— Не двигайся! Сиди тут как мышка! — одними губами говорю Профессору. — А еще лучше, спрячься в шкаф! С этими словами я тихонько выскальзываю в коридор и бегу на носочках за ним, сокращаю дистанцию между нами. Нужно уложить его без шума, чтобы никто ничего не заметил… Мужчина заходит в туалет. Я невольно усмехаюсь. Подхожу к нему со спины, он даже не замечает меня, достаёт свой член и направляет струю в писсуар. Замахиваюсь и ударяю его по голове, отключая его, лишь тонкая струйка мочи стекает постыдно по его ногам на рефлексе. Стягиваю с него атласную мантию и снимаю железную маску. При виде лица мужчины меня передергивает, теряю дар речи. Петрушка. Блядь, тот самый, никчёмный Петрушка из управления. Как же далеки их сети. Отгоняю от себя эти мысли, с ними будет время разобраться потом. Сейчас нужно вызволять дырочки моей девочки из адского плена. Стараюсь копировать повадки горе-полицейского, которого я спрятал в туалете. Пришлось действовать быстро, полагаясь на удачу. Главное, чтобы в ближайшее время больше никто не захотел в туалет, иначе меня ожидает провал. Его тело сразу найду на полу. Прохожу мимо комнаты, стараясь не смотреть на нее. От профессора только и нужно — сидеть тихо и не привлекать внимания. Он был нужен, чтобы показать дорогу и рассказать по больше об этих психах, но в итоге от него мало толку. Он сам себе на уме. Захожу в медицинский пункт, стараясь быть спокойным. При виде его убранства у меня сводит все тело в болезненных спазмах. Чувствую, как к горлу подступает тошнота. Хочется выпить. Невыносимо хочется напиться. Жажда скручивает суставы во всем теле. А еще я бы выкурил травки, сделал бы пару затяжек. Давно этим не баловался. Из-за Ангелины. В центре комнаты стоит кровать, на которой мирно с блаженным выражением лица посапывает Лина. У нее ангельское личико и безмятежный вид, что не вписывается в происходящие реалии. Вокруг нее множество свечей и лепестков роз. При виде этого девичьего лица я даже растекаюсь. Нашёл. Вижу ее. Целую и не вредимую. В углу тесной комнаты стоит стол с шампанским и клубникой. Отвратительно. Они еще и отмечают такое. — Нужно уходить. — говорит мне подошедшая девушка. — Он скоро прибудет и должен будет лишить ее девственности. — Она разве девственница? — стараюсь говорить тихо, чтобы не выдать свой голос. Маска немного искажает голоса, но не настолько, чтобы мой выдать за Петрушкин. Ответом мне служит хриплый смех. Достаточно противный. Представляю, что за маской скрывается уродливая крыса. — Ты будто не знаешь… Он найдёт способ, как ЛИШИТЬ ее по другому… Мне бы хотелось задать больше вопросов, но я умалчиваю. Трудно понять — сколько знал этот Петрушка. Лишние вопросы могут привлечь внимание. Я специально задерживаюсь, словно хочу выйти последним. Прикидываю свои шансы и рассматриваю замок на двери. Вся эта процессия тут только для того, чтобы приготовить жертву к ритуалу. Главного здесь нет. Очень хочется посмотреть на самого развратного мужчину в мире. Неужели он развратнее меня? Когда девушка выходит, я захлопываю дверь, предварительно выталкивая ее. Быстро проворачиваю замок и начинаю двигать шкаф у стены к двери. Поступок слишком не обдуманный, да и плана никого нет. Но нужно действовать. Скидываю с себя маску и плащ, чтобы они не сковывали движения и бегу к Ангелине. За дверью начинается настоящая суета. Крики возрастают, они пытаются вынести эту дверь. — Сука! Открой дверь! Ангелина без чувств. Никакие пощечины не пробудят ее. Спящая красавица, блин. Подлетаю к окну с решёткой и пытаюсь быстро открыть все замки и засовы. Это нужно сделать быстрее, чем они догадаются оббежать здание. Нельзя терять время. За столько лет все проржавело и