— Поехали-ка мы с тобой, Анатолий, к следователю и расскажем все, что мы знаем и думаем о «потерпевшей». Пусть он предъявит ей обвинение в убийстве мужа и умышленном причинении себе телесных повреждений. Но встреча со следователем ошеломила их. Заместитель прокурора области, которому докладывали результаты расследования, распорядился немедленно освободить Терехову из-под стражи и проявить больше активности в поисках убийц Мишина, причинивших телесные повреждения его супруге. Леднев не мог согласиться с таким решением. — Я прошу вас, — сказал он следователю, — перед освобождением допросить Терехову еще раз. Вот тут и вопросы у нас уже есть, которые стоит ей задать. Следователь согласился. Так появился еще один протокол допроса, который многое прояснит... «Вопрос: Скажите, Терехова, как преступники связывали вам руки? Ответ: Сначала связали сзади двойным электрошнуром, точно не помню, но, кажется, ладонями наружу, а другим куском шнура — ноги. Связывал парень высокого роста. Потом положили меня между кроватями лицом вниз. Заткнули мне рот тряпкой. Преступники в доме были долго. Ушли они за десять-пятнадцать минут до прихода работников милиции. Я успела развязаться, взять топор и забраться на чердак, чтобы открыть фрамугу и позвать на помощь. Вопрос: Куда вас били преступники? Ответ: Высокий парень ударил меня ногой в голову и затылок, но удар пришелся через подушку. Девушка хватала меня за волосы и требовала отдать ей деньги. Она вырвала у меня два пучка волос, становилась на голову ногами, а потом прижигала ягодицы. После всего этого она положила мне в ладонь горящую папиросу, отчего образовался ожог. Вопрос: Почему вы полезли на чердак, а не вышли через дверь? Ответ: Дверь была заперта, я пыталась открыть ее, но не смогла. Вопрос: Куда девался веник, который вы купили на рынке? Ответ: Когда пришла домой, положила его, кажется, на крыльцо перед верандой. Вопрос: Электроплитка, на которой грели утюг преступники, из ваших первичных объяснений была на чердаке дома. Когда они успели ее принести в дом, нагреть утюг и жечь им вас? Ответ: Не знаю, наверное, тогда, когда связали меня и положили между кроватями. Вопрос: Какая была необходимость искать плитку электрическую, когда в это время докрасна была накалена печь, отапливаемая углем? Ответ: Не знаю, но преступники ее принесли с чердака...» К этому времени было получено заключение судебно-медицинского эксперта, с которым ознакомился Леднев. В нем, в частности, говорилось: «...На обеих ягодицах гражданки Тереховой имеются ожоги второй и третьей степени, которые причинены горячим металлом. Таким металлическим предметом мог быть никелированный чайник, обнаруженный на электроплитке во время осмотра места происшествия. Это подтверждается формой и величиной ожогов, соответствует величине маленького никелированного чайника, на дне которого имеются темно-бурые пятна, образовавшиеся от обуглившегося эпидермиса и крови обожженной кожи при причинении этих ожогов. Ожоги относятся к категории средней степени...». Анализ всего того, чем располагало следствие, убеждал Леднева и Чичикало в том, что Терехова водит их за нос по продуманному ею сценарию. Но сценарий рассчитан на простачков... — Анатолий, — обратился Леднев к Чичикало, — а ну, вспомни, о чем писал в своем рапорте участковый, который по твоему звонку первым побывал в доме Тереховой. — А чего вспоминать? Есть его рапорт. И Чичикало стал читать: «...Я первым вошел во двор, за мной Суховеев. Я прошел к двери веранды, дверь была закрыта, но не заперта, снаружи в замке был ключ и я свободно вошел туда и у порога увидел на полу утюг. Я пошел дальше. Дверь, ведущая из веранды в прихожую, была приоткрыта наполовину, и я увидел на полу в прихожей лужу крови. Я перепрыгнул через нее и направился в первую комнату, дверь была полностью открыта, и я свободно зашел в нее. На полу этой комнаты были следы крови. Я заглянул в зал, где были цветы, и увидел женщину, она стояла возле дивана, держась рукой за спинку его. Я стал подходить к ней, а она мне говорит: «У меня нет детей, где мой муж, его, наверное, увезли...» Я сказал, что я работник милиции, на мне была форменная одежда работника милиции, тогда она сказала: «Вы в гости пришли, мы гостей принимаем...». Она что-то еще бормотала невнятное. В этот момент подошел Суховеев и сказал: «В погребе кто-то есть». Когда я подошел к погребу, то увидел внизу вывернутую руку человека и понял, что это труп. После этого я вызвал оперативную группу». Леднев выслушал рапорт участкового и спросил у Чичикало: — Что нужно прокуратуре теперь?.. Разве не очевидно вранье Тереховой?.. Я не хочу пересказывать всего того, что уже мы с тобой в процессе работы обсудили и чем располагаем, но все же напомню: ожоги, как утверждает