В ответ тишина. – Херб? Алло, ты где? – Он… гм, Лютер кое-что оставил. Кое-что с твоим именем. Так что не надо сюда. Лучше я сам к тебе подъеду, когда закончу. – Встречаемся в десять, – сказала я и ушла со связи. Со мной поравнялась машина – новый «Форд Бронко» Фина. – Извини, – сказал он, – тебя подвезти? Я уперлась руками в свои дикорастущие бедра. – Давай. К месту преступления. Или ты опять будешь меня удерживать? – Да уж ладно, – ответил он со вздохом. На Фина я все еще злилась, но нельзя забывать, что альтернативой было ехать с Макглэйдом. С которым торчать в машине – примерно то же, что сверлить зубы, только чуточку хуже. – Ладно. Жди здесь. Я пошла отдавать Гарри мобильник и сказала, куда мы направляемся. Тот нахмурился. – Ты уверена, что тебе непременно туда надо, в твоем состоянии? – Макглэйд, я беременна, а не беспомощна. – А эта твоя… прекогниция? – Надо говорить «преэклампсия». – Я почему-то подумал, что ты так и скажешь. – А вот это уже прекогниция, – вздохнула я. – Ты ж вроде только что сказала «преэклампсия»? – Да. Значит у тебя она есть, прекогниция. Дар предвидения. Раз ты предвидел, что именно я скажу. Он мотнул головой. – Ох-х. Это я, наверное, подхватил от той птахи по вызову. Надо было предвидеть такие последствия. Меня всегда озадачивало: Макглэйду просто нравится выносить людям мозги, или он в самом деле такой тупой? Ладно, пускай лучше тупой. – Ну и тупой же ты, – сказала я ему. – Ох ты огроменная. Я, кажется, даже чувствую твою силу тяготения. Может, тебе лучше домой? Ляжешь там, и пускай предметы вокруг тебя кружатся по орбите. Я нахмурилась. – Преэклампсия у меня вне зависимости от того, на свободе Лютер Кайт или нет. Но если он перестанет застить свет, мне будет легче. – Ладно. Сейчас добью в «Башне» уровень костей и мчусь туда к вам. Минут за двадцать, думаю, управлюсь. Под моим взглядом беременной горгоны он, впрочем, завибрировал: – Да ладно, ладно. Похохмить нельзя. Еду. Я вернулась к «Форду», и в натянутом молчании мы с Фином проделали путь до полицейского кордона на Кинзи – шесть черно-белых машин с включенными мигалками. Дорожный коп попытался заставить нас свернуть к обочине, но в этот момент среди мундиров я разглядела одну знакомую мне долговязую фигуру и скомандовала Фину: – Стоп. Я сойду здесь. Он сжал губы в нитку. – Я не люблю, когда ты оказываешься у меня вне поля зрения. – Тебя к месту все равно не пропустят. – Но тебе-то туда зачем? Ты ведь больше уже и не коп. – У меня есть друзья в верхах. Кроме того, департамент полиции Чикаго мне должен. Он все так и смотрел на меня страдальческими глазами. – Ты ведь знаешь, как я о тебе беспокоюсь? – Там два десятка полицейских, – успокоила его я, – так что ничего со мной не случится. – Джек, я ведь не об этом. Доктор сказал… – Да брось ты, Фин. То была лишь одна случайная схватка. Ты слишком остро реагируешь. Взгляд у него в самом деле заострился. – Остро? Он говорил, что может случиться разрыв печени. Отказ почек. – Маловероятно. – Ты можешь впасть в кому! – Исключено. – Летальный исход, Джек. Для тебя и для младенца. – Что ты несешь? Никто из нас не умрет, – отмахнулась я. Такой сентиментальный, мнительный Фин меня к себе не располагал. По мне, так лучше бы он громил бандюков и угонял машины. – Джек… – Дай мне мой телефон и перестань. Он с неохотой подтянул к себе мешок, и я углядела там пакетик чипсов. Я чуть было их не выхватила, но кое-как себя сдержала. Грызть чипсы на месте преступления – в известной степени моветон, не важно, насколько они великолепны и сколь слезно каждая клеточка моего тела по ним вопит. Не беременность, а бич божий. – Я вернусь минут через десять, – сказала я, вылезая из машины, и ступила в бучу. Меня остановил один из чинов, и тогда я спросила, где здесь детектив Том Манковски. Прошло немного времени, и навстречу показалась моя знакомая каланча, улыбаясь на ходу. Признаться, он удивительно походил на Томаса Джефферсона с двухбаксовой купюры – такие же длинноватые волосы, сильные нос и подбородок. – О, лейтенант! Поздравляю с малышом. – Спасибо, Том. Пока рано, но готовлюсь. И лейтенантом меня можно больше не звать. – Что поделать, привычка, – с улыбкой развел он руками. – Хотите прогуляться? Тело уже срезали. – Откуда? Том указал на железнодорожный мост Кинзи-стрит, торчащий своими разведенными створками на сотню футов в воздух; один из многих реликтов архитектуры, коими полнится город. В этой позе ржавые пролеты застыли уже годы назад, когда мостом окончательно перестали пользоваться. Возведенный из перекрестных балочных ферм, он имел такой же антикварный вид, как Эйфелева башня. Палец Тома указывал на среднюю секцию моста, под которой я уже успела разглядеть свисающий к воде отрезок веревки. Под мостом на деревянном настиле топталась стайка парамедиков и лежало непременное тело, укрытое простыней. За их спинами, на парковке здания «Chicago Sun – Times», теснились фургоны прессы и репортеры, отгороженные желтой полосатой лентой. Том провел меня сквозь людскую сутолоку, затем вниз по нескольким бетонным ступеням и подвел к помосту с телом. Здесь, в непосредственной близости от воды, вольно гулял ветер, и было заметно прохладней. Река дышала сыростью вперемешку с отходами. Возле одной из опор моста я увидела моего давнего друга и соратника, сержанта Херба Бенедикта. На нем топорщился серый, казенного вида костюм; галстук был допотопно широк, а один из лацканов несмываемо помечен пятном горчицы. При виде меня моржовые усы Херба поникли. – Черт возьми, Джек, – проворчал он. – Тебе здесь не место. – Время смерти? – спросила я без остановки. Херб протяжно вздохнул. – Медэксперт говорит, два-три часа ночи. Где-то в этом интервале. – Хьюз где? – Кофейком пробавляется. Джек, в самом деле: тебе не надо… – Херб, не начинай. – Я сцепила перед собой ладони, по мере сил разряжая обстановку, наэлектризованную отчасти моим приходом. – Как жертва была подвешена?