В нем зародилось подозрение, что этот Саймон Бериш не пошлет ровным счетом ничего. Назвавшись Бауэром, он искушал судьбу. Но ведь Лимб не занимается делами, особо важными для Управления. К тому же дело «Р. С.» относится к восьмидесятым годам, да еще и благополучно завершилось появлением пропавшего мальчика. Неминуемая смерть сделала его беспечным, в прошлом он никогда бы не допустил подобной оплошности. Но пока он изнывал от беспокойства, факс заработал. И в скором времени начал исторгать из себя лист за листом. Дженко испытал облегчение, но ненадолго. Вначале он подумал, что при пересылке произошла ошибка, потому что оттиски были все одинаковые. Потом осознал, что рисунки разные, но в них навязчиво повторяются одни и те же мотивы. Небо, полное птиц, город или квартал с многоквартирными высотками. Посередине листка — большая церковь, за ней футбольное поле. Но больше всего Дженко поразило, буквально заставив затаить дыхание, то, как Р. С. изображал людей. Незрелое видение реальности. У всех маленьких обитателей того места были головы кроликов и глаза сердечком. 13 Пока он ехал по полям, горизонт еще не светился. Даже предчувствием зари. Луна уже покинула небеса, но звезды сияли. Максимум часа через три взойдет солнце и на мир вновь обрушится палящий зной, вынуждая человеческие существа заползать в свои норы, спасаясь от апокалиптического лета. Перед тем как уйти из дома, Дженко снова надел измятый, провонявший льняной костюм. В кармане снова лежал талисман, на изнанке которого Том-браконьер набросал портрет человека-кролика. Бруно направлялся к семье, принявшей десятилетнего мальчика после того, как родители отказались заботиться о нем. В сети сыщик нашел адрес этих людей; правда, они уже давно не брали детей на воспитание. Съехав с автострады на грунтовую дорогу, «сааб» принялся плутать по лабиринту проселков между полей подсолнухов. Дженко уже боялся, что заблудился окончательно, когда фары автомобиля высветили указатель, обозначавший направление к ферме Уилсонов. Проехав около шести километров, он увидел силуэт дома на фоне звездного неба. Дом располагался на холме, и два кипариса стояли на страже. «Сааб» проехал под деревянной аркой и остановился на площадке перед домом, неподалеку от сеновала. Бруно вышел из машины и огляделся, стараясь понять, живет ли здесь кто-нибудь. Свет не горел. Бруно подумал, что, может быть, в деревне не прижился новый порядок, меняющий день и ночь местами. Он просунул руку в кабину и нажал на клаксон, чтобы привлечь внимание. Два пса залаяли внутри дома. В окне второго этажа зажегся свет. Вскоре входная дверь отворилась, и кто-то показался на пороге. Бруно не успел как следует разглядеть стоявшего, поскольку тут же ему в лицо уперся луч электрического фонаря. — Кто здесь? — прозвучал женский голос; оба пса, выскочив из дома, лаяли не переставая. — Госпожа Уилсон, — обратился Дженко, прикрывая глаза ладонью от слепящего света. — Простите, что потревожил вас, но мне необходимо с вами поговорить. — Вы не представились, — заявила женщина. — Да-да, вы правы: меня зовут Леонард Мустер, — солгал Бруно, доставая из кармана пиджака поддельное удостоверение. — Я работаю в прокуратуре. Женщина опустила фонарь и какое-то время молчала. Наверное, разглядывала незваного гостя, пытаясь понять, можно ли ему доверять. — Чего хочет в такую рань работник прокуратуры от бедной старухи? Дженко рассмеялся: — Пустая формальность. — Хорошо, проходите: поговорим внутри. Тамитрия Уилсон и две ее дворняжки проводили Дженко в хозяйский дом. На женщине была длинная, до щиколоток, ночная рубашка. Ее седые волосы струились по плечам. При ходьбе она опиралась на трость, которую, вероятно, сама изготовила из какой-нибудь палки. Старуха провела гостя в просторную кухню с большим дубовым столом посередине. Повинуясь движению ее руки, псы улеглись перед погасшим камином. — Что я могу сделать для вас, господин Мустер? — спросила она, разжигая конфорку и ставя кофейник, чтобы подогреть кофе. Леонард Мустер — фиктивный персонаж, которым Бруно уже представлялся в прошлом. Удостоверение заурядного клерка не нагоняло такого страху, как полицейский жетон, но и не возводило преграду. Дженко постиг на опыте, что люди порой вводят в заблуждение блюстителей порядка, поскольку втайне презирают всякую власть. Поэтому, чтобы полностью завоевать доверие и добиться сотрудничества, умелый частный детектив должен встать на одну доску с собеседником. — Еще раз