/////// Мы медленно завтракали, глядя, как последняя оставшаяся в лагере молодежь пакует свои кухонные принадлежности и отправляется в путь. Потом мы неохотно собрали палатку, не горя желанием покидать относительный комфорт стоянки и отправляться в горы, навстречу неизвестным сложностям. Мот складывал стойки палатки и рассеянно убирал их в мешочек, но взгляд его был устремлен за горизонт. Посмотрев на него, я сразу же вспомнила всю забывчивость, болезненные утра и мучительные пробуждения последних нескольких лет. На его лице были написаны нерешительность, сомнения в себе. Я забрала у него стойки, и наши глаза встретились. И надежда: у него в глазах горела еще и надежда. Слабая, едва ощутимая возможность, что это не просто поездка в место, где он всегда мечтал побывать, а нечто куда большее. Он приехал сюда в надежде, что сумеет отбросить страх и боль и вновь заставить свое тело работать, как это удалось ему на тропе. Сумеет вынудить себя преодолеть тот невидимый барьер, который кортикобазальная дегенерация возвела вокруг его мышления и движений, упаковав всю его жизнь в пленку, как рыбу на полке в супермаркете, – нормальная жизнь была ему видна, но недоступна. Когда мы шли к выходу из лагеря, из своей хижины нас окликнула служительница, принимавшая плату за места на стоянке. – Если вы идете в Тоурсмёрк, вам нужно спешить. – Почему? – Автобусы перестанут ходить в субботу вечером. – Почему они перестанут ходить? – Потому что начнется зима. – Когда, в воскресенье? – Да, в воскресенье уже будет зима. Я подняла рюкзак Мота, чтобы он просунул руку в лямку, сфотографировала первый придорожный столбик, отмечавший начало трека, и набрала полные легкие надежды. Пути назад не было. Мы оставили реку позади и направились в серное сердце южного высокогорья Исландии. Я смотрела вперед, туда, где тропа уходила через потоки лавы к полосатым цветным горам впереди, и старалась сосредоточиться на этом странном пейзаже, а вовсе не на том, как впивается в плечи рюкзак. Раньше нам никогда не приходилось нести с собой столько еды, и она непривычно утяжеляла рюкзак, так что в шее все время неприятно тянуло, а между плечами покалывало. Если такие ощущения были у меня, значит, они были и у Мота, даже если он ничего дополнительного не тащил, кроме завтрака. Я пообещала себе забрать у него из рюкзака что-нибудь из вещей, как только мы съедим хоть немного еды из моей поклажи. Поднявшись из туманной дымки на дне долины, солнце разогнало остатки облаков, и горы осветились, как на подиуме. Позади нас на широкой открытой равнине ослепительными нитями то сплетались, то расплетались сверкающие реки. А впереди белые, синие и зеленые участки вязкой расплавленной земли дымили, шипели и изрыгали клубы газа и водяных испарений. На стоянке внизу остановился автобус и выпустил на свободу компанию людей в длинных разноцветных дождевиках. Они заспешили вверх по холму, останавливаясь каждые несколько шагов, чтобы сфотографироваться, а затем обогнали нас на полном ходу. Торопливо они взобрались на вершину, на обзорную площадку, там снова сфотографировались, а потом бежали вниз, чтобы успеть на автобус. Горстка волонтеров в оранжевых куртках орудовала лопатами и кирками, вырубая из склона куски грунта, чтобы построить каменные ступени для туристов с автобусных экскурсий. Один из работников положил три жестянки с супом в сетку, опустил ее в озерцо кипящей сернистой воды и прижал камнем, прежде чем вернуться к своей лопате. Было почти время обеда. На развилке тропы мимо нас пробежали последние туристы из автобуса, и мы на минутку сняли рюкзаки. Нас обогнали двое походников, они медленно шли вверх по холму, сгибаясь под рюкзаками такого чудовищного размера, что колени у них не разгибались до конца, а ступни выворачивались наружу. У юноши были ярко-рыжие вихры, из-за которых он напоминал певца Эда Ширана, почему-то несущего собственный багаж. Девушка, невысокая и темноволосая, казалось, осела под тяжестью своего рюкзака, такого огромного, что верх его торчал у нее над головой, а низ свисал чуть не до колен. – Вот это да, как думаете, что у них там? А я-то предполагал, это у нас много вещей! – Если это Эд Ширан, то, наверное, там гитара. – И ударная установка. – Конечно, это не Эд Ширан. Он бы прилетел на вертолете. Впереди горы расступались волнистым ковром цвета, уходившим во все стороны. Мы продолжали медленно идти вверх по тропе, и каждый поворот, спуск и подъем открывали нам новый вид на очередную горную гряду. Пейзаж без границ; горные горизонты без конца. Персиковые, желтые и охряные холмы мерцали в неярком свете дня. На скоплениях опавшего черного пепла виднелись единственные признаки растительности, ослепительно-зеленые полосы: это мох и примитивная травка творили начало жизни на сухих горах, которые, казалось, все еще поблескивали после тысячелетий, проведенных подо льдом. То и дело подкрепляясь батончиками мюсли и изюмом, мы часто останавливались, чтобы сфотографировать вид, и день стремительно клонился к вечеру. Дейв как раз поднял рюкзак Мота, чтобы тот надел его на плечи, когда рядом с нами на секунду остановилась девушка. – Добрый день, прекрасный вид! – Я уже вошла в походный режим и с готовностью здоровалась со всеми встречными людьми. В ответ мне звучали самые разные языки и неслыханные акценты – обычный обмен приветствиями. Никаких других слов нам не требовалось, в этом диком месте все друг друга понимали. Но эта девушка мне не ответила. Она достала из рюкзака здоровенную камеру с внушительным объективом, быстро щелкнула что-то, снова спрятала ее и умчалась дальше, только ее ярко-красные штаны замелькали впереди. Мы медленно шли за ней, глядя, как она исчезает из виду. – Хорошо, что я подготовился к походу. Стоит мне захотеть, я ее легко догоню. Это я ради вас так тащусь. – Ну конечно ради нас, Дейв, спасибо тебе большое. На склонах начали появляться серые пятна, температура стала падать, и несмотря на солнце, мы надели дождевики. – Думаете, это лед? Какое-то оно слишком серое для льда, – Джули показала на серое пятно на склоне впереди. – Остатки прошлогоднего снега. Кажется, обледеневшего. – Дейв шел впереди, и ему было лучше видно. Спустившись с гребня небольшой гряды, мы оказались у первого ледяного поля: скопившийся в глубокой расселине снег превратился в плотный лед, который теперь таял на солнце. Под ним виднелась река, текшая сквозь ею же проложенные арки и пещеры. Над небольшим ущельем сформировался ледяной мост. Я ждала, что лед будет белоснежно-чистым, но он оказался весь в темных пятнах и подтеках. Мот стоял рядом со мной, пиная его носком ботинка. – Как думаешь, что это за черная грязь? Думаешь, это пепел нападал? – Может быть, частично. Но скорее всего, это криоконит. – Что? Я смотрела, как Мот нерешительно ступает по льду, внимательно следя за тем, чтобы не поскользнуться. В такие секунды я остро понимала: живя в церкви, запертая внутри собственной головы, я практически ничего не знала о том, что Мот делает в университете. Что еще за криоконит? Оказалось, что криоконит – это вещество, которое заставляет ледники по всему миру таять даже быстрее, чем ожидается. Пыль, пепел, сажа, микроорганизмы, подхваченные ветром и дождем, падают на ледники и ледяные поля, смешиваются с талой водой на их поверхности и образуют темные пятна. Черный ледник впитывает больше тепла, чем белый. Дополнительное впитываемое в лед тепло означает только одно – таяние. Криоконит – это естественное явление, которое будет наблюдаться на ледниках столько, сколько они будут существовать, особенно в Исландии, где сама земля регулярно выбрасывает в воздух облака пепла. Но теперь помимо пеплопада, который случается здесь регулярно, вокруг планеты непрерывно циркулирует сажа из углеродсодержащих выбросов. Она осаждается на эти когда-то первозданные пейзажи каждый раз, как выпадает снег или дождь. На ледяные массивы, от которых зависит не только уровень воды в наших океанах, но и, скорее всего, даже баланс нашего климата. К тому времени, как Мот в мучительных подробностях объяснил нам, как формируется криоконит, мы пересекли широкое плато, со всех сторон окруженное открытыми пиками и волнообразными складками. Около двухсот семидесяти градусов горизонта занимали разноцветные горы. Оставшиеся девяносто градусов были заполнены покрытыми льдом склонами, вздымавшимися впереди и сбоку; с этих сторон дул холодный ветер, замороженными порывами приносившийся с невидимых далеких ледников. Наше внимание привлекла насыпь камней у тропы с небольшой металлической табличкой: памятник молодому человеку всего двадцати пяти лет от роду, который заблудился на этом склоне в метель, всего лишь в километре от горной хижины. Эти холмы – не место для живых существ. Камни, лед и сера – вот все, что уместно здесь, в этом краю, где лето может смениться безжалостной зимой в одно мгновение, и у человека не останется времени даже свериться с картой. /////// Я недолюбливаю палки для ходьбы. По-моему, это необязательное и обременительное приспособление, которое скорее мешает идти, чем помогает, и к тому же лишний груз, который я не хочу тащить. Мот год или два ходил с палкой для подстраховки в моменты потери равновесия, когда ему было не удержаться на ногах самому. Я же всеми силами сопротивлялась этим штукам, считая их символом неизбежного разрушения суставов. Однако видео в интернете так настойчиво убеждали меня, что палки совершенно необходимы для переправ через реки, что я сдалась и все же купила одну. Только одну, и я ни разу еще не отстегивала ее от рюкзака, хотя нам встречалось немало молодежи, использующей две палки, как при катании на беговых лыжах. Теперь же мы стояли на краю ледяного склона, который начинался где-то высоко на вершине горы и уходил на несколько десятков метров вниз. Первыми спустились Дейв и Джули: впереди Дейв с одной палкой, он добрался до низу безо всяких проблем, а за ним Джули с двумя, она даже ни разу не поскользнулась. На склон ступил Мот; палка помогала ему не оступаться, несмотря на скособоченную походку. Он приостановился, обернулся ко мне и помахал палкой. – Давай же. Хватит упрямиться, просто достань ее. Я осмотрелась по сторонам и смущенно сняла свою палку с рюкзака. Неуверенно держа ее в руке, осторожно ступила на лед. Было ужасно неприятно доверяться чему-то кроме собственных ног, однако ледяное поле я пересекла без проблем. – Дело сделано, добро пожаловать в мир старичков! – Вот спасибо, Джули! Я просто подстраховалась. Наверняка я бы и без нее обошлась. – Это уж как пить дать, и даже ни разочку бы не поскользнулась. Мигающий маячок на краю ледяного массива означал, что мы приближаемся к горной хижине Храфнтиннускер. Такие хижины разбросаны тут и там по тропе примерно в дне ходьбы друг от друга. В них можно ночевать, спать на матрасиках в своих спальниках, иногда в них даже обнаруживается еда, но главное – в них можно согреться и укрыться от суровейших погодных условий. Все хижины, расположенные по пути, оказались заранее забронированы, но даже будь они свободны, останавливаться в них было нам не по карману. Мы запланировали каждый день ночевать возле них в собственных палатках, – если сможем идти достаточно быстро, – чтобы пользоваться общественными туалетами и кухнями. Подойдя к краю плато, за которым земля резко уходила вниз, мы увидели на склоне под собой красные и зеленые домики. Вокруг смотровой площадки и между хижинами на обрыве были разбросаны каменные круги. Они напоминали разрушенное древнее поселение, но каждый круг был всего полметра высотой, а в центре его стояла палатка. Защита от ветра для уязвимых нейлоновых укрытий на голом склоне горы. Заприметив среди каменных кругов маленький железный домик, я вдруг поняла, что десять часов не пи́сала. Я набрала побольше воздуха и вошла в вонючую кабинку. Все что угодно, лишь бы не снимать с себя многочисленные слои одежды на ветру и не присаживаться прямо на льду. Странным образом в субарктическом климате мне даже не пришло в голову беспокоиться об обезвоживании, но при этом пить в холодном сухом воздухе совершенно не хотелось. Я закрыла за собой дверь и выдохнула. /////// Мы поставили палатку на сланец и черный пепел в последнем свободном кругу, который стоял на пятьдесят метров ниже по склону, чем все остальные. Девушка в красных штанах была уже здесь, и я смотрела, как она марширует вверх по холму, легко обгоняя других людей на тропе. Мот за это время надул самонадувающийся матрас, который отказывался выполнять эту заявленную функцию, и без сил упал на него. – Я всё. Не знаю, хватит ли мне сил подняться в кухонную палатку, чтобы поесть. Может, поужинаем прямо здесь? – Можно, но кажется Дейв и Джули уже там, они будут нас ждать. Давай я схожу и скажу им, что мы поедим внизу? – Я и сама не знала, смогу ли подняться на холм. Икры свело таким спазмом, что казалось, будто их сдавило тисками, и спать я хотела куда больше, чем есть. – Нет, ты иди вперед, я не хочу, чтобы они видели, как мне трудно. Ставь воду кипятиться, я тебя догоню – только отдохну минутку. В кухонной палатке было темно, пол покрыт сырым пеплом, а по центру стоял длинный низкий стол. Дейв и Джули уже ели. Во мраке в самой глубине палатки уже знакомая нам парочка с огромными рюкзаками выкладывала на стол сковородки и огромные запасы провизии, а рядом сидела девушка в красных штанах. – Ничего себе, неужели вы все это притащили на себе? – Консервные банки с фасолью, свежий болгарский перец, дюжина яиц, пакет муки, коробочки со специями, соль, перец, ножи, вилки. – Да, было ужасно трудно. – Темноволосая девушка разбивала в сковородку яйца, а юноша, который вблизи оказался совсем не похож на Эда Ширана, смотрел, как девушка в красных брюках помешивает в сковородке вермишель. – А зачем вам это? Уж как я ненавижу сухие полуфабрикаты, но даже я не потащила бы все это по горам. – Это мой первый трек. Эрик позвал меня с собой и сказал, что нужно взять всю эту еду. Ничего, мы постепенно ее съедим. – Эрик – твой парень, тот рыженький? Надеюсь, он тащит свою часть всего этого. – Ой, он мне не парень, мы просто друзья. Я приехала из Германии в Исландию учиться геотермальной энергетике, мы с ним познакомились в университете. У него такой большой спальник, что еда к нему в рюкзак почти не помещается. – Он тебе, наверное, очень нравится. Она взбивала яйца; очевидно, что «нравится» было здесь слишком слабым словом. Вряд ли она взвалила на себя такую ношу, что и у осла подкосились бы ноги, из простой симпатии. – Я никогда не беру с собой больше десяти килограммов, брала даже меньше, когда шла по тихоокеанской тропе. Страшная глупость тащить все это. Я завтра хотела пойти вместе с вами, но если вы не сможете идти в темпе – пойду одна. – Девушка в красных штанах ела вермишель и одновременно заплетала волосы, а Эрик все смотрел на нее, не отрываясь. Я взглянула на темноволосую девушку, которая продолжала взбивать яйца. Мы все знали, что завтра она пойдет по тропе одна. – Мы видели, как ты взбегала на холм. Как там, хороший вид? – Дейв так сосредоточился на еде, что не заметил драмы, происходившей у него под носом. – Да, я поднялась перед едой, вид просто супер, сняла там несколько отличных фотографий заката. – Что думаете? Поднимемся перед сном, поглядим? Подняться на вершину горы ради красивого вида? Я даже не знала, смогу ли встать. Первый день похода – а я к нему не готовилась, – и мои ноги превратились в ноющие негнущиеся ходули. – Да, конечно, почему бы и нет. Мы все потащились вверх по засыпанному пеплом склону на каменистый холм. Очень скоро свет начал тускнеть: на вершину холма наползло облако, текучий мокрый воздух, который затем спустился по его сторонам в долину, и пик исчез в розовом и оранжевом тумане. В палатках внизу зажглись фонарики, а потом они тоже исчезли из виду. – Вот и нет больше смысла подниматься наверх, – Джули порылась в кармане и достала пакетик. – Кто хочет леденец? Мы сидели в темноте и ели конфеты, а туман ласкал долину, вздымаясь и опускаясь, как будто им управляла какая-то невидимая подземная сила. Бесплотное общение между небом и землей. Пощелкивающий, намагниченный мокрый воздух снизился, на мгновение сгустился в долине, продемонстрировав нам тускло освещенную термальную инверсию, и вновь расширился, укутав все вокруг. Температура стремительно падала, и, дрожа от холода, мы побрели в сторону лагеря. Наши налобные фонарики освещали лишь туман и камни. Оставив Дейва и Джули у их палатки, мы вышли на незнакомый каменистый склон, и нашего нейлонового прибежища нигде не было видно. Поднялся ветер и понемногу начал разгонять дымку. Я никак не могла отделаться от мысли о том молодом человеке, который умер где-то неподалеку, совсем рядом от хижины. В этой голой земле, состоящей изо льда, камня и наэлектризованного воздуха, так легко было соскользнуть в щель между жизнью и смертью. Держась за руки, мы вернулись вверх по холму и наконец наткнулись на каменный круг, скрывавший нашу палатку.