судебная медицина, получены от округлой формы никелированного маленького чайника, ни в коем случае не от чугунного массивного утюга. Участковый утверждает, что ни одна дверь не была заперта, а она, видите ли, не могла выйти из дома через дверь, а полезла на чердак. Никто не видел, по словам Тереховой, как совершалось преступление. Теперь о бинте на шее Мишина... маникюрных ножницах... следах крови. Такого не сделал бы даже «неграмотный» в воровских делах преступник. Вот та сумма доказательств, которая позволяет нам с тобой, Анатолий, оспаривать решение прокуратуры об освобождении Тереховой из изолятора временного содержания и не считать ее причастной к убийству. Леднев решил допросить Терехову сам. На допрос привели Александру Михайловну Терехову — женщину почтенного возраста, плотного телосложения, с крупным волевым лицом. — Скажите, Александра Михайловна, брали ли преступники маникюрные ножницы, которые лежали на столе в комнате, где вас пытали, как, по вашему мнению, они оказались в подвале, где был обнаружен труп мужа? Терехова молчала, смотрела в окно, словно в бездонную даль. — Если вам тяжело отвечать на довольно простой вопрос, то скажите, пожалуйста, куда вы дели халат, в котором были в день совершения преступления?.. Ответа не последовало. — Не удобные для вас вопросы, как я погляжу, — заметил Леднев. — А ведь вот этот молодой человек, — и он указал на Чичикало, — нашел веник, вернее, остатки от него. Может, вы скажете, куда девался веник, приобретенный вами в тот трагический день на рынке? Терехова по-прежнему молчала и смотрела отрешенным взглядом в окно. Полковник и старший лейтенант пытались убедить Терехову дать правдивые показания. Все перечисленные факты говорили против нее. Их нельзя было опровергнуть. Долго еще испытывала терпение оперативных работников Терехова, как вдруг выпрямилась и заговорила: — Все началось с того, что в январе муж получил письмо от дочери, которая сообщала, что она выходит замуж и приглашала его, мужа, на свадьбу в Минск. Я не хотела, чтобы он ехал, и из-за этого возникла ссора. И не одна. В одну такую ссору муж заявил, что продаст дом, заберет со сберегательной книжки деньги и уедет к дочери в Минск. Такое решение мужа делало меня нищей: без денег, жилья... Родственников у меня нет, я нигде не работаю, зарабатываю на выращивании тюльпанов. С тех пор я стала готовиться к убийству мужа... В тот трагический день события развивались так. Когда Терехова возвратилась с рынка, между супругами возник скандал из-за того, что она где-то проболталась, пришла поздно и не приготовила обед. Мишин ударил ее по лицу. Тогда она схватила со стола нож и стала бить мужа им в лицо, шею, грудь. Все это происходило в коридоре. Убежав от мужа, Терехова спряталась в ванной комнате. Он стал ее искать по квартире. Не найдя жены, истекая кровью, он полез на чердак, а когда спускался вниз по лестнице, потерял сознание от потери крови и упал в открытый подвал. Терехова опустилась в подвал, пыталась оказать ему помощь: разрезала ножницами бинт, сделала тугую повязку на шее, но было уже поздно, он умер у нее на руках... Надо было заметать следы. Созрела мысль: покончить жизнь самоубийством. Не смогла. Придя в себя, обдумала план действия. Зная, что на поселке был когда-то случай нападения на старушку, которую пытали горячим утюгом двое молодых парней и девушка, требуя выдать ценности, взяла кофейник, нагрела его на плите и стала жечь ягодицы. Утюг и электроплитку специально выставила на видном месте. Чтобы усилить число ужасов, Терехова стала загонять под ногти подвернувшуюся под руки иглу. Халат, в котором она была во время убийства, оказался в крови. Чтобы избавиться от улики, она решила сжечь его... Вот так и было раскрыто дело об убийстве. А потом состоялся суд, приговоривший Терехову к двенадцати годам лишения свободы. СЛЕДЫ НА СТЕКЛЕ В тот январский вечер за окном неистовая буря терзала деревья. Снег вместе с дождем, подхватываемый штормовым ветром, хлестал по окнам. Гнетущий, надсадный вой злого ветра проникал в кабинет даже через двойные рамы. Быстро наступала ночь. Начальник отделения уголовного розыска старший лейтенант Харламов наскоро провел оперативку и, когда сотрудники разошлись по участкам, сел за изучение материалов о нераскрытых преступлениях этого года. Их можно было назвать однотипными. Обворовывались магазины, столовые, аптеки, швейные мастерские и даже павильоны по ремонту обуви. Налетчики искали, судя по взломанным железным ящикам, деньги, а когда их там не находили, брали все, что попадало под руку. Совершались и более опасные преступления. Как-то вечером двое молодых парней проникли с тыльного входа в буфет столовой № 30 и, завладев выручкой, скрылись. На следующий день об этом знал весь город. И