простите за визит в неурочное время, но в городе из-за жары в офисах сдвинули график, и теперь нас заставляют работать по ночам, — начал оправдываться Бруно. — Я пытался до вас дозвониться, но никто не подходил к телефону. — На самом деле линия уже год как не работает, — угрюмо пробурчала старуха. — А этим, из телефонной компании, наплевать. Бруно охотно поверил, ведь за весь путь он не встретил больше ни одного жилища. — Я здесь потому, что прокурор поручил мне дополнить документацию по некоторым делам об исчезновении несовершеннолетних: вдруг не все бумаги в комплекте… Знаете, после того, как объявилась Саманта Андретти, на нас давят со всех сторон, начальству не нужно, чтобы из шкафов повываливались другие скелеты. — Понимаю, — кивнула женщина, правда, без особой убежденности. — Но чем я могу вам помочь? — Можете сказать мне, сколько детей из тех, кого вы принимали на ферме, пережили нечто подобное тому, что пережила Андретти? Женщина повернулась к нему, посмотрела в упор: — Все они. Дженко старался не выдать изумления, он никак не рассчитывал на такой ответ. — Все? — переспросил он. Женщина поставила трость и сняла кофейник с конфорки. Прихрамывая, донесла его до большого дубового стола, прихватив заодно две красные эмалированные кружки. Пригласила Бруно сесть на одну из лавок, уселась сама. — Мы с мужем создали этот приют много лет назад, — сказала она, указывая на что-то, находившееся за спиной Дженко. Тот развернулся и понял, что она показывает фотографию в рамке, стоявшую на каминной полке. На ней был запечатлен мужчина, улыбающийся в объектив: в руках охотничье ружье, вокруг группа детишек. — У нас не было своих детей, и мы решили посвятить себя чужим, обездоленным. — Благородное начинание. — Надеюсь… — кивнула она. — Мои особенные детки, вот как я называла их… И любила всех до единого, как будто сама их родила. Ни один не разочаровал меня. Где они сейчас, не знаю, но уверена, что до сих пор живу в их памяти. Все, чему я их научила, им пригодилось в жизни. Женщина говорила о них так, будто они в самом деле были необыкновенными существами, а не просто проблемными детьми. Бруно подумал, что только сила любви способна превратить изъян в дарование. — Никогда не слыхали о «детях тьмы», господин Мустер? — Нет, — признался Дженко, но от такого определения мурашки побежали по коже. — Ну так вот: это пропавшие несовершеннолетние, которых потом находит полиция или они необъяснимым образом появляются сами, как Саманта Андретти, — пояснила Тамитрия Уилсон. — Бессовестные люди похищают их и подвергают насилию. Одни убегают, других отпускают. Но время, проведенное в плену, накладывает отпечаток на всю их оставшуюся жизнь. — Почему — «дети тьмы»? — Потому, что их часто держат в подземельях, заживо похороненными. Снова увидев дневной свет, они как будто рождаются вторично. Но им никогда не стать такими, как прежде. — В наступившей тишине старуха разлила кофе по кружкам и протянула одну Дженко. Сыщик пригубил черное пойло и тут же забросил удочку. — В конторе, прежде чем ехать сюда, я переворошил много папок, и мне встретилось дело десятилетнего мальчика, который в официальных документах обозначался только инициалами: Р. С. Женщина задумалась. — Мне нужно знать, в какой период времени он жил на ферме, — заявила она. — Где-то в начале восьмидесятых. На этот раз Тамитрия Уилсон застыла, пораженная воспоминанием. — Робин Салливан, — выпалила она. — Он пропал на короткое время, — напомнил Бруно. — Всего на три дня. Но после семья не пожелала держать его при себе. — Мать была дрянная женщина, отец еще хуже, — проговорила Уилсон с презрением. — Даже не знаю, почему эти двое так цеплялись друг за друга. Робин вечно страдал от их скандалов, на него в конечном итоге падали все шишки. Не думаю, чтобы родители его любили. Услышав последнюю фразу, с такой уверенностью произнесенную, Дженко вдруг пожалел ребенка. — Как по-вашему, что случилось с Робином за те три дня? — Он не хотел об этом говорить. — Старуха задумчиво смотрела вдаль, затерявшись кто знает в каких воспоминаниях. — Мальчонка хрупкий, ласковый, очень нуждающийся в любви… Идеальная жертва первого встречного негодяя. — Но кто вам сказал, что его похитили? Может, он просто сбежал из дома? — Их завлекают, даря внимание, которого они лишены, — проговорила Тамитрия, не сводя с него глаз. — Изображают интерес, но хотят только одного: завести их в темное местечко… — Да, но Робин… — пытался возразить Дженко.