Стелла поцеловала воздух. — Где папа? — Он ходил с группой играть в гольф, — она посмотрела на часы. — Теперь они вернутся в любой момент. Рид снова поднял наши сумки и наклонился, целуя свою маму в щеку: — Мы спустимся к обеду. Я хочу показать Чарли дом. Стелла поправила фартук и отступила в сторону, пропуская нас с Ридом в дверь. Кухня находилась рядом с задней дверью. Просторная, открытая комната была украшена приборами из нержавеющей стали и красивыми белыми шкафчиками. Там были всплески цвета бордового и темно-синего. Она была скромной и красивой. Она немного напомнила мне комнату Рида в общежитии. — Каково это — видеть, что происходит за кулисами? — спросил Рид, толкая дверь в переднюю часть дома. — Здесь невероятно красиво, — сказала я. — Когда я была здесь… — я резко остановилась. Дурацкий Брэндон. — Мне, конечно, не удалось увидеть кухню. Рид усмехнулся, целуя меня в висок: — Ты не обязана быть такой. — Какой? — я вошла в дверь, мгновения проведенные с Брэндоном вернулись с удвоенной силой. — Как будто в твоем прошлом есть что-то, чего стоит стыдиться, или что упоминание Брэндона расстроит меня. Я обернулась, моргая. Кто этот человек? Почему ему было всего двадцать два, а он уже мудрее большинства пожилых мужчин, которых я знала? Мою кожу покалывало, а сердцебиение ускорилось. Я ничего не могла сказать и ошеломленно молчала. Я хотела сказать что-нибудь, чтобы доказать, насколько переполнена счастьем, но ничего не вышло, и я стояла, разинув рот. — Что такое? — его голова склонилась набок. Я с ухмылкой повернулась, направляясь к широкой лестнице, ведущей из гостиной, сделав мысленную заметку позже осмотреть книжные полки на трех стенах. — Просто… — Не закрывайся от меня сейчас, Одед, — сказал он, ведя меня вверх по лестнице. Я повернулась к нему, слегка улыбнувшись, стараясь не споткнуться: — Я, честно говоря, ненавижу, как сильно все напоминает мне о Брэндоне. — Ты не должна, — он ткнул в меня пальцем, и я повернула налево, к единственной двери. — Это ведь мы. — А почему я не должна? — спросила я, бросив свою сумку на кровать с балдахином. — Брэндон все сломал во мне. Рид положил свои вещи на стул для чтения, повернулся ко мне и пожал плечами: — Брэндон — придурок. Я не отрицаю ничего из того, через что он заставил тебя пройти, но посмотри на себя. Я вздохнула. — Он не сломал тебя. Ты делаешь чертовски замечательные вещи в своей жизни. Он расстроил тебя. Он причинил тебе боль, но он абсолютно точно тебя не сломал, — Рид придвинулся ко мне, его руки нашли мое лицо. — Неужели ты думаешь, что я позволил бы ему комфортно жить с двумя ногами и работающими органами, если бы думал, что он действительно это сделал? Я хихикнула, прижимаясь лицом к его руке. — Кроме того, — продолжил Рид, и его лицо, казалось, засияло, — я помогу тебе забыть его. Мои глаза расширились, и я почувствовала, как внутри у меня все потеплело. Вторая половина дня прошла как в тумане, и мы забыли провести экскурсию по дому. ВОСЕМНАДЦАТЬ ПРЕКРАТИ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЭТО ЧЕРТОВО СЛОВО НА БУКВУ «Л»! РИД — Доброе утро, мам, — сказал я, с затуманенными глазами и измученный. — Счастливого Дня благодарения, — в доме пахло свежей зеленью и жареной индейкой. Мы с Чарли проспали, и нам потребовалось слишком много времени, чтобы встать с постели. Мама зашаркала, целуя меня в щеку, ее фартук уже был перепачкан мукой: — Счастливого Дня благодарения, сынок. Хорошо спалось? Моменты прошлой ночи промелькнули у меня в голове. Руки и ноги. Плоть Чарли на моей. Запутанные в простынях. Непреодолимое желание ощутить каждый ее дюйм. Единение. Пот. Стоны. Мышцы моих глаз болят от того, что я так резко их закрываю. — Отлично выспался. Как насчет вас с папой? — Ты знаешь своего отца. Его весь день не было дома с группой, он заснул перед ужином. — Кстати, спасибо, что принесла нам еду в номер. Мама пошевелила бровями: — Я подумала, что вам, ребята, это понадобится. Я пробормотал: — Что это значит? — Ты не оставался в своей комнате так долго с тех пор, как нашел своего крошку. — Мама! — я не мог ей поверить. Она никогда не была такой дерзкой. Я чувствовал себя подростком, которого ругают за то, что он слишком долго был в душе. — Что? — она быстро попробовала соус, стоявший на плите. — Я не слепая. Я знала, что ты делал, — она обмакнула ложку в другую смесь в другой кастрюле и протянула ее мне. — И я вижу, как ты на нее смотришь. Я попробовал то, что она предложила, подняв глаза, затем они расширились от вкуса у меня во рту: — Это замечательно, мам. И о чем ты говоришь? Я вообще на нее не смотрю. — Ты всегда был дерьмовым лжецом, Рид. Ты же ни разу не приводил сюда девушку. Ты смотришь на нее по-другому. Ты любишь ее. Я почувствовал, как все в моем теле остановилось. Мое сердце. Мои легкие перестали втягивать воздух. Кровь в моих жилах остановилась. — Мама, — прошептал я, оглядываясь назад, — ты не можешь говорить об этом так громко. — А-га! Ты этого не отрицал. Я шикнул на нее: — Конечно, я этого не отрицаю. Ты знала, что я чувствовал к ней в течение многих лет. — Ты любил ту рыжеволосую девушку через дорогу с тех пор, как был подростком. — Мама! Прекрати использовать это чертово слово на букву «Л»! — я застонал. — Я никогда не испытывал подобных чувств ни к одной девушке. Мы не торопимся. — Медленно — это хорошо. Быстро лучше, — согласилась мама, многозначительно подмигнув. Я усмехнулся: — Ты оказываешь ужасное влияние. — Эх, — сказала она. — Мы с твоим отцом поженились через восемь месяцев после знакомства. Это у тебя в крови. Мне не нужно было напоминать ей, что из-за того, что они так быстро поженились, папе пришлось взять «тайм-аут», чтобы «найти себя» около десяти лет назад. С тех пор у них улучшились отношения, за исключением его нелепой потребности всегда заботиться о гостинице, даже если иногда это означает игнорировать маму, но я промолчал. — Ну, у нее было разбито сердце, я не хочу давить на нее. — Из-за того идиота, с которым она была здесь в последний раз, когда мы ее видели.