– Вот оно что… Понятно. – Турссона незамедлительно уволят. – Сколько ему лет? – Честно говоря, я не знаю. Я с ним никогда не встречался. – Не увольняйте его. Он звонил мне; судя по голосу, это молодой и неопытный репортер. – Но такие акции нельзя оставлять без последствий. – Если хотите знать мое мнение, то ситуация, когда главный редактор газеты, принадлежащей семье Вангеров, нападает на журнал, совладельцем и членом правления которого является Хенрик Вангер, представляется мне несколько абсурдной. Получается, что главный редактор Карлман нападает на вас с Хенриком. Мартин Вангер задумался, затем медленно покачал головой: – Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я должен возложить ответственность на действительного виновника. Карлман является совладельцем концерна и ведет против меня давнюю войну, но этот случай гораздо больше похож на месть Биргера за то, что вы осадили его в коридоре больницы. Вы для него как соринка в глазу. – Я знаю. Поэтому и считаю, что Турссон здесь ни при чем. Разве может юный практикант или стажер отказаться, когда главный редактор диктует ему, что писать и как писать? – Я могу потребовать, чтобы перед вами завтра же извинились, причем на первой полосе. – Не стоит. Это приведет к долгой войне, которая крайне осложнит ситуацию. – Значит, вы считаете, что мне не следует что-либо предпринимать? – Это бессмысленно. Карлман будет сопротивляться, и вас могут выставить в невыгодном свете: мол, владелец газеты пытается незаконно повлиять на свободу слова и общественное мнение. – Простите, Микаэль, но я с вами не согласен. У меня ведь тоже есть право на свое мнение. Я считаю эту статью предвзятой и клеветнической и намерен открыто заявить о своей позиции. Я ведь замещаю Хенрика в правлении «Миллениума» и в этой роли не могу допустить, чтобы подобные нападки на наш журнал оставались без ответа. – Ну что ж, согласен. – Я потребую, чтобы моя реплика была опубликована. И я выставлю Карлмана полным идиотом. Пусть пеняет на себя. – Что ж, вы имеете право поступать согласно собственным убеждениям. – Для меня также важно убедить вас в том, что я не имею никакого отношения к этому позору. – Я вам верю, – сказал Микаэль. – Кроме того, я не хочу сейчас касаться этой темы, но после этой статьи становится еще более актуально то, о чем мы уже говорили. Вам необходимо вернуться в редакцию «Миллениума», чтобы мы могли выступать единым фронтом. Пока вас там нет, вся эта брехня не затихнет. Лично я верю в «Миллениум» и убежден, что вместе мы в силах выиграть это сражение. – Мне понятна ваша позиция, но теперь уже моя очередь не согласиться с вами. Я не могу разорвать контракт с Хенриком и на самом деле вовсе не хочу этого делать. Видите ли, я действительно привязался к Хенрику. А вся эта история с Харриет… – Да? – Я понимаю, что для вас это тяжело и что Хенрик сосредоточен на этой истории уже много лет… – Между нами говоря, я очень люблю Хенрика, и он мой учитель, но когда речь заходит о Харриет, он буквально теряет чувство реальности… – В самом начале, когда Хенрик предложил мне эту работу, я относился к ней как к пустой трате времени. Но дело в том, что вопреки ожиданиям мы обнаружили новые материалы. Не исключено, что очень скоро мы, возможно, сумеем дать ответ на вопрос, что же с ней произошло. – А вы не можете сказать, что именно нашли? – Согласно контракту, я не имею права обсуждать это с кем-либо без личного разрешения Хенрика. Мартин упер подбородок в руку, и Микаэль прочитал в его глазах сомнение. В конце концов Вангер принял решение: – Ладно, в таком случае самое лучшее, что мы можем сделать, – как можно скорее разобраться с загадкой Харриет. Тогда договоримся так: я буду оказывать вам всяческую поддержку, чтобы вы как можно скорее смогли успешно завершить свою работу и вернуться в «Миллениум». – Отлично. Мне бы не хотелось сражаться еще и с вами. – Сражаться со мною не нужно. Я буду полностью вас поддерживать. Если у вас возникнут проблемы, можете на меня рассчитывать. Я буду прессовать Биргера, чтобы тот не смел чинить вам никаких препятствий. А еще поговорю с Сесилией и постараюсь успокоить ее. – Спасибо. Мне необходимо задать ей кое-какие вопросы, а она уже месяц игнорирует мои попытки с ней поговорить. Мартин Вангер внезапно улыбнулся: – Возможно, вам следует для начала просто выяснить с ней отношения… Но уж тут я ни при чем. Они пожали друг другу руки. Лисбет Саландер молча прислушивалась к беседе Микаэля и Мартина. Когда последний ушел, она потянулась за «Хедестадс-курирен» и пробежала глазами статью. Потом отодвинула газету, но ее содержание комментировать не стала. А Микаэль задумался. Гуннар Карлман родился в 1942 году, и, следовательно, в 1966‑м ему было двадцать четыре года. И он тоже находился на острове в тот день, когда исчезла Харриет. После завтрака Микаэль усадил «ассистента-исследователя» читать