– Вы о чем, девушки? – удивляется Адриан. Это настоящая дуэль – никакого оружия, только слова. На лице у Салли – что-то среднее между вызовом и злобой. Я смотрю на нее, и желание грызться пропадает. Салли всегда казалась мне такой сложной – код, который невозможно взломать. Но теперь я понимаю, что заблуждалась. Метода у нее была как раз таки весьма примитивная. Она показывала людям то, чего они желали, и смотрела, как они бьются, пытаясь ухватить игрушку, которую она сама легко могла достать. Наконец достигнув заветной цели, мы чувствовали себя победителями. И тут Салли наглядно показывала, что никакой ценности наша добыча не представляет. В этот миг мне ее жаль. Когда чего-то желаешь, допускаешь, что можешь желаемого и не получить. Но не желать ничего еще хуже. – Я что-то не то сказал? – спрашивает Адриан. – Если что, прошу прощения. Адриан, очевидно, боится, что наша перепалка перерастет в ссору; он терпеть не может публичных сцен. Но лицо Салли смягчается, она даже выдавливает улыбку. – Нет-нет, что ты! Все сказали очень даже то. Выговаривая последние слова, она в упор смотрит на меня. По пути к Баттсу мы проходим мимо Эксли[4]. Я опускаю глаза, завидев впереди Фелти и женщину-полицейского, которую я смутно помню, – она была здесь в ночь Гробовщаги. Всем сочувствовала, раздавала бумажные платочки, и я тоже утирала слезы, которые лились ручьем, – слезы, которые Салли сочла спектаклем, а я не стала ее разубеждать. Фелти смотрит на нас. Салли машет ему рукой, он, колебнувшись, машет в ответ. «Нас двое, и мы еще гаже». Он не сводит с меня глаз, когда мы проходим мимо: ощупывает с ног до головы и целится взглядом мне в затылок, словно я – мишень на стрельбище. «Это твой долг перед ней». Еще до того, как эти слова появились на зеркале, их сказал мне Фелти. Мы приходим в числе последних. Народ стоит сгрудившись вокруг только что вкопанного хилого деревца: морщинистый коричневый ствол, жиденькая крона. У него нет шансов выстоять в этом мире шквальной жестокости – подобно девушке, в честь которой оно посажено. Мы становимся позади Лорен и Джоны – они держатся за руки. Салли шепчет мне на ухо: – В туалете надпись на зеркале. Я вполголоса отвечаю: – Знаю. Видела. – Что видела? – интересуется Адриан. – Ничего, – говорю я слишком громко. Лорен и Джона косятся на нас через плечо. На другом краю круга Клара и Хантер пристально вглядываются в дерево, словно оно вот-вот само выкорчуется и взлетит. Джемма уже промакивает глаза. В задних рядах я обнаруживаю Хэдли, которая говорит что-то Хизер. За последние пару часов я не ответила ни на одну из их эсэмэсок. «Ты где? Что с тобой?» Если бы не начертанные помадой слова, ноги бы моей здесь не было. Здесь все только нас и обсуждают. Шепоток висит в воздухе, словно пыльца. Опущенные подбородки, косые взгляды из-под челок. Как будто им больше поговорить не о чем! У них мужья, у них сногсшибательная внешность, у них блестящие карьеры, которые, кстати сказать, начались именно здесь. У Клары ученая степень, у Лили галерея в Сохо, у Доры роли на Бродвее, у Джеммы дружба со знаменитостями. У них все причесано и отшлифовано, но никуда не делись когти, которые надо об кого-то точить. И я по-прежнему их любимая когтеточка. Играет мягкая музыка, что-то из классики, – волны подобных мелодий лились из Флориных наушников, когда та занималась. Круг распадается, впуская Эллу. Эллу и еще одну девушку. Белокурые волосы, клетчатое платье, туфельки «мэри-джейн», красная помада на губах. – Салли! – Я инстинктивно вцепляюсь в ее руку, потому что падаю, – ноги не держат меня и всю скопившуюся внутри ложь. – Салли, это она! Это она. Это Флора. 28. Тогда С телефоном Кевина мы выбрались на крышу и уселись на краю, свесив ноги. Салли стала листать их переписку с Флорой. – Ну просто шик! – объявила она. Достаточно было прокрутить сообщения, чтобы увидеть, как расползается по швам вся их любовь. Ее отчаяние лезло изо всех щелей, ее паника была почти осязаема. «Где ты был? С кем? Почему не перезвонил?» В ответ – отговорки, одни общие слова. Его терпение иссякало по мере того, как ее опасения перерастали в крещендо. «Тусил с друзьями с Эйденом и Мартином. Поздно вернулся не хотел тебя будить». «Кто такие Эйден и Мартин? Они вообще существуют?» Она ощущала, что теряет его. Парней надо держать в руках очень бережно, как замерзшую лягушку, найденную на лесной тропинке. Если сожмешь слишком сильно, она испугается