Они подошли к камере, в которой находился только один зэк. Он лежал на нарах со сложенными на груди руками, как в гробу. – Никто не хочет с ним сидеть. Он мечется по камере, вчера устроил огненный фейерверк из дезодоранта. – Где взял? – Откуда я знаю. Идет расследование. А сейчас вот то ли впал в кому, то ли опять клоунаду устроил. Мы уже не знаем, что делать. Старонь знаками показал воспитателю, чтобы тот оставил его наедине с молодым мужчиной, который действительно был похож на труп. Он наклонился над ним. Никакой реакции. Едва заметное дыхание, как в трансе. Священник положил руку ему на голову и начал читать молитву «Отче наш». – Аминь, – закончил он и перекрестился. Вдруг глаза заключенного открылись. Радужных оболочек не было видно, белки вращались в бешеном темпе. Старонь взял лежащего за запястье и сосчитал пульс. Потом задрал его рукав, осмотрел шрамы от давних порезов на руке. Надел на шею столу, вынул святую воду, крест и начал молиться. Тело заключенного стали сотрясать судороги. Мартин продолжал молитву. Изо рта одержимого вырывались звуки: «алла», «ла», как будто он интонировал вместе со священником. Ксендз поднес крест к губам страдальца, но тот резко отвернул голову. Мартин придержал его и силой заставил поцеловать распятие. После чего вышел, оставив заключенного в одиночестве. Под дверью уже собралась группа работников тюрьмы. – Симулирует, – объявил ксендз Старонь. – Эта неподвижность – гипноз. Кто-то ввел его в состояние легкого транса. Слабенький номер, но вы попались. – Он засмеялся, видя выражения лиц надсмотрщиков. Вдруг они услышали из камеры страшный визг. Три человека вбежали туда и с трудом скрутили заключенного. – Я зарублю тебя, педик! – кричал зэк. – Считай, что тебя уже нет, падла! – О, здоров как бык, – обрадовался воспитатель. – Можно считать, что сеанс экзорцизма удался, святой отец. – Согласен. – Старонь кивнул. – Если будет отказываться от еды, под капельницу его. Ксендз уже направился в сторону камеры Петра, чтобы поговорить о его сыне. В предбаннике он остановился и попросил начальника охраны оказать ему услугу. – Сегодня я должен быть еще в женском СИЗО. У меня в час дня встреча с временно задержанной Люцией Ланге, но я вижу, что не успею. – Я позвоню и скажу, чтобы она ждала в часовне, – заверил майор. – Надо только сплавить оттуда всех наших подопечных, а то жизни нам до вечера не дадут, особенно если красивая. – Спасибо большое. – Вы всегда можете рассчитывать на нас, святой отец. Если нужно будет в чем-то посодействовать, то знаете, где нас искать. – Воспитатель кивнул ему и отправился выполнять свои обязанности. Ксендз Старонь напрасно ждал в часовне до половины третьего. Ему передали, что задержанная отказалась от встречи с ним. Воспитатель из уважения к представителю духовенства не стал повторять нецензурные выражения, которыми она воспользовалась, чтобы выразить свое отношение к католической вере и ее служителям. Прокурор Эдита Зюлковская последний раз перед выходом из дома посмотрелась в зеркало. Ей было жаль, что в суде придется надеть мантию, которая скроет ее последнее приобретение – черный сарафан чуть выше колена от «Макс Мара». Чтобы в него втиснуться, она в течение нескольких месяцев ела только зеленый салат и мандарины. Никакого сливочного или даже растительного масла, сыра. Если белок, то только в виде обезжиренного творога. Мясо – вареная курица без приправ и соли, так как соль задерживает воду в организме. Вкус макарон и хлеба она забыла еще несколько лет назад. У предательских углеводов не было никаких шансов повредить ее безукоризненной фигуре. Драконовская диета прекрасно иллюстрировала отношение Зюлковской к жизни. Машина ее содержалась в идеальной чистоте, даже детям сестры не позволялось касаться бежевой обивки. К ней домой через день приходили из клининговой компании. Зюлковская даже в темноте могла найти любой нужный ей предмет, а пароли, пин-коды и номера дел, которые вела, знала наизусть. У нее был только один недостаток. Она постоянно