Это почти угроза, если убрать вопрос на конце. Она не обо мне беспокоится – никогда я ее не волновала. Она любит драмы, любит сеять раздор между людьми. Она радовалась, когда наша дружба с Салли закончилась. И теперь пытается сделать то же самое – вбить между нами клин. Я не дам ей этого сделать. Салли не сделала Иви ничего плохого. Как можно заставить кого бы то ни было принять слишком много наркотиков? Я лучше всех знаю, как Салли умеет убеждать. Она, конечно, способна заронить в чужую голову какую-либо идею, но следовать этой идее или нет – личное дело каждого. Вот я, например, последовала. – Ты же будешь на вечере памяти, так? А потом на ужине? Надо нам всем сесть за один стол. Как в старые добрые времена. – Тон у Лорен снова беззаботный. – Может быть, – отвечаю я. В старые добрые времена она всегда старалась сделать так, чтобы я знала свое место – где-то в самом конце стола. У нее хватает наглости чмокнуть меня в щеку, когда мы входим в Никс, и тут уж я не выдерживаю, хотя знаю, что все эти выяснения ни к чему. – Зачем ты изображаешь дружбу? Ты еще на первом курсе перестала со мной разговаривать! И убожищем меня называла. На ДАПе. Она замирает перед лестницей – но не оборачивается. – Ничего я там о тебе не писала. Кто-то другой – может быть. Многие девчонки возненавидели тебя после всего произошедшего. И, кстати, ты первая перестала со мной разговаривать. Она лукавит. Конечно, Лорен не единственная, кто тогда на меня ополчился, но она как никто умела взять сплетню и разнести ее повсюду, как заразу. – Для Слоан люди – игрушки, Амб. Она всегда этим грешила. Она просто не может иначе. И чем ближе человек к ней, тем изощреннее она с ним забавляется. Не думаю, что ее хоть чуть-чуть мучает совесть. – Лорен делает паузу. – Может, именно она и распустила слухи о вас с Кевином. Это вполне в ее духе. Она топает вверх по лестнице, а я сползаю на корточки у почтовых ящиков и вспоминаю, как мы с Билли слали друг другу самые пошлые, самые гадкие открытки, какие только удавалось найти. Как бабушка писала мне письма, в которых расспрашивала об учебе. Как я строчила в ответ всякое вранье, уверяя ее, что предметы очень интересные, погода прекрасная и у меня, конечно же, много подруг, ведь девушки здесь все такие милые. Как понять, где правда? Действительно ли Салли увела у Иви парня? Действительно ли она приложила руку к ее гибели? И если все это так – на что еще она способна? 26. Тогда Кевин меня заметил. Но тут же отвел глаза – и у меня загорелись щеки, как от размашистой оплеухи. Однако я убедила себя, что сперва ему нужно разобраться с Флорой. Казалось, он боится ко мне приближаться. Но Флора продолжала его отпихивать, и он, глядя на нее, как встревоженный папаша, постепенно дрейфовал к нам с Салли. Наконец оказавшись перед нами, он, стискивая кулаки, спросил, что делать: – Она не хочет со мной разговаривать! Перекрикивать музыку было трудно, и он устремился в нишу подальше от колонок. Мы последовали за ним. – Она упрашивала меня приехать, а потом разревелась. – Я заметила, что пуговицы на рубашке у него застегнуты вкривь и вкось, будто он одевался второпях. – Это не Флора! Она не в себе! – Мы уговаривали ее обратиться за помощью. – Салли положила руку на предплечье Кевина. – У нее такая нездоровая реакция на стресс. Я ей советовала поговорить с нашим куратором, но она ничего не желает слушать. Я бы поразилась этому вранью, если бы не знала, что она еще и не на такое способна. Мне только не понравилось, что Салли кроит из Флоры жертву. Я-то ей уготовила роль чудовища. На лице у Кевина был ужас. Меня это сбивало с толку, грудь разъедал кислотный ожог вины. – Ума не приложу, что делать. Я приехал, чтобы… Он запнулся и не договорил. Но про себя я закончила его фразу. «Я приехал, чтобы порвать с ней при личной встрече». Он поспешил обратно в зал, видимо боясь надолго оставлять Флору без присмотра. Мы последовали за ним. Ничего другого нам не оставалось. Ладно: мне не оставалось. Салли вполне могла найти себе парня для траха – очередного Лапу на одну ночь. Но этого ей было мало. Мы штурмовали крепость, и она шла во главе атаки. Флора все танцевала, то и дело врезаясь в окружающих. В