и начнет биться в ладонях, пока не вырвется – или не задохнется. – Печальное зрелище, – сказала Салли. – Она так отчаянно пытается видеть в нем то, что сама придумала. Мне показалось, будто она не только Флору имеет в виду. Салли набрала несколько слов, а потом протянула телефон мне, чтобы я прочла. «Детка, ты где? С тобой все хорошо?» – Отправляй, – велела она. Я нажала «отправить». «Нет, нехорошо. Прости меня. Я у себя, пожалуйста, зайди ко мне». Ответ пришел почти мгновенно, и меня это разозлило. Флора удрала с вечеринки, чтобы перетянуть на себя внимание. Хочет, чтобы Кевин за ней бегал, обнимал и просил прощения, хотя сама сделала пакость. Как же меня все это бесит! И убедительность, с которой Флора разыгрывает из себя деву в беде, и убежденность, что принц на белом коне всегда примчится на помощь, только позови. Нет уж, пусть сама себя спасает! Я схватила телефон и напечатала: «Я не приду. Я знаю, что ты сделала». – О, круто, – сказала Салли. Ее пальцы, как когти, впились в мое плечо. – Приласкала так приласкала! – Она издала смешок. – Ладно, ласка, конечно, еще та. Но вообще отлично. Дожидаясь Флориного ответа, мы гипнотизировали взглядами экран. Это было куда веселее любой тусни. Мы перешли на новый уровень в нашей странной игре. Я понятия не имела, где сейчас Кевин, по-прежнему ли он внизу. Надо было найти его и показать, что я, в противовес Флоре с ее закидонами, нормальная девчонка, которая не будет выносить мозг. Однако сломить Флору сейчас было важнее. Потому что меня заботил не только парень. Девушка, стоявшая у этого парня на пути, заботила меня не меньше. А может, и больше. На экране выскочило новое сообщение. Ничего подобного я от Флоры не ожидала. У меня перехватило дыхание, словно в груди раздулся большой воздушный шар. «Если ты не придешь, боюсь, я сделаю что-то ужасное». – Во дает, – сказала Салли. – Устроила ёперный театр. Ну чисто как Иви. Вечно грозилась что-нибудь с собой сделать, стоило нам поссориться. Оказывается, в девушке, которую я так жаждала превзойти, тоже был изъян. Если я справлюсь с задачей, возложенной на меня Салли, мне больше ни с кем не придется соревноваться. – Да ничего она не сделает! – заявила я. – Разве что напялит эти свои кошмарные тапки с зайчиками и поплачет в подушку. Салли фыркнула: – Строит из себя невинную овечку, хотя сама трахалась бог знает с кем! Я не ответила – не хотела вспоминать ту ночь. Вместо этого я принялась строчить очередную эсэмэску. «Справляйся без меня. Я с тобой возиться не буду. Мы больше не можем быть вместе». Мы придирчиво изучили получившийся текст. – Слишком пафосно, – сказала Салли. – Напиши вместо последнего предложения: «Всё, мне надо собраться с мыслями». Такой как Кевин должен потчевать ее фразочками в подобном духе. Я сделала, как она сказала. И, только когда нажала «отправить», осознала, что Кевин эти слова действительно писал – только мне. Я воспринимала их как обещание – но что, если это была только отговорка?.. – Вот вы где! Тусовка просто у-гэ! – воскликнула Лорен, неожиданно нависая над нами. Я сунула телефон между ног. – Что вы тут делаете? Флору не видели? Вид у нее был расстроенный. Может, нам ее проведать? Наверняка она уже у себя. – Вот ты и проведывай, – отрезала Салли. – Раз она тебе покою не дает. А нам и так весело! Она встала, схватила меня за руку, рывком поставила на ноги и потащила через скопище курильщиков внутрь здания. Мы добрались до того же туалета, в котором недавно рыдала Флора, и заперлись там. – А вдруг он уже вернулся в Баттс? – проговорила я, тиская телефон в потной ладони. – Вдруг Флора поймет, что это мы ей пишем? – Да никуда он не вернулся! Бухает внизу, голову даю на отсечение. А она уже поди сидит в пижаме с кружкой своего дебильного шоколада. «Веганского, – чуть было не добавила я. – Веганского шоколада». При воспоминании о «Лучшей» и «Подруге» в душе взбурлило чувство вины – но только на миг. Я бросила взгляд на телефон. – Блин. Опять она пишет. «Не знаю, что тебе обо мне наговорили, но это неправда, клянусь, я все объясню, пожалуйста, приходи поскорее». – Никакого чувства собственного достоинства, – прокомментировала Салли. – Жалкое зрелище! Ее отвращение меня раззадорило. «Сказал же: не приду. Мы друг другу больше никто. Я давно уже понял, что разлюбил тебя». Я наслаждалась, набирая и отправляя этот текст. Я даже не стала дожидаться отмашки Салли. Я играла роль, и спектакль шел на ура.