– Ну а бывает и такое, что ребенок наполовину мальчик, наполовину девочка. Гермафродурик. – От дурика слышу. – Если у твоего ребенка будут и мужские, и женские гениталии, у меня есть стопроцентно подходящее имя. Хочешь скажу? – Лучше помолчи. – По глазам вижу, хочешь. – Нет. – Бренди Александр[17], – торжественно лучась, объявил он. Я покачала головой: – Ты просто озабоченный сукин сын. Я буквально вижу, как ты сидишь там, у себя дома, в озабоченном одиночестве, и выдумываешь все эти штуковины. Скажешь, нет? – Ответ не засчитывается. А как насчет мотивов ретро? Что-нибудь типа Зима?[18] – А почему не назвать ее Риппл?[19] – Да ну, глупость какая. – Могу я сделать хоть что-нибудь, чтобы ты замолчал? – Думаю, нет. Однако на несколько блаженных минут он действительно смолк – должно быть, список иссяк. Слава тебе, господи. – Ягермайстер, – ставя крест на моей надежде, снова подал он голос. – Точно, Гарри. Так ее и нареку. Далось тебе, вижу, не сразу, но зато не в бровь, а в глаз. Он с сомнением поднял бровь: – Это ты серьезно? – Абсолютно, – соврала я. – Прекрасное имя. Так что теперь мы можем спокойно заняться чем-нибудь другим. Например, помолчать и не трепаться. – Что ж, Джек. Рад, что смог тебе услужить. – Спасибо за непомерный труд. – Пожалуйста. Я успела прочесть два полновесных абзаца, прежде чем услышала: – Ну а второе имя, наверное, Гленморанджи?[20] – У тебя выключатель где-нибудь есть? – спросила я, потирая глаза. – Ягермайстер Гленморанджи Траут. Чтение явно приходилось откладывать. – Первым делом позволь тебе сообщить, что ты болван. – Зато имя такое звучное, всем на зависть. Бьюсь об заклад, в пятом классе ни у кого во всей школе не будет подобного. Это повышает ее шансы как минимум вдвое. – Болван – это первое. А второе: с чего ты взял, что у моей дочери будет фамилия Фина? Он смерил меня взглядом мачо. – Так он же отец. – Мы с Фином не женаты. Тут мне вспомнилась моя безобразная реакция на его предложение, а еще что Даффи, кобелина, сожрал драгоценное тому свидетельство. Какая я все же невыносимая. – Дети при рождении получают фамилию отца, – сказал Макглэйд. – Я думаю, это закон. – А то, что на дворе сейчас двадцать первый век, ты не думаешь? И что фамилию я ей могу дать, какую захочу? – Ой, да брось ты с этим феминистским сепаратизмом. Когда парень прыскает семя в податливую бабенку, то с семенем передается и его фамилия. А отец одновременно получает ряд неотъемлемых прав, таких как выплата алиментов, приобщение ребенка к спорту и наставления в любовном деле. Когда ребенок родится у меня, он получит мою фамилию. По несчастливому совпадению, Макглэйд недавно обременил одну бедную женщину. И нынче, когда на ум ему не приходили алкогольные имена, он давал мне советы по воспитанию потомства. Среди них: «Никогда не стегай ребенка предметами толще автомобильной антенны», «Если не хочешь, чтобы ребенок утонул при купании, привязывай ему к шее несколько поплавков, и можешь смело уходить», а также «Памперсы нового поколения так хорошо впитывают, что их можно не менять несколько дней». – Еще один Гарри Макглэйд. Ох уж мир обрадуется. – Может, ты будешь время от времени с ним сидеть. Услуга за услугу. Гарри-младшему не мешает сблизиться со своей тетушкой Джеки. Я гневно воззрилась. – Не смей называть меня тетушкой. – Я вот недавно читал: если ребенок не перестает плакать, то давать ему риталин[21] можно с любого возраста. – И перестань давать мне родительские советы. Ты можешь вообще умолкнуть? Ну пожалуйста? – Ладно. Только вначале еще один родительский совет. – Черт с тобой, – вздохнула я, – валяй. – Никогда не повышай на своего ребенка голос. Это означает, что ты потеряла контроль. Я подумала. – А вот это дельно. – Спасибо. И обязательно просверли несколько дырочек в детском ящике для наказаний, чтобы ребенок мог хоть чуточку дышать. Я знала, что он шутит. Наверное. Хотелось бы надеяться. И здорово, что он сдержал слово и в основном теперь молчал, если не считать его раздражающей привычки мурлыкать старые хиты Нила Даймонда. – Пи-пи хочешь? – прервал он в итоге нашу полутишину. – Чего? – Писать. В смысле отлить. А то вас, безумных рожениц, в гальюн небось каждые пять минут тянет. – Да все нормально, хотя я и тронута твоим интересом к моим туалетным привычкам. А что такое? – Скоро остановка дальнобойщиков. Как я ни старалась, но меня все равно передернуло. – Ненавижу их. Макглэйд взглянул на меня, а затем медленно кивнул. – Ах да, вспомнил. Какие-то козлы на тебя в свое время напали, именно на такой остановке. В уме передо мной невольно ожила и заколыхалась, нависая, жирная ряха серийного убийцы Дональдсона. Брр. – Да, двое из них едва меня не прикончили. – А что с ними сталось? – Один сейчас в тюрьме. А второй нарвался на более крупную акулу, чем он сам. Это произошло вскоре после моей стычки с Дональдсоном. Его, по моим сведениям, несколько часов истязали, а затем подожгли. Чудо, что он вообще остался жив (хотя сам Дональдсон судьбе за это вряд ли благодарен). – Где он теперь? – поинтересовался Макглэйд. – Последнее, что я слышала, мучается от постоянной боли в спецучреждении под постоянным медицинским надзором. – Судя по всему, он получил по заслугам, – сказал Гарри. – Как, говоришь, его звали? – Дональдсон.