полицейские протоколы по поводу исчезновения Харриет. Кроме того, он передал ей материалы частного расследования Хенрика, а также все фотографии аварии на мосту. А сам отправился к Дирку Фруде и попросил его составить контракт, согласно которому они нанимали Лисбет сотрудником сроком на месяц. Вернувшись в дом, Блумквист обнаружил, что девушка перешла в сад и сидит, с головой погруженная в полицейские протоколы. Микаэль зашел в дом и подогрел кофе, параллельно наблюдая за ней из окна кухни. Саландер, казалось, просто перелистывала дела, уделяя каждой странице не более десяти или пятнадцати секунд. Микаэля изумило, каким образом она при таком небрежном подходе к материалам умудряется отпускать такие компетентные комментарии. Он взял с собой две чашки кофе и составил ей компанию за столиком в саду. – Ты написал вот это об исчезновении Харриет до того, как тебе пришло в голову, что мы ищем серийного убийцу? – спросила она. – Да. Я записывал то, что считал важным – вопросы, которые я хотел задать Хенрику Вангеру, и все прочее. Ты наверняка обратила внимание, что весь материал изложен довольно бессистемно. До сих пор я, собственно говоря, просто бродил в потемках наугад, пытаясь написать некую историю – в формате одной главы из биографии Хенрика Вангера. – А что теперь? – Раньше все внимание исследователей было сосредоточено на острове и на происходивших там событиях. Теперь же я уверен, что история началась в Хедестаде, на несколько часов раньше. Это меняет угол зрения. Лисбет кивнула. Она задумалась. – А ты просто молодец, что сообразил насчет тех снимков, – сказала она. Микаэль поднял брови. Лисбет Саландер, казалось, не слишком склонна расточать похвалы, и он почувствовал себя крайне польщенным. С другой стороны, с журналистской точки зрения, он действительно достиг в этом деле успеха. – Теперь тебе пора уточнить детали, – продолжала она. – Кстати, чем закончилась история с тем снимком, за которым ты охотился в Нуршё? – Ты хочешь сказать, что не посмотрела снимки в моем компьютере? – Еще не успела. Мне хотелось прочитать, каким образом ты рассуждал и какие сделал выводы. Микаэль вздохнул, включил лэптоп и загрузил папку с фотографиями. – Ты не поверишь. Посещение Нуршё оказалось успешным, но результат меня полностью разочаровал. Иными словами, ту фотографию я нашел, но толку от нее почти никакого. Та женщина, Милдред Берггрен, аккуратно вклеивала в альбом и хранила все до единой отпускные фотографии – и большие, и маленькие. Среди них была и эта, снятая на дешевой цветной пленке. За тридцать семь лет она поблекла и местами сильно пожелтела, но у Милдред в коробке из-под туфель сохранились негативы. Она отдала их мне, чтобы я отсканировал все негативы из Хедестада. Вот то, что увидела Харриет. Он кликнул на фотографию с номером документа [Harriet/bd‑19.esp]. Лисбет поняла, почему он так расстроен. Она увидела снятую широким объективом не слишком четкую фотографию, на которой плясали клоуны на детском празднике. На заднем плане просматривался угол магазина модной мужской одежды Сундстрёма. На тротуаре, тоже в отдалении, стояли человек десять, между клоунами и капотом движущегося грузовика. – Я полагаю, что она смотрела вот на этого человека. Во-первых, потому, что использовал методику триангуляции, с учетом угла поворота ее лица – я точно изобразил этот перекресток. А во-вторых, потому, что только этот человек, похоже, смотрит прямо в объектив. То есть он смотрит на Харриет. Лисбет увидела нечеткую фигуру, стоящую чуть позади зрителей, возле самого угла поперечной улицы. На нем (или на ней) была темная стеганая куртка с красными вставками на плечах и темные брюки, возможно, джинсы. Микаэль увеличил фотографию так, что верхняя часть фигуры – выше талии – заполнила весь экран. Изображение сразу стало еще более расплывчатым. – Это мужчина. Рост примерно метр восемьдесят, телосложение обычное. У него средней длины русые волосы, бороды нет. Но различить черты лица невозможно, равно как и прикинуть возраст – он может колебаться от подросткового до среднего. – С фотографией можно поработать… – Я пробовал. Даже посылал ее Кристеру Мальму из «Миллениума», а ему в этом деле нет равных. Микаэль кликнул на другую фотографию. – Вот самый лучший вариант из тех, что удалось получить. Но снимок сделан очень примитивной фотокамерой и на слишком большом расстоянии. – А ты кому-нибудь его показывал? Люди могут узнать его по осанке… – Я показывал снимок Дирку Фруде. Он понятия не имеет, кто это может быть. – Дирк Фруде, как вариант, не самый наблюдательный человек в Хедестаде. – Да, но ведь я работаю на него и на Хенрика Вангера. Я хочу сперва показать снимок Хенрику, а потом уже двигаться дальше. – Он может быть просто случайным персонажем. – Не исключено. Однако, похоже, именно он произвел на Харриет такое мощное впечатление.