заклинило, металл нехотя поддается мне, приходит в движение. Приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы сдвинуться с мертвой точки. На лбу выступает пара капель пота от усердия. А во рту все также сухо от жажды. Когда мне удается распахнуть окно, я с жадностью вдыхаю свежий воздух. От этих пидоростических благовоний уже блевать охото. Какой взрослый мужик разведет это все, чтобы просто потрахаться? Подхватываю Сиськастую и залажу на подоконник. Преследователям удается выбить замок и теперь они пытаются оттолкнуть дверь вместе с шкафом, но я даже не различаю их крики. В моих ушах кто-то включил Богемскую рапсодию и я стараюсь сохранять спокойствие. С такой высоты трудно слезть самому, что говорить о том, когда у тебя на руках девушка. Только в сказках они все весят как пёрышки, а в жизни это нормальный такой мешок картошки, который нельзя волочить по полу. С молитвами и божьей помощью мне удается слезть. От напряжения дрожат руки. Приходится закинуть Сиськастую на плечо, чтобы мне ничего не мешало взять в руки в пистолет. Снимаю его предохранителя и со всех ног бросаюсь к машине. Если начнётся перестрелка, мне не удастся убежать. Их больше, да и они не обременены женщиной на плече. Сейчас лучше всего сбежать. Позади слышу мат и скрип металла. Они пробрались в медицинский пункт и теперь у меня совсем мало времени… Нужно бежать… бежать из последних сил. К машине… Синяя bmw уже на виду, считанные шаги остались. Присаживаюсь на одно колено, чтобы передохнуть и проверить обстановку. Никого вроде бы нет, я скрыт кустами, но никто не может гарантировать, что в других тоже кто-то есть… Беру в руки камешек и закидываю в кусты. Жду. Ни шороха ни звука… Вроде бы никого нет. Выжидать и проверять времени тоже нет. Придётся двигаться. Пересекаю оставшиеся метры не дыша, усаживаю Лину, пристегиваю ремнём. Делаю все машинально, на скорости. Главное не останавливаться. Вижу тёмные фигуры, которые приближаются все ближе. Они бегут, вызывая во мне раздражение. Сектанты гребаные. Запрыгиваю на водительское сидение и завожу двигатель. Черт с профессором, выберется. Его оставлять не красиво, но в моей системе приоритетов, жизнь Лины стоит дороже. Двигатель не заводится, предательски глохнет. Фигуры все ближе. — Твою мать! Блядь! Давай!!! — Она не заведётся, Дик. — тихий, но властный голос заставляет меня обернуться. Позади меня стоит молодой мужчина, мой ровесник. Он умеет произвести впечатление. Высокий и статный с модной прической, но при этом не той гейской, которую зализывают гелем. Брутален. Он смотрит на меня карими, почти чёрными глазами мягко, даже снисходительно. Явно чувствует себя хозяином положения. В его руке пистолет. Он максимально расслаблен. — ТЫ мне нравишься. Ты такой же, как я. Ненасытный и жаждущий получить желаемое. Я бы не причинил тебе вреда, но ты прикоснулся к тому, что принадлежит мне. — Она не принадлежит тебе. — спокойно отвечаю ему, сжимая рукоятку пистолета, готовый выстрелить. Он улыбается. — Она моя, то, что ты порвал ее девственную плеву, еще ни о чем не говорит. Я очень боялся, что она фригидная, но ты доказал обратное. За это я тебе благодарен. Ты открыл вечный огонь, который я буду раздувать в пожар. — Да ты прям поэт. Он подходит ближе, останавливая жестом своих подоспевших людей. Поднимает руку с пистолетом. — Убить было бы правильно, но скучно. Ты лишил меня удовольствия быть ее единственным, я подарю тебе возможность наблюдать за тем, что тебе не достанется никогда. Он спускает курок и я даже вижу, как пуля вылетает и несётся ко мне. *** Ангелина. Боль. Везде. В каждой мышце, в каждой клеточке тела. Этот стон мой? Во рту Сахара, ни намека на жидкость. Губы потрескались от жажды.