опаздывала. Несмотря на несколько заведенных будильников, умудрялась проспать и, кроме того, часто путалась в датах и часах назначенных встреч. Однако, с тех пор как после развода она связала свою жизнь с Якобом Венцелем, адвокатом, а в настоящий момент членом правления фонда доверителей SEIF, он следил за тем, чтобы на важных встречах Эдита появлялась пунктуально. Она услышала сигнал входящего СМС-сообщения. «С человеком на Ф. все в порядке?» – прочла она. Эдита улыбнулась. «Моя договорилась по поводу этого дела сегодня утром. Встреча покажет, пройдет это все или нет», – ответила она. «Тетка должна дать окончательный ответ в понедельник. Мой говорит, что должна размякнуть, но я хочу быть уверена, потому что боковые ни к черту», – прочла она через мгновение. «Понедельник на 99 % будет ОК». Она снова услышала сигнал, прежде чем закончила писать ответ. «Супер». Эдита ненадолго задумалась. За это время она успела подкрасить губы телесной помадой и осталась довольна эффектом, увиденным в зеркале. «Я бы не сказала», – написала она. И следом отправила еще: «Это не то, что он обещал». Эдита надела замшевые сапоги на шпильках. Их будет видно из-под мантии. Она взяла небольшую сумочку и портфель с документами. К выходу готова. «Так, может, наплевать?» – было в очередном сообщении. Подумав немного, она так ничего и не ответила. Посмотрела на часы. – Холера, – пробормотала Эдита. – Опять опоздаю. Она выбежала на улицу и поймала такси. Люция вылезла из полицейской машины и сразу же набросила на голову объемный капюшон новой толстовки. Конвоиры окружили девушку со всех сторон, защищая, насколько это было возможно, от объективов фоторепортеров. Наручники врезались в запястья. Она шла ровным шагом, кроссовки «Лакост», которые ей принесла адвокатесса, были очень удобными, хотя и не слишком крутыми на вид. Но когда одна из сокамерниц уставилась на вышитого на пятке крокодильчика, Люция почувствовала прилив сил. Она решила, что все делает правильно. Буль обещал ей помощь и пока держит слово. Согласно договоренности, она не собиралась ничего менять в своей линии защиты. – Почему ты выстрелила, Ланге? – услышала она крик, и из-за угла на нее набросилась толпа телевизионщиков. Накачанный мужчина совал ей под нос микрофон. – Попрошу отойти! – Конвой быстро справился с журналистами. Люция вошла в зал суда. На дверях она увидела красную табличку: «Закрытое судебное разбирательство». Люция с трудом сдержала улыбку, почувствовав себя почти звездой. После того как ей указали на место для обвиняемых, она села, расправила плечи, сняла с головы капюшон и стала спокойно ждать развития событий. Ее адвокат уже была на месте. Сегодня Малгожата Пилат выглядела только на полмиллиона. Видимо, это была часть стратегии, целью которой было не раздражать судей. Она как будто не замечала свою подопечную, но через пару минут, как только судебный секретарь отлучилась со своего поста, обернулась и отругала ее: – В таком виде нельзя сюда приходить. Люция удивилась. Адвокатесса ведь сама передала ей эти вещи. – Белая блузка, черный жакет, волосы собраны, а этот пирсинг – немедленно снять. – Она указала на ухо, нос и губу. И прошипела: – Срочно убрать, сию секунду. Люция послушно начала снимать бижутерию. Адвокатесса протянула руку. Люция отдала свой скарб. – А вы не потеряете? – Все будет в большей безопасности, чем в сейфе, дитя мое, – заявила она и убрала украшения в портфель. Место прокурора пустовало. Судья посматривала на часы, ворча на тему потерянного времени и неуважения к суду. Наконец она начала зачитывать решение о переносе дела на другую дату и уже дошла до штрафа за усложнение работы судебных органов, как в зал ворвалась нарядная обвинительница. Она кивнула, шепнула «Извините» и заняла свое место, в спешке натягивая мантию. Судья начала заседание, кипя от возмущения. Зюлковская зачитала заявление о продлении ареста на очередные три месяца. В качестве мотивации сообщила, что пострадавшая указала на задержанную, упомянула о перчатке с запахом и найденных у Люции деньгах. Выглядела хорошо подготовленной. – Спасибо, пани прокурор, – произнесла судья, после чего добавила: – В следующий раз я накажу вас штрафом. Решение было почти готово. Прокурор с триумфальным видом села на свое место. Она обменялась взглядами с адвокатом, не скрывая удовлетворения. Адвокат Малгожата Пилат встала и, прежде чем начать говорить, предложила суду ознакомиться с комплектом документов в двух экземплярах, один из которых секретарь тут же передала прокурору. Эдита Зюлковская начала их вяло просматривать. – Уважаемый суд, – начала трагическим тоном защитница. – Прошу приобщить к делу данные документы, а также заявление о смене меры пресечения на надзор полиции по месту жительства. На этом я закончу свое выступление, чтобы исключить необходимость записи моей речи, поскольку это требовало бы дальнейшей ревизии. Я предпочитаю подождать решения суда и готова дать комментарии, если будет необходимо. В зале стало тихо. Судья медленно читала документы. Наконец она обратилась к защитнице со всей строгостью: – Почему защита только сейчас указывает на формальные ошибки в проведении экспертизы? – Уважаемый суд, – адвокатесса снова тяжело вздохнула, как будто сбор документов измучил ее, – мне тоже очень жаль, но я только вчера приняла на себя защиту этой клиентки. Мне было необходимо время для внимательного анализа материалов дела. Я уверена, что суд также их читал и обратил внимание на явные ошибки в проведении следствия. Эти материалы – всего лишь необходимая попытка подтверждения допущенных погрешностей. Судья поправила гербовую цепь на шее. Еще раз просмотрела документы и спросила: – Раз уж вы только вчера приняли от адвоката Мартиняка обязанности по защите обвиняемой, каким образом удалось собрать более тысячи подписей под ходатайством в поддержку Люции Ланге? Люция сидела, рассматривая спину своей защитницы, и просто умирала от любопытства. Она не имела никакого понятия, какие именно бумаги приобщаются к делу, и очень сожалела о том, что не прочла документы прежде, чем подписать их. Теперь было уже поздно. Судя по всему, содержание бумаг было известно всем, кроме нее и прокурорши, которая, кстати, не очень интересовалась процессом, так как была занята написанием под столом СМС-сообщений. – Ксендз Мартин Старонь во время вчерашней мессы объявил свою позицию относительно дела, и верующие подписались. Принимая во внимание не очень высокую посещаемость храма Рождества Христова по сравнению с тем, какое количество людей приходит на мессы ксендза Староня в гарнизонном костеле и других гданьских базиликах, это сравнительно небольшое число. – Является ли декларация ксендза окончательной? – Конечно, – заверила адвокат Малгожата Пилат. – Он готов в любое время подтвердить ее лично, если суд сочтет это необходимым. Судья обратилась к прокурору: – Есть ли дополнения у обвинения? – Прошу отклонить эти заявления, – промямлила Зюлковская. – У меня не было времени ознакомиться с ними. – Означает ли это, что прокурор заявляет о необходимости перерыва в рассмотрении дела, чтобы ознакомиться с материалами? Или прокурор просит об отклонении заявлений? Будьте добры уточнить. Прочтение формулировки «мыло с запахом лайма» занимает несколько секунд и не требует перерыва. Суд считает, что прокуратура достаточно ознакомлена с материалами, собранными по делу, если заявляет о продлении ареста обвиняемой на три месяца, убийстве и попытке убийства. – Судья c удовольствием бросила камень в огород прокурора. Зюлковская на какое-то время потеряла дар речи и, наклонив голову, уставилась на документы, разложенные перед ней на столе. В этот момент завибрировал телефон. Судья еще сильнее сжала губы в тоненькую линию. – Суд просит уточнения, – произнесла она зловеще. Присяжные заседатели молча наблюдали за сценой. Один из них что-то шепнул председателю комисии. – Прошу отклонить заявления, – проговорила прокурор и, раздавленная, опустилась на стул. Судья поправила цепь и сделала знак секретарю, после чего начала диктовать: