– Но почему ты не хочешь общаться с полицией? – спросил Микаэль. – Я не общаюсь с властями. – Почему? – Даже не буду отвечать на этот вопрос. Но я не уверена, что твоя карьера журналиста не пострадала бы потому, что тебя раздевал Мартин Вангер, одиозный серийный убийца. Тебе не нравится кличка Калле Блумквист; а теперь представь себе, какие новые эпитеты к ней добавились бы… Микаэль строго посмотрел на нее, но решил больше не муссировать эту тему. – Нам предстоит решить одну задачу, – сказала Лисбет. Микаэль кивнул. – Что случилось с Харриет? Лисбет положила перед ним на стол два полароидных снимка и рассказала, где нашла их. Блумквист внимательно изучил фотографии, а потом посмотрел на Лисбет. – Это может быть она, – сказал он. – Поклясться я не могу, но, судя по фигуре и прическе, я уже видел ее на фотографиях. Микаэль с Лисбет еще час сидели в саду и обсуждали все детали. Они приближались к разгадке с разных сторон – и пришли к выводу, что именно Мартин Вангер и был недостающим звеном во всей цепочке их поисков. А Лисбет так и не заметила оставленную Микаэлем на столе фотографию. Она решила, что Микаэль совершил какой-то промах, после того как изучила снимки камер наружного наблюдения. Она подошла к дому Мартина Вангера со стороны набережной, заглянула во все окна, но не встретила ни единой живой души. Потом осторожно потрогала все двери и окна на первом этаже. Под конец залезла в дом через открытую балконную дверь второго этажа. Она потратила массу времени на то, чтобы проверить все помещения в доме – комнату за комнатой, но в конце концов обнаружила лестницу в погреб. Мартин совершил оплошность: он оставил дверь в камеру пыток приоткрытой. И Лисбет поняла, что происходит. Микаэль спросил, слышала ли она все, что говорил Мартин. – Нет, не все. Я пришла туда, когда он спрашивал тебя о том, что произошло с Харриет, перед тем как подвесить тебя на удавке. Я оставила вас на минутку, чтобы поискать оружие наверху. В гардеробе нашлись клюшки для гольфа. – Мартин Вангер не имел ни малейшего представления о том, что случилось с Харриет, – сказал Микаэль. – И ты ему поверил? – Да, представь себе, я ему поверил, – решительно ответил журналист. – Мартин Вангер вел себя как бешеный хорек… И откуда мне приходят в голову такие сравнения?.. Но он признался во всех совершенных убийствах. И говорил вполне откровенно. Мне кажется, он хотел мне понравиться. Но что касается Харриет, он столь же отчаянно, как и Хенрик Вангер, хотел узнать, что же на самом деле с ней произошло. – Ну… и какой из этого вывод? – Мы знаем, что первую серию убийств, между сорок девятым и шестьдесят пятым годами, совершил Готфрид Вангер. – Вот как. И он научил Мартина. – Стало быть, у них была деструктивная семья, – сказал Микаэль. – Так что у Мартина не было ни единого шанса развиться в нормального человека. Лисбет Саландер бросила на Микаэля удивленный взгляд. – Мартин рассказал мне – правда, по частям, – что отец учил его этому с тех пор, как он достиг половой зрелости. В шестьдесят втором году он присутствовал при убийстве Лии в Уддевалле. Ему тогда было четырнадцать лет. Он участвовал в убийстве Сары в шестьдесят четвертом, и на этот раз был не просто зрителем, а соучастником. Ему было шестнадцать. – И? – Мартин сказал, что он не гомосексуалист и никогда не дотрагивался до мужчины, за исключением своего отца. И я подумал, ну, просто сам по себе напрашивается вывод, что отец его насиловал. Половое принуждение, по всей видимости, продолжалось довольно долгое время. Его, если можно так сказать, воспитал собственный отец. – Какая чепуха! – сказала Лисбет Саландер. Ее голос вдруг стал холодным как сталь. Микаэль изумленно смотрел на нее. В ее взгляде не было ни капли сочувствия. – Мартин, как и все остальные, мог отказаться. Он сам сделал свой выбор. Он убивал и насиловал, потому что ему это нравилось. – Ладно, пожалуй, я не буду возражать. Но Мартин был слабовольным юношей и подпал под влияние отца, так же, как и Готфрид. Ведь того в свое время сформировал его отец, нацист. – Вот как! Значит, ты исходишь из того, что у Мартина не было собственной воли и что люди становятся такими, какими их воспитывают. Микаэль осторожно улыбнулся: – Это что, уязвимое место в моей теории? В глазах Лисбет Саландер вдруг вспыхнула ярость. Микаэль поспешно продолжил: – Я не утверждаю, что на людей влияет только воспитание, но считаю, что воспитание играет большую роль. Отец Готфрида избивал сына на протяжении многих лет. Такое не проходит бесследно. – Чушь, – повторила Лисбет. – Готфрид – не единственный ребенок, которого жестоко избивали. Это не дает ему права убивать женщин. Этот выбор он сделал сам. То же самое и с Мартином. Микаэль поднял руку: – Давай не будем ссориться. – Я не ссорюсь. Просто мне кажется, что очень уж патетично получается – каждый подонок всегда может найти себе оправдание. – Хорошо. Конечно, каждый из них сам выбирал свою стезю. Готфрид умер, когда Мартину исполнилось семнадцать лет, и в лице отца он потерял наставника. Он решил пойти по стопам отца. Февраль шестьдесят шестого года в Уппсале. Микаэль потянулся к пачке Лисбет за сигаретой. – Я даже не собираюсь вдаваться в подробности, зачем Готфрид все это делал и как он сам оценивал содеянное. Его мозги были забиты библейской абракадаброй, связанной с наказанием и очищением, в которой, вероятно, смог бы разобраться только психиатр. Но нам не до деталей. Он был серийным убийцей. Он сделал секундную паузу и затем продолжил: – Готфрид хотел убивать женщин и маскировал свои злодеяния некими псевдорелигиозными убеждениями. Но Мартин даже не притворялся и не искал себе оправдания. Он действовал методично и убивал регулярно. К тому же он мог инвестировать в свое хобби немалые деньги. И он был сообразительнее отца. Каждый раз, оставляя после себя труп, Готфрид рисковал, что кто-нибудь нападет на его след. К тому же каждый раз, когда полицейские приступали к расследованию, они вполне могли бы вычислить, что все преступления ведут к одному убийце. – Мартин Вангер построил свой дом в семидесятых годах, – задумчиво сказала Лисбет. – Хенрик, кажется, упоминал, что это было в семьдесят восьмом. Вероятно, Мартин заказал надежный погреб для хранения важных архивов или чего-то подобного. Так что ему построили комнату с усиленной звукоизоляцией, без окон и со стальной дверью. – И он орудовал в ней целых двадцать пять лет… Они ненадолго замолчали, и Микаэль задумался о том, какие кошмарные события, должно быть, происходили на острове Хедебю, в идиллической атмосфере, на фоне всеобщего благоденствия. И так в течение четверти века. А Лисбет даже и не пришлось размышлять об этом – она видела коллекцию видеофильмов. Она отметила, как Микаэль непроизвольно дотронулся до шеи. – Готфрид ненавидел женщин и учил сына ненавидеть женщин, при этом сам же его и насиловал. Но при этом он придерживался собственной идеологии… Мне кажется, Готфрид мечтал о том, чтобы его дети придерживались, мягко говоря, его извращенных взглядов на мир. Когда я спросил Мартина о Харриет, его собственной сестре, тот сказал: «Мы пытались убедить ее. Но она оказалась самой обычной стервой. Она собиралась рассказать обо всем Хенрику». Лисбет кивнула: – Да, я слышала. Примерно в это время я как раз спустилась в погреб. Так что теперь, следовательно, мы знаем, о чем она намеревалась рассказать Хенрику. Микаэль наморщил лоб. – Не совсем. Он сделал паузу. – Все дело в хронологии. Мы не знаем, когда Готфрид начал насиловать сына, но он взял Мартина с собой, когда убивал Лию Перссон в Уддевалле в шестьдесят втором году. А утонул он в шестьдесят пятом. До этого они с Мартином пытались побеседовать с Харриет. Какой отсюда следует вывод? – Готфрид насиловал не только Мартина. Он насиловал и Харриет. Микаэль кивнул. – Готфрид был наставником. Мартин – учеником. А кем же была Харриет? Игрушкой? – Готфрид заставлял Мартина совокупляться с сестрой. Лисбет показала на полароидные снимки. – По этим фотографиям трудно понять, как она к этому относится, поскольку не видно лица, но она пытается заслониться от камеры. – Предположим, все началось, когда Харриет исполнилось четырнадцать, в шестьдесят четвертом году. Она сопротивлялась – «она не смирилась со своим долгом», как выразился Мартин. Об этом-то Харриет и угрожала рассказать. Мартин тогда не возражал, он просто подчинился отцу. Они с Готфридом заключили своего рода… пакт и попытались провести обряд посвящения с Харриет. Лисбет кивнула: – Ты записал в своих заметках, что Хенрик разрешил Харриет переехать к нему зимой шестьдесят четвертого года. – Хенрик видел, что в ее семье не все ладно. Он считал, что всему виной ссоры и разборки между Готфридом и Изабеллой, и перевез ее к себе, чтобы она могла спокойно сосредоточиться на учебе. – Такой поворот событий явно не вписывался в планы Готфрида и Мартина. Отныне они не могли так легко добираться до нее и контролировать ее жизнь. Но где же они совершали свои гнусные делишки? – Скорее всего, в домике Готфрида. Я почти уверен, что эти снимки сделаны там, – это легко проверить. Домик расположен просто идеально – изолированно и далеко от селения. Потом Готфрид в последний раз напился и утонул. Лисбет задумчиво кивнула: – Отец Харриет занимался или пытался заниматься с ней сексом, но, скорее всего, не посвящал ее в свою тайную жизнь убийцы.