– Ты шутишь! – возмутился Дух. – Нисколько. Ты же знаешь, что у меня нет чувства юмора, – закончил дискуссию Валигура. – Они здесь в командировке, пусть стараются. Вех принял дело и дал нам распоряжения. Тебе ясно определили фронт работ. – Ты хочешь забрать его у меня? Что мне, отдать его им? – Я серьезно тебе говорю, оставь в покое Стоги и старое дело, – повторил Валигура. – Это их человек. Следи только за тем, чтобы наши выполняли свою работу. – Что ты имеешь в виду? – То, что пока они этим занимаются, наши с тобой задницы находятся выше линии огня. Нас интересует только этот труп. Пусть себе ковыряются в архивах. – Как хочешь. – Духновский пожал плечами. – Мое дело маленькое. Валигура уже вышел в коридор, когда позвонил дежурный. Духновский ответил. Ему сообщили, что сейчас его переключат на внешний звонок. Дух закрыл трубку рукой. – Конрад! – крикнул он шефу. – Один вопросик! Валигура развернулся. Он протяжно зевнул, так как тоже порядочно устал. – Что? Дух застыл в ожидании, вглядываясь в лицо Конрада. – На какой машине ты ездил в девяносто четвертом сразу после Нового года? – А в чем дело? – удивился Валигура. – Марка тачки, цвет, год. – Не помню. Это было сто лет назад. – Смотри, я могу сам проверить, – пригрозил Дух. На минуту они сцепились взглядами, наконец Валигура капитулировал. – Кажется, у меня не было своей машины, – ответил он миролюбиво. – Служебная всегда самая лучшая. Зачем тебе это? – Просто так спросил, – ответил Духновский и убрал руку с трубки. – Соединяйте. Валигура быстро вышел в коридор и двинулся к лифту. Но вдруг передумал и направился к лестнице. Между этажами он вынул из кармана телефон и написал эсэмэску: «Завтра не раньше 14. Одна». Дух тем временем проверил, не отклеилась ли жвачка с противопожарного датчика, и, поскольку проверка прошла удачно, вынул из пачки последнюю сигарету. – Все сидишь? – услышал он голос Залусской. – Стою, а что? Имею право. – Он глубоко затянулся. – Люблю постоять на работе посреди ночи. Тем более что мой кот, видимо, все равно уже сдох от голода и тоски, поэтому спешить мне некуда и незачем. Ничего, заведу нового. Тот был косой. Куплю плюшевого, не будет мне гадить в выходные ботинки. И если ты пришла поговорить о песнях, то, может, я назову его Вальдемар. Прекрасное имя для игрушки. Черная маска будет ему к лицу. – Я не о том Вальдемаре. Я уже проверила у источника, – отрезала Саша и тут же добавила: – Но не стану изводить тебя неподтвержденными гипотезами. Я сама его допрошу. Наверное, это все равно не имеет для вас особого значения. Это связано со старым делом, но только не в полночь, а на рассвете. – Чудесно. Раздумья покоя не дают? У тебя, я вижу, тоже бессонница. Восход я люблю, лишь бы не в одиночку. Саше, однако, было не до шуток. Она резко перебила его: – Это хорошо, что ты стоишь. Быстрее спустишься, я припарковалась при входе. Прости мне такой явный подрыв авторитета, но я не могу выйти из машины. У меня есть клиент для тебя. Явка с повинной. – Явка куда? – В СИЗО, Дух. – Еще один? Давай утром, я есть хочу. Саша охнула. – Так пошли сюда кого-нибудь. – Кого? Закрой его в холодильнике, в сейфе, гараже. Я не знаю. – Насколько тебе известно, я не владею ни одним из видов единоборств и не люблю потеть. К тому же будет дешевле не летать за ним в Гамбург, раз уж он сам решил прийти. У него есть билет на самолет. Еще успеет, если захочет. Регистрацию закроют только через три часа. Я не стану торчать тут до утра. И будь добр отвечать на звонки, тебя едва нашли. Она отключилась. Дух очень медленно влез на стол, отклеил жвачку и бросил ее в мусорное ведро. Потом разобрался с бумагами и только после этого направился к выходу. В дверях он столкнулся с Валигурой. Оба удивились новой встрече. Капитан сказал дежурному, чтобы тот прислал ему человека для помощи в задержании. Они подошли к черному лимузину с тонированными стеклами. – Опять кто-то умер? – буркнул Дух. Саша сделала знак сидящему рядом мужчине. Тот вышел из машины. – Представляю вашему вниманию Войцеха Фришке, фамилия по отцу – Старонь. Второй из близнецов. Персонаж, точная копия священника, был в сутане. Он не сказал ни слова, только слегка наклонился к Залусской, взял небольшую дорожную сумку и молча пошел за полицейскими. – Надвое бабушка сказала. Так это говорится? – прошептал Дух Валигуре. – Этот день когда-нибудь закончится? – Ночь, дорогой мой, – поправил его слегка повеселевший шеф. – Даже, я бы сказал, полночь. И есть девушка полночи. – Споки, прорвемся, – пообещал ему Дух с выражением лица гроссмейстера. – Я не с такими оперетками справлялся. – Что ж, в данной ситуации желаю вам относительно удачного вечера, – попрощался Валигура. – Нет, спасибо. – Саша указала на лимузин. – Это собственность курии, которую надо вернуть. Но не остается