Его заразила тьма. «Отзывчивость», о которой говорила Уилсон, оказалась щелью, раной, через которую зло проникло в кровь и достигло сердца. — Как странно… — проговорил частный детектив. — Что — странно? — переспросил Бериш. — Прозревать монстра в чертах ребенка… — Не надо его так называть, это серьезная ошибка, — предостерег его спецагент. — Моя подруга Мила всегда это повторяет… Им неведомо, что они монстры, они считают себя нормальными людьми. Если вы ищете монстра, то никогда его не найдете. Если же предполагаете, что это обычный человек, такой как мы с вами, какая-то надежда остается. Им неведомо, что они монстры, постарался запомнить Бруно. Потом перевел взгляд на другого мальчика, изображенного на фотографии, кудрявого, с щербинкой на месте резца — улыбчивый дружок, одной рукой обхватил мяч, другой обнял Робина за плечи. — Почему здесь двое детишек? — Вы, должно быть, проходили через большой зал: его еще называют залом затерянных шагов. Там собраны последние фотографии пропавших, сделанные перед тем, как их поглотило небытие. Вот почему столько улыбающихся лиц, понял Бруно. — Люди фотографируются в счастливые моменты, даже в мыслях не имея, что окажутся на этих стенах. Бериш кивнул. — Поэтому часто бывает так, что в кадр попадает родственник, или друг, или просто случайный человек. Дженко еще раз вгляделся в фотографию двух приятелей, которую держал в руках. Один грустный, другой веселый. Двое детишек, две судьбы. — Полагаю, в деле ничего больше нет. Бериш пролистал тощую папку: — Кое-что есть: кажется, Робин Салливан рос в том же квартале, что и Саманта Андретти. 26 Поговорить о деле с Саймоном Беришем явилось в некотором смысле катарсисом. Во всех деталях изложив ход расследования, Бруно поделился также и тревогой, которую внушала ему история Робина Салливана. Частично избавившись от негативной энергии, накопившейся за эти дни, он почувствовал, что в состоянии начать все сначала. Им неведомо, что они монстры. Дженко повторял слова Милы Васкес, переданные Беришем, пока ехал по улицам квартала, где рабочие когда-то селились в кирпичных коттеджах, к которым вели обсаженные деревьями дорожки. Место, где все друг друга знают, живут в полном согласии, растят детей и мечтают о спокойной жизни. Первый экономический спад в конце семидесятых несколько подкосил эти мечты и благие намерения. В ходе последующих изменений, а особенно после промышленного кризиса люди окончательно утратили иллюзии, и квартал изменился, быстро приобретя облик, который предстал теперь перед частным детективом. Очередное окраинное гетто. Дженко эти места казались знакомыми. Он никогда здесь не бывал, но помнил рисунки, приобщенные к заключению психиатра о Р. С. Здесь все началось, сказал себе Бруно. И возможно, здесь же и закончится. Время шло к полудню, город задыхался под плотным покровом зноя, и Дженко, опустив стекло, оглядывался вокруг, но картина открывалась унылая. Заброшенные предприятия, всюду свалки мусора, стены, испещренные надписями. Кондоминиумы превратились в общежития, и, несмотря на жару, по улицам слонялось много народу. Верный признак того, что работы нет и единственный способ выжить — заняться нелегальной торговлей или пристраститься к бутылке. Квартал уже захирел в пору, когда Робин Салливан был ребенком, не говоря о годах, когда здесь жила Саманта Андретти. В самом деле, после исчезновения девочки ее отец уехал на поиски работы. Бруно не удивился, узнав, что похищенная и похититель происходили из одной среды. Все хищники выбирают для охоты знакомые места. Это в конечном счете закон природы. Детективу Дженко была хорошо знакома склонность людей возвращаться к истокам. Опасные преступники, разыскиваемые полицией половины мира, ловкие мошенники, способные одурачить самую могущественную корпорацию, имели одну и ту же слабость. Никто из них не мог противиться зову родного дома. Многие пережили ужасное детство, не вылезая из исправительных заведений. Или же в собственной семье встречали только скандалы и насилие. И все-таки, даже если эти места были им ненавистны, что-то их тянуло туда. Некий ритуал примирения: словно они боялись забыть, кто они такие на самом деле и откуда пришли. Однажды Дженко разыскивал человека, придумавшего хитроумный план, как обокрасть мощную международную компанию, и в конце концов присвоившего несколько миллионов. Чтобы вернуть награбленное, компания тут же наняла трех разных детективов. У них было меньше суток, чтобы поймать мошенника, перед тем как он навсегда заметет следы. Как у всякого профессионального плута, его план предусматривал бегство в надежное место, фальшивые документы, ложный след. Пока коллеги преследовали беглеца, строя различные гипотезы, пытаясь вычислить, каким будет его следующий шаг, Дженко изучил его прошлое, те годы, когда этот ловкий аферист промышлял мелкими кражами в своем квартале. По старой фотографии сыщик выяснил, что мальчика растила бабка со стороны отца, давно умершая. Найдя кладбище, где она была похоронена, Бруно стал ждать. Через несколько часов, уже в сумерках, он заметил мужчину в плаще, шляпе и темных очках. Он бродил среди надгробных плит в полном одиночестве. Но перед тем как уйти, незнакомец прошел мимо могилы, за которой наблюдал Дженко, и будто ненароком уронил цветок. Бруно подметил этот жест и разоблачил мошенника. Воистину, ты