала вход в дом. Крыльцо освещалось фонарями под крышей, опорой для которых служили две колонны. Перед колоннами стояли два больших вазона с вечнозелеными кустарниками, украшенными рождественскими гирляндами. Дверь двустворчатая с окошками в мелкую клеточку. Вход был красивым, но чересчур помпезным, как и весь остальной покрашенный в белый цвет дом. На доме было несколько крупных «свидетельств благополучия» – характерных выступов на крыше, а эркеры были и в гостиной, и в кухне. – Привет, Кайса, это ты? – удивленно спросила Бенте. – Я только хотела забежать и узнать, как у вас дела. – Заходи. Кайсе показалось, что Бенте не очень хотела этого, но не стала отказываться от приглашения. Кайса и Бенте уселись за большой островок в центре кухни. Все было как и раньше, убранная, сияющая чистотой кухня, начищенные до блеска столешницы, нигде ни тени беспорядка. Словно жизнь никак не изменилась. Но что-то все-таки изменилось, а что именно, Кайса пока не могла понять. Кайса изучала ее лицо, пока Бенте говорила о том, как тихо стало в доме, как она вздрагивает каждый раз, когда звонят в дверь или пищит телефон. А вдруг это сообщение, что полиция нашла Туне? Бенте ждала и надеялась, что произойдет чудо: Туне найдут, она будет обессилена, но жива, не ранена, «самые худшие опасения» не подтвердятся. Она неплохо держится, подумала Кайса. Но все же она другая, чем когда мы говорили с ней в последний раз. Может быть, потому, что Дага тут нет? И все-таки нет, дело в ней самой. Ее настрой несколько переменился. – Что-то случилось? – спросила Кайса, изучающе посмотрев на Бенте. – Случилось? В каком… смысле? – ответила она отрывисто, беспокойно заерзав на стуле. – Мне просто показалось, что… – Нет, – перебила Бенте. – Ничего не случилось. К сожалению. Она на мгновение встретилась взглядом с Кайсой и передвинула два подсвечника для плавающих свечей «Коста Бода». 58 Бенте Рисе закрыла за Кайсой дверь, прошла несколько шагов к лестнице, села на ступеньку и уткнула лицо в ладони. Она не издавала ни звука, только судорожное подергивание плеч выдавало, что она плачет. Два дня назад Даг получил письмо. Без марки. Обычно Бенте забирала почту, и она сразу позвонила ему. Он не хотел, чтобы она открывала письма, адресованные ему. Он тут же приехал домой. Там была фотография Туне. Она сидела, держа в руках вчерашний номер «Суннмёрспостен». Определить, где сделан снимок, было невозможно. – Она жива! – радостно воскликнула Бенте. – Туне жива! Даг перевернул фото и прочел надпись на обратной стороне, и на секунду на его лице отразилось сомнение. – Ты не рад? – спросила она. – Конечно, рад. – Мы должны связаться с полицией, – сказала Бенте. Он сделал резкий вдох и сказал: – Нельзя, тут написано, что мы не должны вмешивать полицию. Жизнь Туне будет в опасности, если мы привлечем ее. Она хотела взять фотографию у Дага, убедиться, что Туне в порядке, но он отдернул руку. Бенте была совершенно измотана. Она совсем запуталась. Она думала о других письмах, которые получил Даг. Ни на одном из них также не было марок. Когда пришло первое из них, в конце мая, Бенте тут же подумала, что оно от Сиссель, и по Дагу она увидела, что содержание ему не понравилось. У него началось то слабое подергивание около глаза, которое случалось, когда он раздражался. Он взял себя в руки и выдавил снисходительную улыбку: – Ничего важного. Еще одна жалоба на то, чтобы мы поменяли цвет краски на молельном доме. Бенте хорошо знала его и сразу же увидела, что он лжет. В ту ночь она лежала без сна и, подождав, пока Даг крепко заснет, встала, пробралась в коридор и нашла конверт во внутреннем кармане его куртки. Письмо было от Сиссель. Там было про грех, вину, признание и прощение. «Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (К римлянам, 6:23). Зачем Даг сказал, что там было про цвет молельного дома? Позже он получил еще два письма. Их она не нашла, но подумала, что они тоже от Сиссель. Что она имела в виду под «возмездием за грех»? Какая еще вина? Бенте скучала по Туне, скучала по возможности прижать ее к себе, погладить по волосам, ощутить ее руки вокруг своей шеи. «Дитя мое», – беззвучно плакала она целыми днями. Бенте вошла в их огромный дом, наедине со своими мыслями, ощущая себя как часть обстановки. Декорации