Всю следующую неделю практически все время Микаэль и Лисбет занимались делом Харриет, если не считать часов, потраченных на сон. Лисбет продолжала читать материалы следствия и по-прежнему задавала Микаэлю вопросы, на которые тот отвечал или пытался отвечать. Она требовала точных и однозначных ответов; любая неясность приводила к продолжительным дискуссиям. Они потратили почти целый день на то, что изучали передвижения всех фигурантов дела во время аварии на мосту. А Лисбет все больше и больше покоряла Микаэля, он открывал в ней новые черты. Всего лишь бегло листая материалы расследования, в каждом эпизоде она безошибочно находила самые запутанные и противоречивые детали. Во второй половине дня, когда их донимала жара в саду, они делали перерыв. Несколько раз ходили купаться в канале или прогуливались до террасы «Кафе Сусанны». Его хозяйка, кстати, вдруг стала обращаться с Микаэлем демонстративно холодно. Блумквист предполагал, что причина – в Лисбет. Ведь Саландер выглядела намного моложе своих лет, и в глазах Сусанны он, похоже, превратился в типа с замашками педофила. Ничего себе… Каждый вечер Микаэль совершал пробежки. Когда он, весь мокрый и запыхавшийся, возвращался домой, Лисбет воздерживалась от комментариев, но беготня по пересеченной местности явно не соответствовала ее представлениям о летних удовольствиях. – Мне сорок с небольшим, – объяснил ей Микаэль. – Чтобы моя талия не расползлась безобразным образом, я должен двигаться. – Угу. – Ты никогда не тренируешься? – Иногда боксирую. – Боксируешь? – Ага. Ну, знаешь, в перчатках. Микаэль пошел в душ и попытался представить себе Лисбет на боксерском ринге. Она вполне могла над ним и подшучивать, и это стоило уточнить. – В каком весе ты боксируешь? – Ни в каком. Просто иногда боксирую с парнями в клубе. «Почему-то я не удивлен», – подумал Микаэль. Однако он отметил, что Саландер наконец-то хоть что-то рассказала о себе. Впрочем, основные факты ее биографии оставались для него по-прежнему загадкой: как получилось, что она стала работать у Арманского, какое у нее образование или чем занимаются ее родители. Как только Микаэль пытался задавать ей вопросы о личной жизни, Лисбет сразу закрывалась, как ракушка, и отвечала односложно – или не отвечала вовсе. Однажды днем девушка вдруг отложила папку и взглянула на Микаэля, нахмурив брови: – Что тебе известно об Отто Фальке? О пасторе? – Почти ничего. Теперь здесь пастор – женщина. В начале года я несколько раз встречался с нею в церкви, и она рассказала, что Фальк еще жив, но находится в гериатрическом центре в Хедестаде. У него болезнь Альцгеймера. – А откуда он родом? – Из Хедестада. Учился в Уппсале, примерно в тридцатилетнем возрасте вернулся домой. – Он не был женат. И Харриет с ним общалась. – Почему ты спрашиваешь? – Я просто отметила, что этот сыскарь, Морелль, допрашивал его довольно обходительно. – В шестидесятые годы священники все еще занимали довольно высокое положение в обществе. И то, что он жил на острове, так сказать, рядом с власть имущими, было вполне нормально. – Меня интересует, насколько тщательно полиция обыскивала пасторскую усадьбу. На снимках виден большой деревянный дом; там наверняка имелось много мест, где можно было ненадолго спрятать тело. – Верно. Однако ничто в материале не указывает на связь пастора с серийными убийствами или с исчезновением Харриет. – Как раз напротив, – возразила Лисбет Саландер и усмехнулась. – Во-первых, он пастор, а у пасторов особое отношение к Библии. Во-вторых, он был последним человеком, который видел Харриет и разговаривал с ней. – Но он ведь сразу же направился к месту аварии и провел там несколько часов. Он виден на многих снимках, особенно в то время, когда, предположительно, исчезла Харриет. – Я могу опровергнуть его алиби. Но вообще-то мне сейчас подумалось о другом. Тут речь идет о садисте, убивающем женщин. – И что из этого? – Я тут… Короче, у меня весной образовалось немного свободного времени, и я кое-что почитала о садистах, совершенно по другому поводу. В частности, мне попалось руководство, выпущенное ФБР, где утверждается, что подавляющее большинство серийных убийц, которых удалось поймать и разоблачить, происходят из проблемных семей и что они еще в детстве любили издеваться над животными. Кроме того, в Штатах многие серийные убийцы были пойманы при поджогах. – Ты имеешь в виду принесение в жертву животных и сожжение тел? – Да. Во всех отмеченных Харриет убийствах фигурируют издевательства над животными и огонь. Но вообще-то я имела в виду то, что пасторская усадьба в конце семидесятых сгорела. Микаэль задумался. – Не очень убедительно, – сказал он наконец. Лисбет Саландер кивнула: – Согласна. Но это стоит взять на заметку. В расследовании я ничего не обнаружила о причинах пожара, и было бы любопытно узнать, происходили ли в шестидесятых годах другие «странные» пожары. Кроме того, неплохо бы проверить, не отмечались ли тогда в этих краях случаи издевательства над животными или нанесения им увечий. Когда на седьмой вечер своего пребывания в Хедебю Лисбет отправилась спать, она несколько злилась на Микаэля Блумквиста. Всю неделю она проводила с ним практически каждую минуту, конечно, кроме времени, отведенного на сон. Обычно же оказывалось достаточным семи минут в обществе другого человека, чтобы у нее начиналась головная боль. Лисбет давно уже отметила, что ей не так-то легко общаться с окружающими, и она уже свыклась с жизнью затворника. И она бы вполне ее удовлетворяла, только бы окружающие оставляли ее в покое и не мешали заниматься своими делами. Но, к сожалению, окружающие не проявляли достаточной мудрости и терпения. Ей приходилось отбиваться от разных социальных структур, детских воспитательно-исправительных учреждений, опекунского совета муниципалитета, налоговых управлений, полиции, кураторов, психологов, психиатров, учителей и гардеробщиков, которые (за исключением уже знавших ее вахтеров кафе «Мельница») не хотели пропускать ее в шалманы, хотя ей уже исполнилось двадцать пять лет. Целая толпа людей, казалось, не могла найти себе более достойного применения, кроме как при малейшей возможности пытаться контролировать ее жизнь и вносить свои коррективы в избранный ею способ существования. Лисбет рано усвоила, что слезами горю не поможешь. Она также поняла, что любая попытка привлечь чье-либо внимание к обстоятельствам ее жизни только портит эту самую жизнь. Следовательно, она должна была сама решать свои проблемы и использовать те методы, которые считала оптимальными. Адвокату Нильсу Бьюрману довелось испробовать это на себе. Микаэль Блумквист, как и все остальные, не мог отказать себе в удовольствии копаться в ее личной жизни и задавать вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. Зато реагировал он совершенно не так, как остальные. Когда она игнорировала его вопросы, он только пожимал плечами, переключался на другую тему и оставлял ее в покое. Вот это да! Когда в первое утро Лисбет добралась до его лэптопа, она, разумеется, перекачала оттуда всю информацию в свой компьютер. Теперь уже неважно, отстегнет ли он ее от дальнейшей работы, – доступ к материалу у нее все равно есть. Потом она попыталась намеренно спровоцировать его, демонстративно читая документы в его лэптопе. Она ожидала взрыва раздражения. А он лишь посмотрел на нее с каким-то побитым видом, попытался что-то сострить, отправился в душ, а потом начал обсуждать с ней то, что она прочла. Вот чудик. Она чуть не поверила в то, что он ей доверяет. Но вот то, что он в курсе ее хакерских замашек, представлялось ей делом серьезным. Лисбет Саландер знала, что хакерство, которым она занималась – и выполняя свои рабочие задания, и в качестве хобби, – на юридическом языке называлось незаконным проникновением в чужую компьютерную систему, квалифицировалось как компьютерное преступление и могло закончиться тюремным заключением сроком до двух лет. Для Лисбет это было очень чувствительно – конечно, ей не хотелось сидеть взаперти, а еще в тюрьме у нее, скорее всего, отнимут компьютер, лишив тем самым единственного занятия, которое у нее действительно хорошо получалась. Ей даже в голову не приходило делиться с Драганом Арманским или с кем-нибудь еще, каким образом она