ничего иного, как временно ее реквизировать. Мне надо утром заехать к матери за ребенком, а то дочь забудет, как я выгляжу, или того хуже: органы опеки начнут проявлять нездоровый интерес. – Я вас отвезу, – предложил уже абсолютно серьезный Валигура. Дух поднял бровь от удивления. – Однажды мы уже одолжили машину, не оформив бумажек. Лучше не искушать судьбу в очередной раз. Залусская молча вручила ключи Духновскому и пошла за шефом. – А я вам что, шофер-перегонщик? – крикнул он им вслед. Те даже не обернулись. Дух услышал только, как Валигура смеется. Видимо, Саша рассказывала ему по дороге что-то забавное. Дух неподвижно стоял еще некоторое время. Он перевел взгляд на кафешку напротив. Когда он закончит работу, она как раз откроется. Надо будет отправить кого-нибудь за едой для себя. На этот раз это будет не патрульный. За гамбургером для пана капитана отправится кто-нибудь званием повыше. Духновский уже представлял себе мину Конрада, когда он позвонит ему с таким распоряжением. Ах эта сладкая месть. Настроение чуть улучшилось. Люция опять оказалась в СИЗО. И если в прошлый раз, хоть и с трудом, ей удавалось сохранять спокойствие, то сегодня она была абсолютно раздавлена. Порядки были ей известны. То, как вести себя в этом заведении, – тоже. Она понимала, что, раз уж ксендз задержан, рассчитывать на чудо бессмысленно. Адвокат не прибудет с неожиданной помощью. На этот раз она не боялась. Буль, ее главный оппонент, был мертв. К счастью, Иза Козак по-прежнему жива. Правда, она опять наговорила какой-то ереси, но Люция была уверена, что на этот раз никто не примет всерьез ее обвинений. Больше врагов у нее не было. Может быть, поэтому она уже почти не злилась на бывшую подругу. Люция скорее сочувствовала ей. Если на какую-то тень Иза отреагировала потерей сознания, это означает, что ею руководил исключительно страх. Правда, Люция не понимала, почему ни один из врачей до сих пор не сказал, что это именно она спасла Изе жизнь. Но выяснение ситуации – лишь дело времени. Когда она нашла бесчувственную Изу в туалете, сразу же позвала медсестру. Она даже не дотронулась до нее, так как не понимала, что произошло. В палату, в которой лежала охраняемая пациентка, мог войти любой. Даже ребенку удалось бы отвлечь внимание скучающего полицейского от двери, с которой он должен был не сводить глаз. А после инцидента Ланге вовсе не сбежала, хотя именно так написали в протоколе. Просто у нее не было времени ждать и она не хотела давать показания. У Люции не было желания ни перед кем оправдываться. Когда ее задержали, она поняла, что рассчитывать может только на саму себя. Просто начнет говорить. Она знает столько, что попросту откупится информацией. Единственное ее беспокоило – это то, что у нее забрали документы Буля. Только бы они не потерялись и не испортились. Она рассчитывала на то, что это будет ее козырной картой, подтверждением слов, вещественным доказательством. Правда, у нее были копии, но это все-таки не то что оригиналы. Кроме того, существовал риск, что полиция проведет выгодную ей селекцию документов. К счастью, она успела надежно спрятать сканы. К Изе она пошла только затем, чтобы систематизировать собранные данные. Ей не верилось, что Иза Козак когда-нибудь скажет правду. Возможно, она принимала в этом участие и не в ее интересах кого-либо сдавать. Или Иза на самом деле страдает амнезией и не знает, кто в нее стрелял. Только в этом случае ей следовало сразу признаться. Кроме того, она намеренно врала по другим, более важным вопросам. После явной показательной казни Буля она сильно рисковала. Но Иза всегда была доверчивой. На ее месте Люция уже давно ушла бы от мужа-алкоголика. Они были разными во всем. Только поэтому их псевдодружба была возможна. Люция не считала себя азартной, но, когда надо, могла поставить все на одну карту. Но только если не сомневалась в выигрыше. Сейчас ей хотелось просто выжить. Она была ничего не значащей пешкой в этой игре, причем должна сама беречь свою задницу. Никогда, ни до и ни после, она не воспринимала эти слова настолько буквально. Она встала в очередь перед тюремным телефоном-автоматом, обдумывая первые фразы, которые сейчас произнесет. Когда очередь подошла, гладкие, грамотно составленные предложения немедленно испарились. Она решила действовать стихийно. Вытащив из кармана визитку профайлера, набрала номер. У нее все еще оставалось право на один звонок. Она не использовала его для ни разговора с тетей, ни с адвокатом. Люция знала, что только Залусская способна ей помочь. Несмотря на многие чудачества, психолог казалась ей человеком, которому можно довериться. Прежде всего потому, что та была человеком независимым, действующим вне полицейской среды. Люция уже не доверяла ни полиции, ни прокуратуре, ни даже суду. Большинство