Однажды по пути в Баттс-А меня остановил полицейский. И ведь у меня было время подготовиться, придумать, что я скажу. Тем не менее он застал меня врасплох. – Амброзия Веллингтон! – услышала я. Это был тот самый офицер, который меня допрашивал, по фамилии Фелти, – с голубыми глазами и любезной улыбкой. Ноги у меня подкосились. Я боялась не справиться без Салли – без ее наставлений, что говорить и как. – Чем могу быть полезна? – Я хотел бы отнять у вас пару минут времени. Мы дошли до Саммерфилдса и сели за столик у окна. Я взяла черный кофе, хотя ненавидела гнилостное жжение, которое он оставляет в желудке. Интересно, это у полицейского Фелти такое хобби – разгуливать по университетским кампусам и приглашать девушек на чашечку кофе – или он пытается добиться, чтобы я расслабилась, словно в привычной среде обитания язык у меня развяжется и я выложу все, что он хочет услышать? – Спасибо, что согласились уделить мне время, – сказал Фелти. Очень он трепетно относится ко времени, надо сказать. Наверное, до ужаса пунктуален, из тех людей, которые шипят на жену, если он уже готов к выходу, а ей нужно еще две минуты на сборы. – Ну что вы, – отозвалась я. Кофе обжег мне десны. – О чем вы хотите поговорить? Я вам все рассказала про тот вечер. – Последние два слова вышли приглушенные, словно подушкой придушенные. – Я знаю. – Он выудил пакетик мятного чая из чашки и хлюпнул его на стол. – Но остались некоторые пробелы, и я надеюсь, что вы поможете мне их заполнить. Последовательность событий вызывает вопросы. Я инстинктивно втянула голову в плечи. – В начале вечера Кевин был с Флорой. Вы сказали, что видели их в районе девяти тридцати. Другие свидетели говорят, что между ними прямо на танцполе произошла ссора – чуть до рукоприкладства не дошло, спасибо окружающие вмешались. Я кивнула. У меня мелькнула мысль, что, может, лучше мне вообще ничего не говорить, а потребовать адвоката. Но адвокаты нужны только виновным. А я всего-навсего свидетель и именно в этом статусе должна остаться. – После ссоры вы и Слоан разговаривали с Флорой. Убеждали ее: на что, мол, тебе сдался этот Кевин. – Это был просто девичий треп. Не помню, чтобы говорила ему такое. Откуда он знает? Внезапно моя версия, наша версия, стала извивающейся склизкой рыбиной, выскальзывающей из рук. – Ну да. Девичий треп. – Тон у него стал жестче. Он что-то знает. Он знает. – Но вот что было дальше – я никак не разберусь. – Мы танцевали. Пили. Много пили… Все как в тумане. – И вы не уединялись в туалете с Кевином Макартуром. Я помотала головой. Все-таки кофе брать не стоило. От него меня всю как-то разболтало, и казалось, что, если помотать головой слишком интенсивно, мозги съедут набекрень. – Я ведь вам уже говорила, что ничего подобного не делала. – Слава богу, голос у меня звучал ясно, даже негодующе – Салли бы одобрила. – Зачем вы пришли? Опять мусолить эту тему? – С вечеринки вы не уходили? В общежитие не возвращались? – Нет. – Хотя я сказала правду, прозвучала она как ложь. Он улыбнулся – видимо, это была попытка изобразить непринужденность. – Кевин Макартур ленится длинно писать. Мальчик смышленый, в Дартмут поступил. Но если почитать его эсэмэски, создается впечатление, что с пунктуацией он не в ладах, – он слегка наклонил голову, словно приглашал меня вместе с ним посетовать: «Ох и молодежь нынче пошла!» Письма Кевина были пересыпаны всякими «ок» и «лол» – лодырские сокращения, свидетельство фамильярности. Но эсэмэски, которые мы – я – отправили Флоре, были написаны по всем правилам орфографии, и теперь я понимаю – паника разрывает череп изнутри – что на этом мы и погорим. – Ничего об этом не знаю, – отрезала я. – Мы с ним, в сущности, незнакомы. Никогда не переписывались. Я вообще мобильником мало пользуюсь. При этом у меня на нем хранится фотография Флоры с летчиком. Только бы он не попросил у меня телефон. Если попросит, я потребую адвоката. – Меня что настораживает, – продолжил Фелти. – Все в один голос твердят, что в тот вечер Кевин был вдребадан пьян. Как же он при этом умудрялся строить такие безупречные предложения? Молчание воздвиглось между нами кирпичной стеной – толстое, непроницаемое. – В нетрезвом состоянии люди часто ведут себя иначе, чем обычно, – сказала я. – Вы со Слоан много времени проводите вместе. – Мы лучшие подруги. Конечно, мы много времени проводим вместе. – Я обхватила руками пустую кружку и вспомнила фарфоровую «Подругу» и ее разбитую товарку. – А нет ли у вас обыкновения совершать совместные вылазки в Дартмут? Я стараюсь скрыть потрясение, но судя по выражению его лица, в этот миг маска с меня спадает. Про Дартмут-то он откуда узнал? И вдруг я подумала, что Салли, возможно, тоже сейчас где-то пьет кофе и отвечает на вопросы другого такого Фелти. Но из нее никто ничего не вытянет. Она всех отошьет. – В Дартмут? – повторила я. Язык у меня так распух, что еле ворочался во рту. – Нет, такого обыкновения у нас нет. Но однажды мы там были, да. Салли