это преступление оставалось нераскрытым. Общественное мнение было явно не в пользу милиции... При свете настольной лампы Харламов вчитывался в каждую строчку рапортов, сообщений, справок, составленных сотрудниками, отыскивал малейшую зацепку, которая могла бы помочь раскрыть кражи и ограбление буфета. Оторвавшись от бумаг, старший лейтенант подумал: «И здесь, как тогда, при раскрытии преступления на Химколонке, нас может выручить только помощь общественности. Надо безотлагательно оживить работу с добровольными народными дружинами, комсомольскими оперативными отрядами. Повести широкую разъяснительную работу, обратиться к населению с просьбой помочь обезвредить злоумышленников. Нельзя ограничиться только чисто милицейскими мероприятиями. — Чего задумался? — спросил вошедший в кабинет Харламова майор Михеев, заместитель начальника Константиновского горотдела внутренних дел. — Вроде бы не отчего! — ответил начальник угрозыска, отодвинув в сторону папки с бумагами. — Перечитал все рапорта и сообщения, и ничего отрадного нет. А ведь «дел» уже за десяток перевалило, и все «висят». Стыдно становится. Неужели мы такие беспомощные? Бывали посложнее дела, и то — подналяжем, смотришь, и все пошло как по маслу. А тут словно заколдованный круг. — Да-а, где-то мы недорабатываем, — в раздумье сказал Михеев. — Не учли большое перемещение населения — ведь множество людей прибывает в город на стройку, а изучить всех не успели... Да что греха таить, и из своих, местных, кое-кого недоглядели... — Определенно нам недостает оперативной осведомленности, — озабоченно поддержал Харламов. — Отстает еще профилактическая служба. Надо лучше знать тех, от кого можно ожидать неприятностей. По-моему, нам следует больше полагаться на помощь наших пунктов охраны общественного порядка, дворников, квартальных — это же сила. Знаете, Владимир Иванович, не исключено, что участники преступной группы хорошо информированы о наших ночных рейдах: ведь именно в то время они и не шли на ограбление. А возможно, и наблюдали за нами. Мне эта мысль пришла не случайно. Как-то на занятиях в школе повышения оперативного мастерства один из руководителей уголовного розыска областного управления рассказывал об уловках и ухищрениях преступников, действовавших в большом курортном городе. Они обворовывали магазины во время обеденного перерыва. Как правило, забирали выручку. И когда работники магазинов обнаруживали кражу денег, воры наблюдали, как потом сотрудники милиции, эксперты-криминалисты, «колдовавшие» на месте происшествия, искали следы пальцев и другие вещественные доказательства. В результате эти ловкачи даже в лицо знали работников уголовного розыска. Об этом стало известно позже, когда группу взяли и полностью изобличили во всех кражах. — Неужели никто из работников не заметил слежки? — Об этом даже не подумали, ведь всем известно, что преступники обычно стремятся уйти подальше от места событий, тем более не попадаться на глаза милиции. Такова их психология. Это не открытие, а давно известная истина. — Да, я согласен с тобой, — проговорил Михеев. — Но бытует и другое мнение: отдельные лица, совершившие убийство, приходят к месту своего преступления и наблюдают за происходящим. — Что-то мы забрались с вами в философские дебри, — заметил Харламов. — Давайте поближе к практике. Промахи могут быть и в нашей работе. Мы просто понадеялись, что все участковые инспектора отнесутся добросовестно к порученному делу. В действительности же несколько контрольных проверок с помощью работников уголовного розыска показали, что не все судимые за особо опасные преступления были охвачены проверкой. Теперь у нас нет полной уверенности, что группа «Лисы», например, не причастна ко всем этим кражам и ограблению. В принципе нам надо возвратиться к ней и серьезно заняться ее участниками... * * * ...Задолго до этого разговора между Харламовым и Михеевым ранее судимый за особо опасные преступления — уличные ограбления прохожих — местный житель Юрий Жудов, работавший на стекольном заводе, задумал ограбление Дружковского машиностроительного техникума. Готовил он его тщательно, заранее все тщательно разведав и взвесив. Однажды, выходя из завода, Жудов увидел среди рабочих своего давнишнего друга, бывшего соседа Сашку Гребченко. Когда-то они жили на одной улице. — Если не ошибаюсь, Санек? — Он самый, — ответил Гребченко, насторожившись от неожиданной встречи. — Оказывается, на одном заводе пашем. — Выходит, так, — подтвердил Гребченко. — Ну я, кажется, недолго здесь поработаю. И это точно. Я человек дела. На заводские деньги мне будет скучно: в ресторане не часто посидишь и шампанского не всегда выпьешь. А я все это страсть как люблю. И музыку хочу там послушать, и чтобы карманные деньги всегда водились.