– Возможно. Но она говорила, что вы были вместе. Ты понимала, что она пьяна, и дала ей перепихнуться с парнем, которого она видела первый раз в жизни. Хотя ведь знала, что у нее есть молодой человек! Она жутко боялась признаться в этом Кевину. Флора всегда считала, что во всем виновата только она сама. Наверное, тебе это чувство незнакомо. Ты-то не виновата никогда и ни в чем. – Я тоже была пьяна. Ничего не помню. – Как удобно! – Поппи закатывает глаза. – Я сказала ей, что она обязательно должна пойти в полицию. Но она взвилась и заявила, что это не мое дело. Он даже презерватив не надевал! Парень, который ее изнасиловал. Я никогда не позволяла себе даже думать про это слово. «Изнасиловал». Не позволяла себе прочувствовать, что оно на самом деле значит, потому что тогда пришлось бы признать, что в моих силах было это предотвратить. Я открываю рот, но Поппи не дает мне ни слова сказать: – Я посоветовала ей на всякий случай провериться. Она взяла с меня слово, что я никому ничего не скажу. У нас и так в семье все не слава богу. Нам всегда приходилось быть безупречными, чтобы семейный мир не рухнул. Поэтому я держала рот на замке. А зря. – Она касается губ. – Каждый день себя за это проклинаю. – Она мне ничего этого не говорила. Я бы постаралась ей помочь… Да я и себе-то помочь не в состоянии. Поппи смеется: – Я посоветовала ей поговорить с тобой. Думала: если ты приличный человек, настоящая подруга, то сходишь с ней ко врачу или что-нибудь в этом роде. Но ты ее просто отшила, так ведь? – Я не очень красиво себя повела. – Мои пальцы подбираются к сумке. – У меня своих забот было навалом. Подруга из меня не ахти. И я до сих пор из-за этого переживаю… Она качает головой. Тонкие волосы разлетаются во все стороны. – Да ни черта ты не переживаешь! Разве что из-за того, что Кевин тебе так и не достался. Ты правда думаешь, что я об этом не знаю? – Я вовсе не… – Кевин никогда не внушал мне доверия. Если мы с Флорой из-за чего и ссорились, то только из-за него. Она считала, что он весь из себя замечательный. Ему как-то удавалось внушать девушкам чувство, будто каждая из них – особенная. Наверняка и с тобой так же было. И ты решила, что вот он – мужчина твоей мечты. Я права? Телефон на кровати, но мне его не достать. Поппи заметит. Она бы не зашла так далеко, не сделала бы всего того, что сделала, если бы не замечала все и всегда. – Сдался мне этот Кевин! Я вообще ни в кого влюбляться не собиралась. Парень, с которым я встречалась в школе, мне изменил, и, оказавшись здесь, я как с цепи сорвалась. Трахалась со всеми подряд. Ушла в отрыв. Если она меня и слышит, то виду не подает. – Тут такое дело. Я еще даже не училась в Уэслиане, когда узнала о ДАПе. Это просто кладезь всяческой информации! И там многие утверждали, что видели, как АВ заперлась в туалете с КМ. А некоторые уверяли, что видели, как АВ бежала из Баттса. Вот я и хочу выяснить, которой из этих двух была ты. – Я тут ни при чем! Я была тем вечером с другим парнем. Она встает. – Ответ неправильный. Потому что, если ты не была с ним – если я правильно восстанавливаю события того вечера, – значит, ты бежала из Баттса. А значит, ты убила мою сестру. – Флора совершила самоубийство! Если бы ее убили, полиция бы это установила. Она была пьяна и морально уничтожена. Это ужасно. Но я тут ни при чем. Я могу положить всему этому конец и сказать, что Флору убила Салли. Может быть, Поппи мне даже поверит. Но тут же спросит, откуда я это знаю, и все равно придется рассказывать о собственной неблаговидной роли. – Сначала я была уверена, что вы со Слоан сделали это вместе, – говорит Поппи. – И поэтому перестали общаться. Не вынесли угрызений совести. Но потом я поняла, что все было иначе. Одна из вас использовала другую вслепую. Так что предположительный расклад такой. Ты взяла у Кевина телефон и отправила эсэмэски. Слоан сделала всю грязную работу. – Эсэмэски отправил Кевин, – говорю я. – Ну хватит! – говорит Поппи. – Давай посмотрим правде в глаза. Они были совершенно не в его манере. Слишком грамотные. И слишком сволочные. Да, он был мерзавец и изменник, который разбил моей сестре сердце. Но на такое он способен не был. Меня цепляет это «был». Кевин «был». – Моя сестра ошибалась на твой счет, – продолжает Поппи. – Актриса из тебя та еще. Забавно, потому что вся твоя жизнь – ложь. Твой муж хочет детей, а ты морочишь ему голову, притворяясь, будто тоже их хочешь. Вот Флора хотела детей. – Поппи покусывает ноготь большого пальца. Ногти у нее нежно-голубые, на них нарисованы подсолнухи. – Я действительно хочу детей. – Ребенок заставит ее смягчиться. Она не сможет причинить мне зло, если узнает. – Я беременна. Только сегодня узнала. Поппи сползает с кровати на корточки. Ее лицо как-то размякает, она протягивает руку, словно хочет меня коснуться. Но потом шарахается назад, стискивает руки в кулаки и испускает протяжный вздох. И говорит мягко: – Флора тоже была