резком свете ее кожа сияла неестественной бледностью. Люди обходили ее по дуге, словно она могла внезапно полыхнуть. Кевин пытался вмешаться и увести ее – раз, другой, – но оба раза она шлепнула его по руке, словно обжегшись. На третий раз она так закричала и шарахнулась в сторону, что перед Кевином вырос здоровенный бугай в майке-алкоголичке и толкнул его в грудь, словно говоря: «Охренел, что ли?» – Ой что творится, – пробормотала я. Мы наблюдали за происходящим со стороны, но вся эта катастрофа полностью была делом моих рук. – Ты сама этого хотела, – отозвалась Салли. – Господи, как же я буду рада, когда он наконец ее бросит и весь этот дрянной театр закончится! Дело было не в том, что именно она сказала, а в том – как. Словно когда дрянной театр закончится, она тут же примется искать что-то еще – или кого-то еще – в качестве новой забавы. Флора заправила за ухо тонкую прядку волос. Я стояла достаточно близко, чтобы разглядеть, что ногти у нее не накрашены – голые пластинки, искусанные до кривых красных зазубрин. И когда я это увидела, мне почти захотелось открутить назад все, что я сделала. Но отступать некуда. Чтобы стать главной героиней, нужно сбросить королеву с трона. Флора вдруг стремительно протолкалась к выходу и, как дикий зверь, метнулась за угол. Мы с Салли, не обменявшись ни словом, последовали за ней. Она добежала до ванной на втором этаже, скрючилась над раковиной, сплюнула что-то красное. Кровь. Или коктейль из водки с клюквой. – Флора! – окликнула я ее. – Что происходит? С тобой все в порядке? Она уставилась на нас – хотя, может, она нас и не видела, потому что глаза у нее превратились в узенькие щелочки, опухшие то ли от слез, то ли от недосыпа, то ли от того и другого вместе. – Зачем ты это сделала, Амб? Ты сказала ему, что у меня есть другой! Он даже имя назвал – Хантер. Но ведь этого Хантера ты водила к нам в комнату, а не я! Но он мне не верит. А потом вы потащили меня с собой на Хэллоуин – и все рухнуло… – Ты сама знаешь, что это не так, – проговорила Салли сурово и спокойно, словно мать, увещевающая разошедшегося ребенка. – У тебя мысли путаются. – Да пошла ты! – выплюнула Флора. Из ее уст это прозвучало совершенно противоестественно. Она повернулась ко мне и протянула руки, и мне вдруг вспомнилось, как она в первый раз красила мне ногти: так нежно, так аккуратно. В ее глазах читалась мольба. – Амб, ты же моя лучшая подруга! Скажи, что ты этого не делала… Я была не в силах пошевелиться, словно приросла к земле. Мы с Салли раздавили Флору, стерли ее в порошок. Салли легко было рассуждать о нашей затее как о сюжете, в центре которого персонаж, а не живой человек. Флора для нее ничего не значила – но вот я что-то значила для Флоры, и возможно, даже больше, чем когда-либо буду значить для Салли. Меня разом накрыла такая лютая паника, что голова закружилась. – Тебе неприятно это слышать, – сказала Салли еще спокойнее – казалось, чем больше ярилась Флора, тем елейней становилась она сама. – Но твой бойфренд такой же, как все парни. Вечно ищет, где лучше. Запал на другую, вот и все дела. – Она скрестила руки на груди. Под сетчатым топом виднелся черный лифчик. – А ты затосковала и перепихнулась с первым встречным. Ничего такого в этом нет. Просто прими это. Флора только губами хлопала, как рыба. Меня бесило, что Салли прет напролом безо всякой оглядки на меня. – Салли… – начала было я, но Флора перебила меня раньше, чем я успела решить, собираюсь я оправдываться или подтягивать вранью Салли. – Я не перепихнулась с первым встречным! Я не хотела… не соглашалась… он просто взял и… Но она так и не закончила фразу. То ли и впрямь не могла подобрать нужных слов, то ли не допускала их в сознание, обороняясь от правды. Я прекрасно понимала, что она пытается до нас донести, и Салли, несомненно, понимала тоже, хотя, в отличие от меня, не была той ночью рядом. А я была – и могла, но не пожелала предотвратить катастрофу. – Флора. Честно. Если ты собираешься искать себе оправдание, то с таким же успехом можешь рассказать Кевину все как есть. Пойдете каждый своим путем. Мы найдем тебе, с кем утешиться… Вокруг куча парней, которые рады будут с тобой