Дага. Спросила его: что-нибудь произошло? Он сделал что-нибудь, связался ли он с тем или теми людьми, кто держит Туне в плену. Он занимается этим. Во всяком случае, она ничем помочь не сможет, сказал он. Когда она спросила, не лучше ли будет все же сообщить в полицию, он крепко схватил ее за локти, так крепко, что стало больно, и сказал, что она не должна рассказывать про фотографию никому. В его глазах было отчаяние. Она никогда не видела его таким и подумала, что он боится, что Туне убьют, если он совершит ошибку. Но Даг не утешал Бенте, вел себя так, словно исчезновение Туне не касается ее в той же степени, что и его. «Да и что в этом такого необычного? – с горечью подумала она. – Он всегда так относился ко мне». Хуже всего было то, что ей некому было довериться, не от кого ощутить сочувствие, когда делишься с кем-то своими переживаниями, самыми сокровенными, самыми тяжелыми мыслями. Подруги заходили каждый день, но что они могли сказать ей в утешение? Ничего. И никто не мог развеять ее страх, который парализовал ее морально и физически. Каждый день она размышляла, не позвонить ли ей Вегарду, ведь между ними установилась совершенно особенная связь, когда он делал плотницкие работы у них дома. Она никогда не болтала и не смеялась так много с мужчиной. Жизнь изменилась, стала светлее и легче в те недели, когда он был там, потому что она почувствовала себя женщиной. Она даже флиртовала с ним, что совершенно на нее не похоже. Как-то она вошла в ванную, когда он работал там, протянула ему чашку кофе, спросила, как идет работа. Он повернулся и оказался всего в полуметре от нее. И вдруг она ощутила почти непреодолимое желание поцеловать его. Она не сделала этого, конечно же, не сделала, но почувствовала, как надоевший, скучный и монотонный мир, в котором она существует, исчезает, когда рядом Вегард. Иногда они встречались по вечерам на его яхте, просто сидели и болтали. Она не переставала думать о нем каждый день, несмотря на постоянный страх за Туне. Ей должно было быть стыдно, ею завладели греховные мысли и чувства. Но стыдно ей не было. Ни на йоту. Фотография Туне дала ей новую надежду, новые силы, но неизвестность терзала ее. Она представляла себе ту фотографию Туне, ее застывший взгляд. Мысль о том, что с ней могли случиться самые ужасные вещи, была невыносимой. И в то же время фотография вселяла в нее надежду. Туне жива. Кайса смотрела на нее как-то странно, спросила, не случилось ли чего, словно она была провидицей. На мгновение Бенте чуть не поддалась желанию открыться ей. Но она помнила наставление Дага. К тому же муж Кайсы – полицейский, поэтому этого делать нельзя. Когда Туне вернется, мы заживем новой жизнью, думала Бенте. Без Дага, как надо было сделать уже давно. Бенте ненавидела это бесполезное, выброшенное на ветер существование, все чаще и чаще чувствуя отвращение к Дагу, потому что он вынуждал ее так жить. В последние годы она думала о том, чтобы уйти от него, но она от него зависима. Ничего не смысля в управлении судоходной компанией, она боялась, что все разрушится, если Дага больше не будет здесь. Но больше всего она боялась того, что он сделает, если она бросит его, ведь ему было что терять – позицию в обществе, деньги, влияние. Все, чего он достиг и имел благодаря браку с ней. Ее затошнило, когда она вспомнила вчерашний вечер. Когда Даг пришел домой около полуночи, она притворилась спящей, лежала тихо, слушая звуки из ванной, слышала, как он прошаркал в комнату для гостей. Она засекла время, и когда прошло полчаса, встала, осторожно пробралась в коридор и услышала его храп. Боже, как она рада, что ей не нужно ложиться рядом с ним. Она беззвучно вошла в гостевую и взяла его мобильный с ночного столика. Бенте хотела проверить, что он предпринял, с кем говорил. Даг перевернулся на бок, и ее охватил страх, словно коготь вспорол живот. Она быстро положила телефон на место. Даг моргнул, удивленно посмотрел на нее и откинул одеяло. Бенте заползла в кровать и почувствовала, как ей стало противно, когда он стал гладить ее по спине своими грубыми пальцами и скользнул рукой ей в трусы. Теперь она решила, что не имеет никакого значения, что ей придется терпеть гнев Дага за то, что она последует своей воле. Когда Туне вернется, Бенте выдержит все.