понравился один парень, который там учится. Мы съездили на вечеринку и на следующий день вернулись. Та поездка, казалось, осталась так далеко в прошлом, что мне не составило бы труда убедить себя, что все так и было. – Ясно, – сказал Фелти. К своему мятному чаю он так и не притронулся. Он и заказал его, наверное, чтобы расположить меня к себе, отыграть образ эдакого доброго дедушки. – А Кевина Макартура вы там не видели, не припоминаете? Это напоминало компьютерную игру, какую-то виртуальную реальность. Одно неверное движение – и ты срываешься с утеса или падаешь в огненную яму. Я очень тщательно подбирала слова, чтобы не наступить на мину. – Кампус там большой. И вечеринка в ту ночь, наверное, была не одна. Он прищурился, но я не могла понять – с подозрением или c сожалением. – Моей сестре было пятнадцать, а мне двенадцать. Она повесилась в гараже. Я ее нашел. – Мне очень жаль, – сказала я. Так вот оно что – тут личное замешано. – Она и виду не подавала, что в школе ее травят. Одноклассницы превратили ее жизнь в ад. Наши родители ни о чем не догадывались. А я был слишком мал, чтобы обратить внимание на какие-то тревожные звоночки. Все эти девчонки по-прежнему живут и здравствуют – а моя сестра давно в могиле. – Ужасно. – Я представила себе этих девочек – уже женщин. Может быть, они теперь растят собственных дочек – таких же беспощадных маленьких чудовищ. – Да, ужасно, – отозвался он. – Я об этом каждый день думаю. У вас есть сестра, мисс Веллингтон? Я кивнула. – Есть. Но мне, честно говоря, пора идти. Еще столько уроков делать… Хоть это правда. У меня накопилась куча долгов. Взять Салли и других девчонок – те и пашут как лошади, и веселятся на всю катушку. Я не такая – быстро отстаю. Фелти шлепнул визитку на стол между нами. – Если вспомните какие-то детали, которые могут помочь расследованию, надеюсь, дадите мне знать. – Он вытащил ручку из кармана рубашки и черкнул что-то на обратной стороне визитки. – Это мой личный телефон. Я взяла визитку, намереваясь выбросить ее в ту же минуту, как вернусь в общагу. Однако она осталась со мной навсегда: переезжала из бумажника в бумажник, измягчилась, истрепалась. Пусть друзья будут близко, а враги – еще ближе. После этого разговора я пошла к Салли. Она была в комнате одна, и я все ей рассказала, ожидая, что взамен услышу не менее душераздирающую историю о том, как ее тоже тягали на допрос. Но она вытаращила глаза: – Ко мне никто не приходил! – Не понимаю, почему меня он решил допросить, а тебя нет, – пробормотала я. – Раз уж он знает, что мы ездили в Дартмут вместе! Ну ладно, зато я могу тебе рассказать, что ему наплела. И если он явится к тебе, наши показания не будут расходиться. Она слушала, пока я излагала всю нашу беседу с Фелти, но я видела, что мысли ее витают где-то далеко. Видела по драным кутикулам и сухим кончикам волос. В какой-то момент, разглагольствуя, я подумала: «Да ей же никакого дела до всего этого нет!» К тому времени как я закончила, она закрутила волосы в неопрятную гульку, так что часть прядок осталась висеть вокруг лица. Я ждала обнимашек, хотя бы завалященького «все будет хорошо». Но она произнесла совсем не то, что я желала услышать: – Да у тебя паранойя, Амб! Никто тебя не посадит! Они никогда не докажут, что телефон Кевина побывал у тебя в руках. Этот Фелти просто пытается нагнать на тебя страху, чтобы ты сама все выложила. Все, что от тебя требуется, – держать рот на замке. Я кивнула, но желудок у меня был, как перекрученная простыня. Я только и слышала, что «ты». «Ты» да «тебя». Не «мы». Не «нас». Хотя ведь она все это затеяла! Не стащи она телефон, я бы не понаписала Флоре всех этих гадостей. И секса бы у нас с Кевином не случилось, и Флора была бы жива. – Давай куда-нибудь сходим! – предложила Салли. – Найдем какую-нибудь тусу и туда завалимся. Она уже не раз жаловалась, что ближе к сессии все стали ужасно скучные: пашут как ненормальные, из Олина не вылезают – апостолы кофеина и аддералла. – Не могу, – ответила я. – Мне еще кучу всего сделать надо. – Ну и что? Перерыв не повредит! У меня даже идея уже есть. – Она встала и из бардака на своем письменном столе выудила какой-то предмет. Серебристый мобильник. – Я стащила его у парня, который сидел рядом со мной в Олине. Кажется, его зовут Тодд, и я почти уверена, что он однажды переспал с Лили. Хочешь, позабавимся? Раскрыв рот, я таращилась на ее ухмылку и на телефон – такой маленький и безобидный в ее руке. – Ты шутишь, что ли? Она стиснула телефон. – Да почему шучу? Это же так прикольно – попытаться снова столкнуть его с Лили! Ну или что-нибудь еще… Выражение лица у нее было почти невинное. Только вот ничего прикольного я в ее предложении не видела. Скольким людям мы уже попортили жизнь в вечных поисках развлечений? – Нет. – Я покачала головой. – Я больше не хочу этим заниматься. Она поджала губы: – Знаешь, ты становишься такой занудой! Ничуть не лучше других. – Прости. Обещаю, скоро все войдет в колею…