переспать. Ты почувствуешь себя лучше, поверь. Свободнее… Флора была повержена. Салли настолько ее изъязвила, пробила столько брешей в ее безупречности, что от нее осталась сплошная зияющая рана. Ей уже не подняться. Но ее следующие слова повергли меня в шок. – Мы сможем это преодолеть, – сказала она. – Если он поймет, что произошло… – Она снова воззрилась на меня мокрыми глазами, ища поддержки: – Амб, пожалуйста, ты ведь знаешь, как все было. Скажи ему. Ты ведь не такая… Я была распята между двумя парами глаз, между двумя девушками, которые хотели от меня диаметрально противоположного. В животе у меня была какая-то болтанка. Я не ожидала, что в последний момент меня накроет чувство вины и я буду рваться напополам. Но идти на попятный поздно. Выбор сделан, зло причинено. Если я встану на сторону Флоры, Салли пошлет меня куда подальше. Она разбрасывается людьми, словно куклами, – наигралась и отшвырнула. Я не хотела быть одной из этих кукол. Я хотела быть человеком, который раскидывает их вместе с ней. Но дело было не только в этом. Флора корчилась на земле, от ее совершенства не осталось и следа. Это была месть – не столько ей самой, сколько вселенной, которая одним дает все, а другим – слишком мало. Я выудила из сумочки телефон и открыла фотографию – ту самую, хэллоуинскую, на которой Флора целовалась с летчиком. И показала снимок ей. Она протянула руки, но я отдернула телефон, испугавшись, что она разобьет его, чтобы уничтожить доказательство. Краска отхлынула от Флориного лица, словно из нее где-то выдернули затычку. Борьба была окончена. Я хватала ртом воздух. Мне казалось, что я вот-вот грохнусь в обморок. – Как ты могла? – почти шепотом проговорила она. Огромные диснеевские глазищи – мама Бемби перед выстрелом охотника. – Я же тебе доверяла… – Я тоже тебе доверяла! – Голос у меня звенел и прыгал. – Но ты совершила гадкий поступок. Мне в свое время тоже изменил парень, и я знаю, каково это. Да ты сама не сможешь жить с таким грузом на совести! Ты должна во всем ему признаться! По ее лицу хлынули слезы – бурным, бешеным потоком. Она вытерла глаза, смазав остатки макияжа. И пробормотала глухо – лучше бы я этого вообще не расслышала: – Я хочу умереть… Салли схватила меня за руку: – Хватит! Уходим. И мы ушли. А то, что осталось от Флоры, так и стояло над раковиной, сгорбившись и стараясь не смотреть на привидение в зеркале. Кевина мы нашли внизу – он топтался около танцпола. В руке у него появился стакан. – Ну что? Где она? Я не могла понять, злится он или искренне переживает. По его лицу я ничего толком не могла прочесть – ведь я знала его только по письмам. – Да наверху она, – отозвалась Салли. – Дурит спьяну. – Она сделала паузу, словно обдумывала, чем еще приправить свое адское варево. – Обычное дело для нее. Сначала терзается угрызениями совести, потом блюет фонтаном. Я кивнула на автопилоте. Все кончено; мы победили. Но Салли все не унималась, все размахивала кулаками. Как в фильмах, когда один из персонажей уже валяется на полу без сознания, а другой продолжает его мутузить. – Амб, может, принесешь нам еще выпить? – попросила Салли, слегка касаясь руки Кевина. – По-моему, нам всем пора принять на грудь. Только что мы вместе противостояли Флоре – и вот уже все изменилось. Словно меня выставили из-за взрослого стола в детский уголок. Но я послушно поплелась к бочонку, украдкой оглядываясь назад. Салли, наклонившись к Кевину, что-то ворковала, а он, слушая ее, только крепче сжимал челюсти. Она сочувственно кивала, и озабоченность на ее лице была такой искренней, словно мы не сговаривались разрушить его отношения с девушкой. Я начала прозревать. «Для тебя это только игра. Для тебя все только игра. Учеба, парни, другие девчонки. Может, даже я». Салли делала вид, что плевать хотела на правила. Но на самом деле она осваивала их слишком быстро, схватывала на лету, как некоторые люди – иностранный язык. И, зная их вдоль и поперек, нарушала ради забавы. Через несколько минут – я все еще маялась в очереди к бочонку – Салли подошла ко мне, запустила руку под сеточку топа и забарабанила по моему позвоночнику. Это была ее территория – как и вся я. Я перевела дух. Худшее позади.