Микаэль присвистнул. – Я не сомневался, что австралийские овцы приносят доход, но не знал, что ранчо настолько процветает. – На ранчо все в полном порядке, но это не единственный источник доходов Харриет. Семейство Кокрэн занимается разработкой месторождений, добычей опалов, транспортировкой, электроникой, владеет производственными предприятиями и много чем еще. – Ух ты! И что же теперь будет? – Честно говоря, не знаю. Народ прибывал в течение всего дня – впервые за много лет семейство собирается вместе. Приехали представители клана по линии Фредрика и Юхана, а также младшее поколение – те, кому от двадцати лет и больше. Сегодня вечером в Хедестаде находится около сорока Вангеров. Одна половина из них сидит в больнице и утомляет Хенрика, а другая – беседует в гостинице с Харриет. – Харриет произвела настоящий фурор. А кто знает правду про Мартина? – Пока что только я, Хенрик и Харриет. Мы долго беседовали втроем. Вся эта история с Мартином и… его извращениями в данный момент многое отодвигает для нас на задний план. Концерн пребывает в кризисе… – Еще бы, понимаю. – Нет наследника по прямой линии. Но Харриет на некоторое время задержится в Хедестаде. Нам необходимо, в частности, выяснить, кому что принадлежит, как будет распределяться наследство и тому подобное. Ведь Харриет имеет право на долю в наследстве. И если бы она находилась здесь все время, то ей досталась бы очень значительная доля. Но вообще все это настоящий триллер! Микаэль засмеялся. Но Дирку Фруде было не до смеха. – Изабелла окончательно сломлена. Ее положили в клинику, и Харриет отказывается ее навещать. – Я ее понимаю. – Зато из Лондона приезжает Анита. На следующей неделе мы созываем семейный совет, и впервые за двадцать пять лет она будет в нем участвовать. – Кто станет новым генеральным директором? – Биргер стремится занять этот пост, но его кандидатура не пройдет. Хенрик – прямо с больничной койки – будет временно исполнять обязанности генерального директора, пока мы не назначим кого-нибудь – либо со стороны, либо из членов семьи… Он не закончил предложение. Микаэль поднял брови. – Харриет? Вы шутите. – Почему бы и нет? Она вполне компетентная и уважаемая деловая женщина. – Ей ведь надо заниматься предприятиями в Австралии. – Да, но в ее отсутствие там прекрасно справляется ее сын Джефф Кокрэн. – Он же studs manager на овечьей ферме. Если я правильно понял, он следит за тем, чтобы овцы успешно спаривались друг с другом. – Он получил экономическое образование в Оксфорде и юридическое – в Мельбурне. Микаэль вспомнил потного мускулистого и обнаженного до пояса мужчину, который вез его в ущелье, и попытался представить его в цивильном костюме из изысканной ткани в узкую белую полоску… А почему бы и нет? – Одним махом всего этого не решить, – сказал Дирк Фруде. – Но она могла бы стать идеальным генеральным директором. А если оказать ей всемерную поддержку, то с ее приходом концерн мог бы возродиться. – Но ей не хватает знаний… – Согласен. Харриет, разумеется, не сможет сразу полностью взять на себя управление концерном, после нескольких десятилетий отсутствия. Но концерн «Вангер» – международный, и мы могли бы пригласить сюда американского исполнительного директора, который ни слова не знает по-шведски… В конце концов, это бизнес. – Рано или поздно вам придется заняться проблемой, связанной с тем, что находится у Мартина в подвальной комнате. – Знаю. Но если эта проблема станет достоянием гласности, мы уничтожим Харриет… Я рад, что принимать решение по этому вопросу придется не мне. – Черт побери, Дирк… Не можете же вы просто взять и скрыть то, что Мартин был садистом и серийным убийцей. Дирк Фруде молча заерзал на диване. Микаэль вдруг ощутил во рту неприятный привкус. – Микаэль, я оказался в очень неловкой ситуации. – Поделитесь. – Я должен передать вам просьбу от Хенрика. Он благодарит вас за проделанную вами работу и считает условия контракта выполненными. Это означает, что вы свободны от всех остальных обязательств, так что у вас больше нет необходимости жить и работать в Хедестаде и так далее. То есть вы можете незамедлительно возвращаться в Стокгольм и заниматься другими делами. – Он хочет, чтобы я исчез со сцены? – Конечно, нет. Хенрик хочет, чтобы вы пришли поговорить с ним о будущем. Он говорит, что надеется, здоровье позволит ему по-прежнему выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума» в полном объеме. Но… Адвокат выглядел сконфуженным. – Но он уже не хочет, чтобы я писал хронику семьи Вангеров… Фруде кивнул. Он достал блокнот, открыл его и протянул Микаэлю. – Он написал вам письмо. Дорогой Микаэль! Я со всем уважением отношусь к твоей независимости и не собираюсь ущемлять тебя, указывая тебе, что писать. Ты вправе писать и публиковать все, что захочешь, и я не намерен давить на тебя. Наш контракт останется в силе, если ты захочешь его продлить. У тебя достаточно материала, чтобы завершить хронику семьи Вангеров. Микаэль, за всю свою жизнь я никогда никого ни о чем не просил. Я всегда считал, что человек должен следовать своим моральным принципам и своим убеждениям. Но в данный момент у меня нет выбора. Как друга и как совладельца «Миллениума», я прошу тебя воздержаться от раскрытия правды о Готфриде и Мартине. Я знаю, что прошу о чем-то незаконном, но не вижу никакого выхода из этого кошмара. Я вынужден выбирать между одним злом и другим. Но в подобной ситуации все равно все окажутся проигравшими. Я прошу тебя не писать ничего, что причинило бы еще более непоправимый вред Харриет. Ты на своей шкуре испытал, что значит стать предметом травли в СМИ. При этом кампания против тебя носила довольно сдержанный характер, но ты, вероятно, можешь себе представить, чем это обернется для Харриет, если вдруг правда станет достоянием публики. Она уже страдала сорок лет, и, конечно, не следует причинять ей дальнейшие мучения из-за злодеяний ее отца и брата. Я прошу тебя также подумать о том, какие последствия эта история будет иметь для тысяч служащих концерна. Она добьет Харриет и уничтожит нас. Хенрик. – Он просил также передать вам, что если вы потребуете компенсации за те финансовые потери, которые понесете, отказавшись от публикации этого материала, он готов обсудить с вами условия. Вы можете выдвигать любые финансовые требования. – Хенрик Вангер пытается меня подкупить… Передайте ему, что я предпочел бы, чтобы он не делал мне таких предложений. – Поверьте, для Хенрика эта ситуация так же болезненна, как и для вас. Он очень любит вас и относится к вам как к своему другу. – Хенрик Вангер – просто ловчила, – сказал Микаэль, вдруг взбесившись. – Он просто хочет замять эту историю. И играет на моих чувствах, зная, что я его тоже люблю. А то, что он говорит, на практике означает, что у меня развязаны руки. Хотя если я опубликую эту историю, ему придется пересмотреть свое отношение к «Миллениуму». – Все изменилось с появлением на сцене Харриет. – И теперь Хенрик хочет выяснить, какую мне назначить цену. Я не собираюсь выставлять Харриет напоказ, но ведь кто-то обязан рассказать о тех женщинах, которые попали в подвал Мартина… Дирк, мы ведь даже не знаем, скольких женщин он загубил. Кто расскажет о них? Лисбет Саландер оторвалась от компьютера и вкрадчивым, почти приторным голосом обратилась к Дирку Фруде: – Неужели никто в вашем концерне не намерен предложить взятку мне? Адвокат растерялся: уже в который раз он умудрился ее проигнорировать. – Если бы Мартин Вангер сейчас был жив, я бы выложила о нем все, – продолжала она. – Какое бы соглашение вы с Микаэлем ни подписали, я бы проинформировала о Мартине во всех подробностях первую встречную бульварную газету. А будь у меня такая возможность, я затащила бы Мартина в его собственную пыточную камеру, привязала бы его к столу и истыкала бы ему мошонку иголками. Но он мертв. Она повернулась к Микаэлю: – Такой финал меня устраивает. Ничем нельзя возместить ущерб, который Мартин Вангер причинил своим жертвам. Зато сложилась драматическая ситуация. Ты оказался в таком положении, что можешь продолжать вредить невинным женщинам – прежде всего Харриет, которую ты так горячо защищал в машине, когда мы ехали с тобой сюда. Так что позволь поинтересоваться – что хуже: то, что Мартин Вангер насиловал ее, или то, что ты намерен проделать с нею на страницах таблоидов? Ничего не скажешь – премиленькая дилемма. Возможно, комиссия по этике Союза журналистов подскажет тебе, как лучше поступить. Саландер сделала паузу. Микаэль вдруг почувствовал, что не может встретиться с нею взглядом, и уставился в стол. – Но я не журналистка, – наконец сказала она. – Чего вы хотите? – спросил Дирк Фруде. – Мартин снимал своих жертв на видео. Я хочу, чтобы вы попытались идентифицировать всех, кого удастся, и проследили за тем, чтобы семьи замученных и убитых женщин получили достойную компенсацию. Помимо этого, я хочу, чтобы концерн «Вангер» впредь ежегодно выплачивал гранты – по два миллиона крон Шведскому государственному объединению кризисных центров для женщин и девушек. Дирк Фруде пару минут обдумывал цену. Потом кивнул. – Микаэль, и ты сможешь с этим жить? – спросила Лисбет. Блумквиста вдруг охватило полное отчаяние. Он всегда стремился разоблачать то, что пытались скрыть другие. И его моральные принципы запрещали ему способствовать сокрытию зверств, которые совершал Мартин Вангер в своем подвале. Его работа как раз заключалась в том, чтобы предать огласке то, что ему удалось разузнать. И ведь он еще критиковал своих коллег за то, что они утаивали правду. Тем не менее теперь он сидит и обсуждает самую чудовищную «легенду» из всех, что ему доводилось слышать… Он долго сидел молча. Потом тоже кивнул. – Что ж… – Дирк Фруде обратился к Микаэлю: – Что касается предложения Хенрика насчет финансовой компенсации… – Он может засунуть ее себе в задницу, – сказал Блумквист. – Дирк, теперь вам лучше уйти. Я понимаю ваше положение, но в данный момент я так зол на вас, Хенрика и Харриет, что, если вы не уйдете, мы с вами поссоримся. Однако адвокат по-прежнему сидел за кухонным столом и, похоже, не собирался вставать.