ключевых процессов, связанных с этим делом, были разыграны как по нотам, и это не имело ничего общего с теорией заговора. Сама она была живым примером этому, хотя вряд ли кому-нибудь удалось бы хоть что-то доказать. Сеть, связывающая следственные органы, бизнес и криминальные элементы, по-прежнему оставалась очень тесной. В другой стране такую систему связей назвали бы мафией, но в Польше никто ничего не замечал. Определение «мафия», как и прежде, относилось к бритоголовым браткам в спортивных штанах и с бейсбольными битами в руках. Люди в белых перчатках, подписывающие многомиллионные сделки, были намного более опасны, и, хотя за ними велось наблюдение – дело наверняка мониторили какие-то тайные службы, – никто не рисковал им хоть что-то инкриминировать. Когда сняли трубку, она услышала какой-то стук, вибрацию и веселый смех ребенка, который ответил на звонок и по-английски спросил ее фамилию. Люция сначала запнулась. Не представляясь, на ломаном английском она попросила пригласить кого-то из взрослых. Спустя мгновение у аппарата была сама Залусская. Люция не отметила в ее голосе ни удивления, ни радости. Саша лишь спросила, насколько серьезно Люция настроена на встречу с ней, потому что ей не хотелось бы зря приглашать няню для ребенка. Люция сказала Саше, что дополнением ее показаний будут документы, которые у нее конфисковали полицейские. – Там есть все, – добавила она и замолчала, ожидая реакции. – Я постараюсь получить разрешение на свидание, – бросила профайлер. Но потом сказала уже теплее: – Не знаю, как много времени это займет. Необходимо согласие прокуратуры. Если передумаешь – дай знать через воспитателя. – Не передумаю, – заверила ее заключенная и повесила трубку. Она пошла сделать себе кофе. Соседка по камере благодушно одолжила ей четыре ложки молотого. Люция не знала, когда сможет закупиться в тюремном магазинчике. Кроме денег, которые дал ей викарий, у нее не было ни копейки. Милостыни, которую он сунул ей на прощание, хватило на две поездки в такси. Если бы она тогда не стала ждать более дешевую машину, возможно, ее бы и не поймали. Тот, кто утверж дает, что деньги не главное, никогда не был беден. В «замке» все знали, кто такая Ланге и за чью голову сидит. Ходили сплетни о деньгах, которые она украла у мафии. Число нулей росло с каждым днем. Люция перестала хоть что-то отрицать. Обнаружила, что далеко не все демонстрировали ей свое презрение. Большинство заключенных относились к ней с уважением, возможно, даже слегка побаивались. Это удивляло Люцию и одновременно приятно щекотало ее тщеславие. Она не хотела пока выводить товарок из заблуждения. Уважение в этом месте значительно облегчало жизнь. В обмен на кофе Люция пообещала сигарету (у нее было еще полпачки «кэмела», доставшихся от адвоката) и свою поддержку. Заключенная лучезарно улыбнулась и сразу же начала ей прислуживать. Ланге жестом показала ей, чтобы она вышла из камеры. – Когда мне будет нужна служанка, я скажу. Мать могла бы гордиться ею. Умение адаптироваться к любым условиям было у Люции в генах. Она залила кофе кипятком и, пользуясь отсутствием соседки, взяла из ее коробки пять кусочков сахара. Раз уж ей придется пить такие помои, так пусть они хотя бы будут сладкими. Она подумала, что человек в состоянии приспособиться к любым условиям, но, если у него есть хоть капля амбиций, он постоянно будет пытаться улучшить себе жизнь. Тут до нее вдруг дошло, что она совершила первую в жизни кражу. Поколебавшись с минуту, она положила рядом с коробкой сахара соседки еще две сигареты. Честь – это самое главное. – Не знаю, – призналась Тамара Соха. Ее вызвали, чтобы она перед очной ставкой взглянула предварительно на сигналетические снимки близнецов. Ни один из братьев не сознался в убийстве Иглы. Оба отказались от дачи показаний. Их сфотографировали в обычной одежде. Воротничок и сутана попали в тюремный депозит вместе с дорожной сумкой, в которой находилось все имущество священника. Курия реквизировала столу и всю утварь, необходимую для проведения богослужений. Был составлен соответствующий протокол. Видимо, тем самым церковь перешла на другую сторону баррикады и решила откреститься от приносящего неприятности коллеги. Несколько церковников уже отказались от предоставления алиби Староню. Дух был уверен, что, если найдет приличные доказательства, можно будет рассчитывать на их помощь. Такую же мощную, как нескрываемая прежде враждебность. Представители духовенства – до тех пор стеной стоявшие за своего коллегу – больше всего на свете любят, чтобы их руки оставались чистыми. Но он пока воздерживался от того, чтобы допрашивать их, дабы избежать ненужного хаоса. – Не знаю, кого именно я тогда подвозила, но это был один из них, – заявила Тамара. – Вы можете идти, – произнес Духновский.