добывает информацию, за которую они платят. За исключением Чумы и нескольких персонажей из Сети – таких же, как и она, профессиональных хакеров, большинство из которых знали ее только как Осу и понятия не имели, кто она такая и где живет, – в ее тайну проник только Калле Блумквист. Он разоблачил ее, потому что она совершила оплошность, которой не позволит себе даже двенадцатилетний сопливый «зеленый» хакер, и это свидетельствовало о том, что она утратила бдительность и заслуживает приличной порки. Но он не пришел в бешенство и не перевернул все вверх дном, а вместо этого предложил ей работу. Поэтому Лисбет и злилась на него. Когда они съели по бутерброду на ночь и собрались идти спать, он вдруг спросил ее, классный ли она хакер. К собственному удивлению, Саландер ответила не задумываясь: – Наверное, лучший в стране. Ну, может, есть еще двое или трое моего уровня. В своей правоте Лисбет ничуть не сомневалась. Когда-то Чума был лучше ее, но она давно его опередила. В то же время ей было непривычно произносить эти слова вслух, раньше она никогда такое не говорила. Да собственно, ей и некому было об этом рассказывать, и вдруг ей стало приятно, что Блумквист восхищается ее способностями. Но потом, когда он спросил, как она освоила хакерские премудрости, Саландер напряглась. Да она и не знала, что отвечать. «Я всегда это умела», – могла бы она сказать. Но ничего не ответила, ушла и легла спать, даже не пожелав Микаэлю спокойной ночи. Тот никак не отреагировал на эту выходку – наверное, чтобы еще больше разозлить ее. Лисбет лежала, прислушиваясь к тому, как он перемещается по кухне, убирает и моет посуду. Он всегда ложился позже нее, но сейчас явно тоже отправится спать. Она слышала, что он прошел в ванную, а потом пошел к себе в спальню и закрыл дверь. Через некоторое время до нее донесся скрип его кровати, находившейся в полуметре от нее, за стеной. За неделю, которую она прожила у Блумквиста, он ни разу не попытался с ней флиртовать. Надо же – он работал вместе с ней, он интересовался ее мнением, он поправлял ее, когда она заблуждалась, он признавал ее правоту, когда она его отчитывала… Он обращался с ней по-человечески. Черт побери! Лисбет внезапно осознала, что ей нравится общество Микаэля Блумквиста и что она даже может ему доверять. Раньше она никому не доверяла, разве что Хольгеру Пальмгрену. Правда, совершенно по другой причине: Пальмгрен был предсказуемым и к тому же благодетелем. Лисбет встала, подошла к окну и, волнуясь, уставилась в темноту. Самым трудным для нее всегда было впервые показаться голой другому человеку. Она была уверена в том, что ее жилистое тело производит отталкивающее впечатление. Грудь – не грудь, просто насмешка какая-то, о бедрах и говорить нечего… С ее точки зрения, предлагать ей было особенно нечего. Но тем не менее она была самой обычной женщиной, с теми же плотскими желаниями, что и у других. Почти двадцать минут Лисбет раздумывала, а потом, собравшись с духом, приняла решение. Микаэль улегся и открыл роман Сары Парецки[87], как вдруг услышал скрип открывающейся двери и встретился взглядом с Лисбет Саландер, замотанной в простыню. Она молча стояла в дверях, словно о чем-то размышляла. – Что случилось? – спросил Микаэль. Она покачала головой. – Тебе что-нибудь нужно? Она подошла к нему, взяла книгу и положила ее на ночной столик. Потом наклонилась и поцеловала Микаэля в губы. Какие еще нужны намеки? Затем быстро проскользнула в его кровать, уселась и посмотрела на него изучающим взглядом. Опустила руку на простыню у него на животе. Поскольку никакого протеста с его стороны не последовало, она склонилась и укусила его за сосок. Микаэль пришел в полное замешательство. Через мгновение он схватил ее за плечи и отодвинул от себя, чтобы разглядеть ее лицо. Он нервничал. – Лисбет… не думаю, что это удачная идея. Нам ведь предстоит вместе работать. – Я хочу заняться с тобой сексом. Я буду по-прежнему работать с тобой, но мне будет с тобой чертовски трудно общаться, если ты меня отсюда выставишь. – Но мы ведь едва знаем друг друга. Девушка вдруг коротко усмехнулась, словно кашлянула: