Безрезультатными оказались и проверки нескольких ателье пошива меховых шапок. География преступлений оказалась довольно обширной. Похищали пушистых зверьков не только в Краснолиманском, но и в Новоазовском районе. Несколько подобных случаев было зарегистрировано в Харьковской и Ворошиловградской областях. Удалось установить, что злоумышленники имеют в своем распоряжении надежный автотранспорт и каждый раз после совершенной кражи быстро уходят с места преступления. Такая мобильность делала их неуловимыми. Ущерб исчислялся пятизначной цифрой. Предстоял серьезный экзамен на оперативную зрелость коллектива горрайотдела и его руководителей. * * * В тот январский вечер оперативные группы горрайотдела внутренних дел контролировали все четыре дороги, ведущие в Красный Лиман. Старший госавтоинспектор Осипенко и его коллега Бондарь патрулировали на машине северную часть района, граничащую с Харьковской областью. Отъехав километров девять от поселка Дробышево, они увидели легковушку, быстро идущую со стороны села Пески Радьковские соседнего Боровского района. По яркому снопу света фар инспекторы безошибочно определили: «Жигули». — Проверим? — спросил Бондарь. — Обязательно, — поддержал Осипенко, — узнаем, кто эти запоздалые гости в здешних краях. Бондарь поднял вверх светящийся жезл и резко опустил его, указав место остановки машины. В «Жигулях»-фургоне заметили автоинспекторов и, сбавив скорость, остановились. Осипенко подошел к машине, представился сидевшему за рулем и потребовал документы. Машина принадлежала Чибисову. Техпаспорт и водительское удостоверение были в полном порядке. — Куда путь держите? — спросил Осипенко. — В Краматорск, — ответил хозяин машины. — А у пассажиров есть документы? Двое на заднем сиденье пьяными, заплетающимися языками ответили, что нет у них с собой документов, но они из Краматорска и назвали себя. Инспекторы осмотрели машину снаружи: через стекло в багажнике видна была какая-то поклажа. — Что везете? — спросил Бондарь. Ответа не последовало. Тогда автоинспекторы открыли багажник и увидели три ящика, доверху наполненные керамической плиткой. — Где взяли? Опять молчание... — Ну что ж, придется всех троих доставить в горрайотдел, там разберутся. — Никуда я не поеду, я не преступник, работаю токарем во втором цехе НКМЗ и еду домой, — вызывающе грубо ответил Чибисов. — Во-первых, вас никто не назвал преступником, а во-вторых, вам все-таки придется подчиниться. А тем временем дотошный Бондарь фонарем осветил весь багажник и в глубине его обнаружил картонный ящик. Раскрыв его, увидел свежевыделанные шкурки песца. Пересчитал — ровно девять штук. «Не эти ли голубчики повадились на звероферму? — подумал инспектор, — ведь на оперативках ориентировали, что преступники совершают кражи с использованием автотранспорта». Задержанную машину загнали во двор горрайотдела. В присутствии понятых составили протокол. Закончив его оформление, Осипенко спросил: — Где взяли плитку? — На керамкомбинате, в Славянске, — хмуро проговорил Чибисов. — У кого? — Незнакомый тракторист вывез с территории комбината, и я у него купил. — А шкурки откуда? — Взял у дедушки в Боровском районе Харьковской области. Инспекторы поняли, что задержанные ими люди представляют интерес для уголовного розыска и передали их туда. ...В кабинете начальника Краснолиманского горрайотдела подполковника Ердакия обсуждали, как провести полную проверку Чибисова и его спутников на предмет причастности к кражам в зверохозяйстве. Старший оперуполномоченный уголовного розыска УВД Донецкого облисполкома Медвень, внимательно выслушав мнения своих коллег, внес поправку: — Знакомство с материалами показывает, что в проведении поисковых мероприятий допущены серьезные просчеты. Считаю необходимым заняться установлением лиц, занимающихся выращиванием песцов и норок не только в Краснолиманском районе, но и в Славянске, Краматорске, Дружковке, Артемовске. С какой целью? Вами до сих пор не изучены каналы сбыта похищенных зверьков. Где они оседают?... Кому их сбывают?.. Можно предположить, что их скупают владельцы индивидуальных ферм или предприимчивые дельцы для изготовления меховых шапок, имеющих большой спрос. Майор Гирявой доложил, что Чибисов обманул инспекторов. В действительности, как выяснилось на допросе, девять шкурок он взял не у дедушки, а на своей нелегальной ферме в селе Пески Радьковские, которую держал у колхозного скотника в нарушение законодательства, запрещающего выращивание в индивидуальных хозяйствах плотоядных зверьков. Чибисов на своей ферме содержал более пятидесяти штук песцов, шкурки которых выделывал, зарабатывая на этом промысле немалые деньги. Прояснилась история и с керамической плиткой. В свое время Чибисов выписал ее для себя, но не израсходовал. Затем решил продать, однако, не найдя покупателя, вез домой. Оперативные группы установили, что около тридцати человек занимается выращиванием пушистых зверьков. В числе таких любителей-звероводов оказался и житель Краматорска, тридцатидвухлетний Александр Бурцев, отличившийся предприимчивостью. О нем поначалу было известно немногое. Работает начальником команды служебного собаководства отряда военизированной охраны Новокраматорского машиностроительного завода. В личном пользовании имеет «Москвич», живет в собственном доме, явно не по средствам, спиртными напитками не злоупотребляет. Соседи считают его замкнутым, нелюдимым, сообщили и о торговле зверьками и шкурками песцов и норок. Бурцев, приглашенный в кабинет майора Котова, держался высокомерно, давая понять, что он оказался здесь по ошибке, по явному недоразумению. Присутствовавший на беседе старший лейтенант Медвень сразу понял, что они имеют дело с хитрым и опытным человеком. — Скажите, Бурцев, — спросил Медвень, — вот вы несколько лет занимаетесь незаконным выращиванием песцов, норок, а где вы покупали зверьков для пополнения своей фермы? — Их продают во многих городах области. Я, например, покупал в Донецке, Славянске, Дружковке, Артемовске... — Но вы не только покупали, но и продавали, причем есть сведения, не совсем законно, то есть при весьма сомнительных обстоятельствах. Что вы на это скажете?.. — Клевета это. Спросите соседей, они скажут, что я продавал собственных песцов и норок. Об этом знают и у меня на работе, — самоуверенно ответил Бурцев. Медвень решил «прощупать» своего оппонента с другой стороны и неожиданно попросил его рассказать о краже метлахской плитки. К своему удивлению, оперативник увидел, как Бурцев облегченно вздохнул и на его лице словно появилась надпись: «Эту мелочевку я с готовностью беру на себя, лишь бы не пудрили мне мозги зверушками». Старший лейтенант мгновенно отметил эту перемену: «Раз человек так легко воспринял обвинение, за которое можно поплатиться как за менее тяжкое преступление, то за ним, надо полагать, кроется что-то более серьезное». Так подсказывала ему интуиция, но ее надо подкрепить неопровержимыми уликами. Все дальнейшие попытки добиться от Бурцева правдивых показаний успеха не принесли. Допрос возобновили вечером, как условились, Медвень, Кабацкий и майор Котов, но Бурцев попросил оставить его один на один с майором. Просьбу удовлетворили. Закончив допрос, майор Котов встретился с ожидавшими его товарищами и, не скрывая улыбки, сообщил: «Кражу зверей совершает некий Виктор из Артемовска. Правда, — заметил майор, — в рассказе Бурцева чувствуется какая-то фальшь, надо все строго проверить». Не откладывая, как говорится, в долгий ящик, Котов, Кабацкий, Медвень и Гирявой выехали вместе с Бурцевым в Артемовск. Довольно легко отыскали дом, в котором жил Виктор. Во дворе все говорило о том, что здесь раньше действительно держали пушных зверей, но сейчас их не было. Не оказалось и хозяина дома — Виктора, находившегося, как подсказали соседи, в психоневрологической больнице Славянска. Чтобы проверить до конца показания Бурцева, отправились в больницу — допросить Виктора, если разрешат врачи. Подъезжая к больнице, Медвень, не спускавший глаз с Бурцева, заметил на его лице волнение, а в глазах — чувство тревоги. Состояние крайней нервозности Бурцева бросилось в глаза и другим членам оперативной группы, когда они пошли к главврачу за разрешением допросить Виктора. Позже станет понятной причина волнения Бурцева: он подумал, что его привезли в больницу с целью госпитализации для исследования как психически неполноценного человека. Следователь Гирявой, как того требует процессуальный кодекс, допросил Виктора с разрешения врача, произвел между ним и Бурцевым очную ставку, и все прояснилось: Виктор к кражам зверьков непричастен, знает Бурцева как человека, у которого покупал щенков песцов и норок, но они долго не жили у него, подыхали, так как были очень капризны, требовали большого ухода и специальных витаминов, которые достать практически невозможно. Члены оперативной группы возвращались в Красный Лиман разочарованными и усталыми больше от того, что от поездки ожидали большего. И все же день прошел не зря — доказана лживость показаний Бурцева. В кабинете Котова стали советоваться: что делать? Задерживать Бурцева дальше нельзя, истекли санкционированные прокурором сроки. И отпускать ни у кого не лежала душа. Нужны улики, и это на сегодня главное. Решили пока использовать косвенные. Медвень и Гирявой, приступив к допросу Бурцева, уличили его в обмане. — Вранье, — сказал Медвень, — никогда никому не шло на пользу. — Следствие располагает, — включился в разговор Гирявой, — сведениями о том, что житель Краматорска Чибисов недавно покупал у вас песцов. Назовите количество и цену проданных песцов. Лицо Бурцева побагровело, на скулах заходили желваки, он странно задергался на стуле, а немного погодя утихомирился и тяжело проговорил: — Сейчас не помню, когда это было. Я подъехал на своем «Москвиче» к зверохозяйству. В это время ребята (он назвал фамилии, оказавшиеся вымышленными), пролезшие через проволочный забор с территории зверохозяйства, предложили мне купить у них песцов. Я согласился. В назначенное время в установленном месте я встретился с ними и купил восемнадцать песцов по восемьдесят рублей за голову. Часть песцов я продал Чибисову, но дороже, чем купил. Медвень, внимательно слушавший Бурцева, сразу усомнился в правдивости его показаний, но не стал уточнять отдельные детали, важные для следствия. Решили поехать на место для воспроизведения обстоятельств происходившего. В присутствии понятых Бурцев не смог четко указать место пролома в заборе зверохозяйства и вообще вел себя как-то странно: беспокойно озирался по сторонам, не смотрел в глаза людям. Было совершенно ясно: Бурцев снова врет. ...Оперуполномоченный угрозыска, которому поручили сделать оперативную проверку по месту жительства и работы Бурцева, в своем рапорте доложил: «Бурцев имеет знакомых в Краснолиманском зверохозяйстве, а с директором хозяйства поддерживает дружеские отношения. Со своего питомника поставлял зверохозяйству служебных собак, часто бывал там. Его подчиненный, проводник служебных собак, некий Воронков, проживающий в собственном доме в Славянске, часто гостил у него. В поведении Воронкова за последнее время заметны изменения: стал тише воды, ниже травы, молчаливый, ни с кем не общается, а в прошлом его часто можно было видеть пьяным. — Бурцев, — обращается старший лейтенант Медвень к допрашиваемому, — вы задумывались над своим поведением? Советуем вам быть искренним. Ведь чистосердечное признание пойдет вам на пользу. — Я вас понял, Виктора незаслуженно оговорил, он овечка, ни в чем не виноват, песцов брал я с Воронковым. Это правда. Можете его допросить. Сошлитесь на меня, он расскажет. Медвень и его коллеги не были уверены, что Бурцев не соврал и на этот раз. Поэтому предварительно послали в Славянск оперативного работника угрозыска за сбором сведений, характеризующих Воронкова. В процессе проверки была установлена некая Неля. Дружба ее с Воронковым тщательно скрывалась. Занавес таинственности сорвали люди, поведавшие, что Неля систематически скупала у Воронкова песцов, сдавала их знакомому мастеру, тот забивал их, выделывал шкурки, из которых она шила меховые шапки и торговала ими. От этого «бизнеса» сама имела приличный куш, не был в обиде и ее добродетель. Воронкова задержали в Славянске, в его доме. Все выдвинутые против него обвинения поначалу отрицал. Для проведения следствия его доставили в Красный Лиман. Медвень, увидев человека с уродливыми руками, скрюченными пальцами, сразу усомнился: неужели он мог тащить ношу весом в двадцать килограммов? В мешок вмещалось пять-шесть песцов. Его сомнение вскоре развеялось показаниями сначала Бурцева, а потом и самого Воронкова. Бурцев заявил на допросе: «А чего вы удивляетесь, Воронков принимал от меня мешок со зверьками и тащил его к машине в зубах». Гирявой и Медвень решили провести разговор с Воронковым напрямую. — В беседе с оперативными работниками вы полностью отрицали свою причастность к кражам песцов и норок из зверохозяйства. А для чего вы дали Бурцеву тысячу рублей?