беременна. Что-то булькает у меня в горле. Тошнота. Или крик. Я закусываю костяшки пальцев, чтобы не дать этому вырваться наружу. Что она несет? Чушь какая-то! Не была Флора беременна! Откуда, с чего? – Она никому, кроме меня, об этом не говорила. Взяла слово, что я не скажу родителям. Мама родила Флору в девятнадцать лет. И всю жизнь нам долдонила, что мы ни в коем случае не должны залететь в столь юном возрасте. Может, поэтому Флора и придавала такое значение сохранению девственности. Я сдержала обещание и никому ничего не сказала, но после вскрытия родители все равно узнали. – Она смотрит на мое застывшее лицо. – Они не стали об этом трезвонить. Нам и так хватало… – Я понятия не имела… – почти шепотом говорю я. Поппи закрывает глаза, словно воспоминания причиняют ей слишком много боли. – Может, и она бы не узнала. Но я же ей сказала: сходи, проверься. А она вместо этого купила тест на беременность. Сделала его и позвонила мне. Рыдала в три ручья. Сколько раз я приходила в нашу комнату – а Флора посреди дня спит, отвернувшись к стене и натянув на глаза маску. Элла застала ее в слезах в туалете. Тест на беременность, горячий в ее потных руках. «Честно говоря, мне очень нужно с тобой посоветоваться…» – Я настаивала на аборте. Ее изнасиловали – она ни в чем не виновата. Посоветовала ей рассказать обо всем тебе. Новообретенная подружка наверняка подскажет что-нибудь дельное. Она обещала с тобой поговорить. Еще порадовалась – мол, как хорошо, что ты у нее есть. – Я бы обязательно помогла… – Люди видели в этой истории простую мораль. Не доверяй бессовестным парням. – Она разглядывает свои ногти. Наверное, это Флора научила ее делать такой аккуратный маникюр. – Кевин, конечно, был тот еще гад. И он за это заплатил. Но погубили мою сестру отнюдь не бессовестные парни, а бессовестные девчонки. Я думаю: может, закричать? Но услышит ли меня кто-нибудь? Обратит ли внимание? – Что ты сделала с Кевином? – О нем не беспокойся, – говорит Поппи. Ее голос подрагивает. – Тебе уже все равно. В замке раздается щелчок, мы дружно поворачиваемся и видим, как в комнату бочком просачивается Салли. Все-таки надо было закричать. Возможно, тогда все сложилось бы иначе. Салли, увидев Поппи, прихлопывает рот ладонью. – Ты! – говорит она – не то со страхом, не то с вызовом. – Ты это сделала, да? Поппи встает и сцепляет руки в замок, но я успеваю заметить, что они дрожат. – Рада, что ты заглянула на огонек, Слоан! Ты, как всегда, опаздываешь. Она здесь. Она вернулась. Вернулась ради меня. – Ты его убила, – выговаривает Салли медленно и веско. – А ты можешь это доказать? У него столько выпивки в номере. И куча таблеток на тумбочке. Я уверена, что из-за вас двоих он настрадался куда больше. – Кевин мертв? – выдавливаю я. Салли кивает. Но большого огорчения на ее лице нет – скорее сосредоточенность. Она соображает, как нам отсюда выбраться, чтобы нас не постигла та же судьба, что и Кевина. Теперь я понимаю: Салли не поехала домой. Она отправилась в отель и, когда увидела, что Поппи сделала с Кевином, могла сесть за руль и умчаться куда глаза глядят. Но она не смогла бросить меня. Меня накрывает мощная волна нежности. Я тоже хочу ее защитить – и не важно, что она сделала с Флорой. Я снова перевожу взгляд на Поппи – руки у нее сжаты в кулаки и больше не дрожат. Она вытаскивает из сумочки нож – длинный, с белой ручкой, очень похожий на ножи «Вюстхоф», ради которых мы с Адрианом специально зарегистрировались в «Уильямс Сонома», но так толком ими и не пользовались. Меня начинает неудержимо трясти, когда до меня доходит, чем, по ее задумке, должен кончиться этот вечер. Салли, покачнувшись, выпаливает: – Тебе это с рук не сойдет! Поппи взмахивает рукой – лезвие ножа взлетает и опускается. – Прими мою благодарность: это ты привела меня к нему. Ты вчера ночью к нему ездила – зачем, потрахаться? Салли придвигается чуть ближе. – Что, черт возьми, тебе нужно? – А ты как думаешь? Мне нужна правда. Поппи указывает ножом на меня: – Ты мастерица обращаться со словами. Нож нацеливается на Салли: – А ты предпочитаешь слову дело. Но кто бы из вас ни убил мою сестру, он допустил оплошность. Флора оставила бы записку. Именно так я и поняла, что это было не самоубийство. Ну хоть в одном Поппи и Кевин сходятся. Сходились. Зубы у меня стучат. Этот нож… Я узнаю его по ручке и живо представляю себе ту деревянную подставку на собственной кухне, в которой он должен стоять. Поппи побывала у нас дома, проникла в квартиру. Она изучала меня, словно науку, – так же и я когда-то изучала крутых девчонок. Салли могла проходиться насчет моей якобы паранойи, но я оказалась совершенно права. Я знала: за мной наблюдают. И сейчас испытала бы облегчение, если бы не страх, от которого немеет тело. Сколько раз я убеждала себя, что вижу привидение. Сколько раз в толпе мелькал профиль белокурой девушки. Мне все казалось, что за мной кто-то следует по пятам… Выходит, не казалось.