можешь оставить родные места, но родные места никогда тебя не оставят. Вот почему, выслеживая кого-либо, Бруно Дженко связывался с друзьями и родственниками разыскиваемого и просил показать семейные альбомы и школьные фотографии. На этих изображениях он всегда находил какую-нибудь деталь, которую ни камуфляж, ни пластическая хирургия не могли скрыть. По этой же самой причине он пошел в Лимб, чтобы заполучить детскую фотографию Робина Салливана. Полицейские охотились за садовником с родимым пятном на лице, который ездит на синем фургоне «форд». Бруно хотел найти мальчишку, который любил играть в футбол. Он все еще здесь, говорило шестое чувство. Если пятнадцать лет назад Робин выбрал родной квартал, чтобы завладеть своей юной пленницей, то уж тем более сейчас это место покажется ему наиболее подходящим, именно таким, где можно найти укрытие и сообщников. Он знает здесь каждый угол, ему здесь легко спрятаться. Бруно заверил Бауэра и Делакруа, что не станет гоняться за монстром. Но после посещения Лимба что-то переменилось. Что-то непредвиденное, отдалявшее призрак конца, позволявшее ему все еще чувствовать себя живым. Глубоко укорененный инстинкт хищника. Охотиться на человека труднее всего. А он, как и Робин Салливан, был охотником. Шестое чувство твердило, что последняя правда о Банни где-то здесь, среди облупленных домов и зловонных помоек. Может быть, сказал себе Бруно, Робин передал мне привет через госпожу Форман, давая знать, что он здесь, близко. Может быть, он и сейчас наблюдает за мной, дожидаясь благоприятного момента, чтобы показаться мне на глаза. Им неведомо, что они монстры. Представляя себе, как он встретится лицом к лицу с противником, Бруно заметил небольшое футбольное поле, точь-в-точь такое, как на фотографии, где Робин был заснят со своим кудрявым дружком с щербинкой на месте резца. Оно располагалось за церковью, которая, судя по табличке на воротах, была посвящена Божьей Благодати. Рядом с домом священника был разбит сад, в нем, под сенью высокой липы — двое качелей и горка. Заметил Дженко и молодого священника: засучив до локтей рукава рясы, он с помощью гаечного ключа закреплял на горке нижний кусок трубы. Бруно остановил машину и пошел с ним поговорить. — Стало быть, вы здесь выросли, — сказал священник, продолжая прилаживать трубу. — Столько воды утекло: мне было четырнадцать, когда мы переехали сюда всей семьей, — подтвердил Дженко, чтобы надуманный предлог, под которым он представился, звучал правдоподобней. — Приехал вот в город по делам и решил заглянуть в эти края. — Я всегда жил на севере, сюда меня перевели только два года назад. — В самом деле: помню, в восьмидесятые годы здесь был другой священник, — соврал Бруно. — Отец Эдвард, — уточнил его преемник, с натугой закручивая непослушную гайку. — Он преставился в две тысячи седьмом году. — Точно, отец Эдвард, — подтвердил Дженко, даже сделав скорбную мину. — Вам довелось познакомиться с ним? — К сожалению, нет. Но епископ, давая мне назначение, много о нем рассказывал: отец Эдвард так долго служил в этом приходе, что все в квартале помнят о нем. — Положив гаечный ключ в ящик с инструментами, молодой священник встал и опустил рукава рясы. — Да, отец Эдвард — легенда здешних мест, — согласился Дженко. — Если он умер в две тысячи седьмом году, значит еще служил в то время, когда пропала девочка, о которой говорят по телевидению… Саманта Андретти, — забросил он удочку. Священник помрачнел. — Отец Эдвард порадовался бы, узнав, что она жива. Прихожане рассказывали мне, что он всегда в это верил, из-за чего многие считали его сумасшедшим. Представляете, каждый год в день ее исчезновения он служил литургию во здравие и просил всех помолиться, чтобы она вернулась домой. — Молодой священник принялся подбирать с газона жестянки и бумажные пакеты. — Он до последнего надеялся, что кто-нибудь что-нибудь расскажет на исповеди… Может быть, родственник похитителя, что-то заподозривший, или сообщник. — Я слышал, будто в Ватикане есть тайный архив, где собраны все грехи, в которых злодеи покаялись на исповеди[5], — заметил Дженко, чтобы не слишком напирать на интересующую его тему. Священник, усмехнувшись, покачал головой: — Всякий раз, слыша очередную историю о тайнах Ватикана, я думаю: как легко люди забывают, что Христос завещал своей Церкви творить дела милосердия. — Вы правы, — пошел на попятную Бруно, даже сделав вид, будто смутился. Закончив уборку сада, молодой священник выбросил мусор в черный пластиковый контейнер. Тыльной стороной ладони вытер пот со лба и повернулся к Бруно: — Чем еще я могу помочь вам, господин Дженко? — Да, вот еще что… Мне бы хотелось повидать старых друзей, если, конечно, они до сих пор здесь живут. — Вряд ли смогу быть вам полезен: как вы уже знаете, я здесь недавно. — Погодите. — Бруно порылся в кармане. — Я захватил с собой старую фотографию, на ней — два мальчика из нашей футбольной команды. Мы всегда играли вон на том поле, позади церкви. — Он вытащил снимок, прихваченный из Лимба, и показал его священнику. Тот взял фотографию и внимательно ее изучил. — Этого, с родимым пятном, я бы непременно вспомнил, если бы где-то встречал, — проговорил он скептически. Дженко был разочарован. Но подумал, что можно было бы найти друга Робина, кудрявого мальчишку с щербинкой на месте резца.