— Левин? — Спрашиваю я, наконец, нерешительным шепотом, и когда он поворачивается ко мне лицом, выражение его лица пронзает меня до глубины души. Оно настолько противоречиво, что я не могу этого вынести. Я вижу все, с чем он борется, в тот краткий миг, когда ему удается смахнуть часть этого, и я понимаю, что он действительно этого хочет. То, что он стоит здесь со мной, представляя наше будущее в этом доме, делает его счастливым. И это также заставляет его чувствовать себя настолько виноватым, что это разрывает его на части. Я знаю, что не должна идти к нему. Он не поцеловал меня ни разу, кроме как в щеку, с нашей брачной ночи. Но я не могу остановиться. Видя его таким, я разрываюсь на части, потому что, независимо от того, что думает он, Изабелла или кто-то еще, я действительно люблю его. Я знаю это до глубины души, с такой уверенностью, какой, наверное, никогда не испытывала ни к кому другому. Я люблю его, и мне невыносимо видеть его в такой боли, как было невыносимо видеть его в Рио, когда я выхаживала его. Поэтому я преодолеваю расстояние между нами, и прежде чем он успевает остановить меня, я поднимаюсь на цыпочки и прижимаю руку к его щеке, а мои губы касаются его губ. — Это наш дом, — тихо шепчу я ему в губы. — Это тот, который я хочу. Это то, что мне нужно. Я имею в виду не только дом. Я имею в виду его, и нашу жизнь, и нашего ребенка, все, что у меня с ним есть, и я не уверена, понимает ли он это. Я чувствую, как он напрягается, когда я целую его, и готовлюсь к тому моменту, когда он оттолкнет меня, когда он скажет мне, что мы не можем этого сделать. Я чувствую, как его пробирает дрожь, и знаю, что это значит. Я чувствовала это уже много раз, как он борется с собой, пытаясь не поддаться мне, не поддаться тому, чего хотим мы оба. Но я хочу, чтобы он проиграл эту битву. Когда его руки ложатся на мою талию, я понимаю, что он проигрывает, если уже не проиграл. Его рот прижимается к моему, скользя по моим губам. Я чувствую, как он колеблется, пытаясь не целовать меня. Я почти слышу, как в его голове крутятся колесики, требующие, чтобы он отступил, придумывая все причины, по которым он не должен этого делать, и все причины, по которым он должен это сделать. Пожалуйста, не останавливайся. Я скольжу руками по его груди, пальцы проникают в небольшую щель над верхней пуговицей, где он оставил две расстегнутыми. Я прижимаю кончики пальцев к его теплой коже и провожу языком по его нижней губе. Он разрывает поцелуй, совсем чуть-чуть. — Нам нужно посмотреть еще один дом… — Вот он. — Я наклоняюсь, снова касаясь губами его губ. Я слишком боялась того, что он отвергнет меня, что я почувствую, как это будет больно. Слишком боялась, что не знаю, сколько времени, по его мнению, должно пройти, прежде чем мы снова ляжем вместе в постель. — Это наш дом. — Он еще не наш. — Слова прозвучали между нашими ртами, его дыхание согрело мои губы, и во мне вспыхнуло желание. — Будет. — Я расстегиваю одну пуговицу его рубашки, другую, третью, целую его между ними, провожу языком по его нижней губе, впиваюсь в нее зубами. — Левин… Я знаю, что он знает, чего я хочу. Его рука крепко сжимает мою талию, его бедра двигаются навстречу моим, и я чувствую, как он тверд. Он тоже хочет меня, и в этот момент я решаю сделать так, чтобы ему было как можно сложнее отказать мне в этот раз. — Ты сказал, что хочешь дать мне то, что я хочу, — шепчу я ему в губы. — Я хочу тебя. Здесь. Сейчас. Пожалуйста… — Это нечестно. — Голос Левина хриплый, и я чувствую, как его руки сжимают мою талию, как будто он борется с желанием притянуть меня ближе или оттолкнуть. — Ни капельки, Елена… — Я знаю. Я закрываю глаза и целую его крепче. Я тянусь вверх, закидывая одну руку ему за голову, и прижимаю его рот к своему, а другой рукой продолжаю расстегивать пуговицы на его рубашке, пока она не оказывается почти полностью расстегнутой, и я чувствую, как он снова вздрагивает, когда мои пальцы проводят по его животу. Когда я чувствую, что он поддается, когда его рот открывается и его язык связывается с моим, у меня слабеют колени. Прошло меньше недели, но мне кажется, что с тех пор, как он в последний раз целовал меня вот так, прошло невыносимо много времени, и я вцепляюсь пальцами в края его рубашки, притягивая его ближе. Я чувствую, как он стонет мне в губы, вибрация покалывает кожу, а его руки спускаются к моей попке, сжимая и обхватывая, притягивая меня еще ближе. Я расстегиваю последние пуговицы его рубашки и разрываю поцелуй, чтобы провести губами по его горлу, проводя языком по впадинке ключицы, а мои руки опускаются к его поясу. В любое мгновение он может вспомнить, что ему кажется, что мы не должны этого делать, что он должен остановить меня. Я хватаю каждую секунду близости с ним, которую только могу, откладывая ее на все дни и ночи, когда, как я знаю, он вспомнит о самоконтроле, смакуя, пока он находится под моим контролем. Я провожу губами по его груди, спускаюсь еще ниже, опускаюсь перед ним на колени и расстегиваю молнию. — Елена, пол… — Мне все равно. — Я просовываю руку в отверстие его брюк, и он становится таким твердым, что мгновенно впивается в мою руку, горячий и пульсирующий. Я слышу, как Левин сдерживает стон, когда я провожу большим пальцем по влажному кончику его члена, уже капающего на меня, а его рука гладит меня по волосам. — Блядь, Елена… — Я хочу тебя, — дышу я, мои губы совсем близко к его члену. — Пожалуйста… Он хихикает низким, темным, глубоким звуком. — Ты стоишь на коленях с моим членом в руке, и умоляешь меня. — В его голосе звучит ирония. — Черт возьми, Елена, ты хоть понимаешь, что ты делаешь со мной? В одном этом вопросе столько всего. — Иногда, — шепчу я, а затем, прежде чем он успевает ответить, прежде чем момент может стать мрачным и печальным и превратиться в нечто, что может помешать нам сделать это, я скольжу рукой вниз по его длине и обхватываю губами кончик его члена. Я чувствую дрожь, которая пробегает по всему его телу, когда его рука прижимается к затылку. Теперь я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что ему нравится. Чего он хочет. Что сведет его с ума от желания. Я знаю его вкус, ему нравится, когда я провожу языком по его кончику, слизывая выступившую сперму, соленую и густую на моем языке. Я знаю, что ему нравится, когда я медленно опускаю руку вниз, а губы и язык следуют за ней, позволяя ему наблюдать за тем, как я ввожу его дюйм за дюймом, до самого горла, и смотрю на него с широко раскрытыми глазами. Я вижу момент, когда он перестает сопротивляться, когда он сдается и отдается наслаждению. Его пальцы скользят по моим волосам, выражение его лица смягчается, а глаза затуманиваются от вожделения, когда он наблюдает за тем, как я сосу его член. — Ты чертовски красива, — бормочет он, его пальцы скользят по моей челюсти, когда я беру его чуть глубже, и он стонет. — Такая хорошая девочка. Ты так хорошо принимаешь мой член. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, мои бедра сжимаются от похвалы. Его голос струится по мне, как шелк, и я страстно хочу, чтобы он был внутри меня, чтобы он снова заполнил меня. Ничто и никогда не может быть так хорошо, как он, когда он внутри меня, я уверена в этом. Я скольжу вниз, пока мой нос не касается его кожи, и его голова откидывается назад. — О, черт, — вздыхает он, и я держу его так, сколько могу, мое горло сжимается вокруг него, пока я не вынуждена выдохнуть. Когда я соскальзываю с его члена, немного задыхаясь, выражение его лица не дает мне покоя. Он смотрит на меня сверху вниз с выражением такой неприкрытой похоти, что мне кажется, будто я больше никогда не смогу дышать. Я вижу, как его вторая рука сжимается на боку, как будто он пытается остановить себя, и не может. Он опускается передо мной на колени, запустив руку в мои волосы и сжимая их в кулак, а его рот снова приникает к моему. В одно мгновение я превращаюсь из соблазнительницы в ту, кого берут. Он прижимается ко мне, толкая меня на спину на твердый деревянный пол, и рычит мне в губы, резким, отчаянным звуком потребности. — Ты сводишь меня с ума, — простонал он, прижимаясь лбом к моему лбу, а другой рукой нащупывая пуговицу моих брюк и рывком расстегивая их. Все мое тело выгибается, когда я чувствую, как его кулак смыкается вокруг талии, стягивая ткань, его рука скользит между моих бедер, и я стону, когда кончики его пальцев скользят между моими складками. — О, Боже, ты такая чертовски мокрая… Это преуменьшение. Я вся насквозь пропитана, я хочу его, и когда он вводит в меня два пальца, более грубо, чем обычно, а его большой палец лежит на моем клиторе, мне кажется, что я могу кончить на месте. Я упираюсь бедрами в его руку, отталкиваясь от него, а его большой палец перекатывается по моему клитору в одном и том же ритме снова и снова, пока я не оказываюсь так близко к развязке. Когда он снова целует меня, я впиваюсь зубами в его нижнюю губу. Он удивленно хмыкает и еще сильнее вводит в меня пальцы, доводя до грубого, быстрого оргазма, как будто точно знает, что мне нужно, и это уже не должно меня удивлять. Он всегда знал, что мне нужно. Его язык проникает в мой рот, переплетаясь с моим, а другой рукой он стягивает мои брюки на бедра, наклоняясь надо мной. Я чувствую, как его член упирается мне в внутреннюю поверхность бедра, готовый занять место его пальцев в тот момент, когда я кончу для него, и это толкает меня за грань. Я хватаюсь за его затылок, впиваясь ногтями в его шею, когда мой крик удовольствия поглощается поцелуем, сжимаюсь вокруг его пальцев, а его большой палец впивается в мой клитор. Мое зрение расплывается по краям, когда я кончаю, все мое тело бьется в конвульсиях, когда я наконец кончаю, оргазм, в котором я нуждалась несколько дней, обрушивается на меня, как приливная волна, снова и снова, пока я прижимаю его рот к своему, а моя вторая рука опускается вниз, чтобы захватить его запястье и прижать его руку к себе, как будто он может остановиться в любой момент. Я сжимаюсь вокруг него, оседлав его пальцы, пока оргазм не начинает ослабевать, и он не вырывает свою руку из моей. Я вскрикиваю от потери трения, в тот момент, когда снова чувствую пустоту, но это ненадолго. Он стягивает штаны с бедер, и я вижу, как он обхватывает рукой свой длинный, толстый член, его пальцы все еще блестят от моего возбуждения. Это зрелище настолько откровенно развратное, что вызывает во мне новый прилив удовольствия, и я стону, когда он наклоняется вперед, и набухшая головка его члена толкается в меня, а я выгибаюсь дугой вверх, обхватив рукой его задницу. — Трахни меня, — задыхаюсь я, впиваясь ногтями в его кожу. — Пожалуйста, трахни меня… Я не могу обхватить его ногами. Мои брюки запутались в икрах и стянуты вниз ровно настолько, чтобы Левин смог раздвинуть мои ноги достаточно далеко, чтобы он мог войти в меня. Я чувствую себя наполовину сдержанной под ним, отчаянно пытаюсь прижаться к нему ближе и полностью отдаюсь на его милость. Это сводит с ума и возбуждает одновременно, и я впиваюсь ногтями в его спину, выгибаясь под ним, когда он начинает проникать глубже. — Пожалуйста… — Полегче. — Его рука обхватывает мою челюсть, наклоняя мою голову вверх, чтобы он мог смотреть на меня сверху вниз. — Это то, чего ты хочешь, Елена? Я смотрю на него, чувствуя полуобморочное состояние от потребности. Неужели он действительно спрашивает об этом прямо сейчас? Головка его члена уже внутри меня, но он не проникает глубже, удерживая меня под собой. Я сжимаюсь вокруг него, двигая бедрами, чтобы получить немного давления и трения, в которых я так отчаянно нуждаюсь, и вижу, как его челюсть сжимается, когда он борется за контроль. — Ты хочешь, чтобы я трахал тебя на полу, вот так? — Его вторая рука лежит рядом с моей головой, глаза темные от вожделения. Его бедра двигаются, и он вводит в меня еще один дюйм своего члена, заставляя меня стонать с отчаянным звуком, который в любой другой момент заставил бы меня чувствовать себя неловко, но сейчас мне все равно. Мне нужно больше. — Да… — Я впиваюсь ногтями в его спину, крутя бедрами под ним, но его мускулистая масса удерживает меня на месте. — Боже, Левин, пожалуйста! — Ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной. — Еще один дюйм, а мне все еще нужно больше. Я беспомощно сжимаюсь вокруг него, нуждаясь в его толчках, нуждаясь в горячем скольжении его внутри меня вперед и назад, заставляя меня кончить снова. — Ты даже не представляешь, что я чувствую из-за тебя. Каждый гребаный день, Елена… Он подается вперед еще на дюйм. Я вскрикиваю, вздрагивая, и он стонет. — Ты сбиваешь меня с толку. Каждый гребаный день, с тех пор как я тебя встретил. Черт возьми, Елена, ты заставляешь меня хотеть… Его бедра подаются вперед, когда он откусывает последнее слово, как проклятие, вгоняя в меня свой член сильнее, чем когда-либо прежде, и я рассыпаюсь под ним. Он начинает двигаться, когда я кончаю, каждый толчок его члена проходит через мои сжимающиеся мышцы, и я снова вскрикиваю, но звук внезапно поглощается его ртом, когда он крепко целует меня. Он хватает меня за обе руки, его пальцы обвиваются вокруг моих запястий, и я вспоминаю ночь в мотеле, когда он связал меня своим ремнем, и заставил меня умолять его. Мне кажется, что я собираюсь провести остаток своей жизни, умоляя его. Левин прижимает меня к себе, мои ноги запутались в штанинах, а запястья зажаты в его руках, и я теряю представление о том, где заканчивается мой оргазм и начинается следующий. Все, что я чувствую… это жар его кожи, обжигающий тонкую ткань моей рубашки, давление его губ на мои, горячее, неумолимое скольжение его члена в меня снова и снова, с каждым разом все глубже, как будто он хочет запечатлеть себя на мне. Его бедра скребутся с моими, его стон вибрирует в моем рту, и я чувствую, как он вздрагивает, когда тоже достигает края. — Черт, Малыш, я сейчас кончу… Слова вырываются у меня изо рта и обрываются, когда мои зубы перебирают его нижнюю губу, а мой язык сплетается с его языком, когда я выгибаюсь на нем. Я хочу этого. Я хочу почувствовать, как он входит в меня. Я хочу почувствовать его жар, заполняющий меня, и я хочу сказать ему, подтолкнуть его к этому, но я не могу перестать целовать его достаточно долго, чтобы сказать это. Его пальцы почти до синяков обхватывают мои запястья, его бедра впиваются в меня с безумным отчаянием, когда он прижимает меня к твердому деревянному полу. Затем я чувствую, как каждый дюйм его тела становится твердым, его член становится толстым, твердым и набухшим внутри меня за мгновение до того, как его бедра вздымаются, и я чувствую, как он заливает меня горячей струей своей спермы. Удовольствие снова захлестывает меня, электрическим током пробегая по каждому сантиметру моей кожи. Я беспомощно содрогаюсь под ним, выкрикивая его имя, когда он зарывается лицом в мою шею, а его бедра бьются о мои, его член пульсирует, когда он сильно кончает. Долгое время мы не двигаемся. Я чувствую, как в животе завязывается узел ужаса, зная, что именно в этот момент он возвращается к себе, вспоминает, что он думает обо всем этом, что чувствует каждый раз, когда теряет контроль. Я чувствую, когда он начинает отключаться, его руки разжимаются вокруг моих запястий, когда он отступает назад, его член выскальзывает на свободу, и он отворачивается от меня. — Господи, Елена. — Он проводит рукой по волосам, неловко вставая и натягивая штаны на бедра. — Черт, мы, наверное, устроили беспорядок… — Я разберусь с этим. — Моя одежда в еще большем беспорядке. Я натягиваю ее на место, и в груди у меня щемит от желания, чтобы он повернулся, посмотрел на меня, дал мне хоть что-то, кроме сожаления. — Теперь мы должны арендовать дом, верно? Мы трахались в нем. Это ужасная попытка пошутить. Он долго стоит лицом ко мне, а потом медленно поворачивается, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться с пола. — Если ты хочешь этот дом, мы его получим, — говорит он мне, в обычной манере. Но я хочу не только дом. Я стою и смотрю на человека, которого люблю, на его лицо, снова ставшее безучастным, и мне хочется сказать ему, что я буду жить где угодно, если он перестанет так на меня смотреть, если у меня будет еще хоть один день, когда он сможет просто быть со мной самим собой, а не строить все стены заново, которые у него есть, после того как он их разрушил, сам того не желая. Я не хочу чувствовать, что каждый раз, когда мы вместе, я цепляюсь за каждую секунду, потому что никогда не знаю, когда у меня будет еще одна. — Это тот самый, — тихо говорю я ему, и снова я говорю не только о доме. Я стою и смотрю, как он застегивает пуговицы на рубашке, и мне так хочется подойти к нему, что становится больно. Я хочу поцеловать его, провести руками по его волосам и сказать, как сильно я его люблю, и я проглатываю все это вместе с болью, пылающей в моей груди. Я заставляю себя улыбнуться и наблюдаю за тем, как он выпрямляется, возвращаясь к той осторожной версии себя, которую я знаю гораздо лучше, чем хочу.