Часть 9 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Пепилов — вымышленная фамилия. В действительности паспорт был выдан жителю города Зугдиди в Грузии Теймуразу Пипие. Этот паспорт Веремчук подобрал в кинотеатре на туристической базе, где отдыхал по путевке. Позже подделал его на имя Пепилова Тараса. С ним он три года безнаказанно совершал преступления. Жил в Донецке на Университетской улице, где купил кооперативную квартиру, обставил ее хорошей мебелью и приобрел «Жигули».
— Неужели он все товары сдавал в макеевские магазины? — удивился Карагодов.
— Нет, он не настолько был глуп. Его так долго и не могли разоблачить потому, что основную массу товаров он сдавал в комиссионки Москвы и Киева. Там их быстро реализовали, спрос на такую технику большой. С некоторыми магазинами Веремчук установил хорошие связи, узнавал по телефону, проданы ли сданные им товары. Как правило, туда он летал самолетом, разносил в магазины по одному-два аппарата и сразу возвращался домой. Обогатился за счет государства прилично — более тридцати тысяч государственных денег положил в карман. А сколько не успел еще получить? Так, аппаратуру, похищенную им в Запорожской области, мы изъяли при обыске его квартиры, она хранилась в кладовке.
Максимов на мгновение задумался, спросил:
— Не надоел ли я своим рассказом?
— Конечно, нет, история весьма интересная и поучительная, — поспешил ответить Карагодов. — Но все-таки, как ему это удавалось?
— Этому способствовали разгильдяйство, отсутствие элементарной бдительности, преступно халатное отношение к своим служебным обязанностям со стороны отдельных работников магазинов. — Максимов покрутил в пальцах карандаш. — А с чего все это началось? Веремчук работал диспетчером на шахте имени Калинина. Поскольку он прилично рисовал и писал заголовки, всегда оформлял стенгазету. Вот ему и поручили покупать по безналичному расчету канцелярские товары. Тогда-то у него и зародилась мысль: «А нельзя ли вместо канцтоваров, если подделать доверенность, получать дефицитную аппаратуру?»
Вскоре он воплощает замысел в реальность. Подделав от имени директора политехнического техникума доверенность на получение по безналичному расчету двенадцати магнитофонов, он явился в Центральный универмаг Донецка и поинтересовался: «Можно ли приобрести для обучения студентов иностранному языку двенадцать магнитофонов?» Продавщица ответила, что необходимо распоряжение директора. Он ушел, а спустя неделю вновь явился к той же продавщице и заявил, что директор универмага разрешил продать магнитофоны.
— Раз разрешил, давайте ваши документы, — сказала та. Веремчук тут же:
— Только, пожалуйста, попрошу вас побыстрее, а то меня ожидает такси.
Продавщица глянула на доверенность, попросила паспорт. Он уверенно засунул руку во внутренний карман пиджака, но девушка остановила: «Не надо», — и пригласила в секцию для оформления выдачи магнитофонов.
Продавцы настолько были очарованы обаятельным оптовым покупателем, что даже сами помогли ему погрузить товар в такси. Дорого обошлась эта доверчивость, вернее, расхлябанность — четыре с половиной тысячи рублей убытка. А главное, у мошенника появилась уверенность в благополучном исходе подобных действий в дальнейшем. Во время допроса я спросил у Веремчука-Пепилова: «А если бы продавец потребовала предъявить паспорт? Ведь поддельного паспорта у вас тогда еще не было. Вы, как известно, обзавелись им позже». Он ответил, что незаметно ретировался бы. Вот так.
— Действительно, сколько еще людей попадается на удочку мошенников, — развел руками Карагодов. — И все из-за своего ротозейства. Ну а чем дело закончилось?
— Веремчуку-Пепилову суд вынес приговор — тринадцать лет лишения свободы. А меня министр внутренних дел республики наградил по приказу вот этими часами. Но, кажется, мы отвлеклись.
— Да-а, интересное было дело, — протянул Карагодов и, возвращаясь к основному разговору, спросил: — А что практически у нас есть против этой тройки «болельщиков?»
— Пока ровным счетом ничего, — озабоченно ответил Максимов. — Однако освободить их — душа не лежит. Интуиция подсказывает, что это не те люди, за кого они себя выдают. По-моему, за ними и серьезные преступления найдутся. Но беда в том, что на интуиции далеко не уедешь. Нужны улики, и улики неопровержимые. Нам необходимо время, чтобы как следует проверить задержанных. Поэтому попрошу вас: договоритесь с прокурором, чтобы он дал санкцию на их содержание в спецприемнике еще несколько дней. Основания для этого есть — из Хмельницкого их личность не подтвердили, да и проживание там — тоже.
— Возражений не имею, этот вопрос я решу положительно, — поддержал Карагодов и вышел к себе.
Оставшись один, Максимов еще раз мысленно проанализировал имевшиеся материалы о задержанных. Он попросил инспектора принести «дипломат», изъятый у них.
— Давайте-ка, лейтенант, посмотрим его содержимое.
Выложив электробритву и предметы туалета, Максимов внимательно осмотрел изящный плоский ящик, затем, словно опытный хирург, чуткими пальцами стал ощупывать в нем дно. Вдруг его взгляд насторожился: «Нож есть?»
Инспектор в недоумении взглянул на подполковника и вышел из кабинета. Через минуту возвратился и положил на стол охотничий нож. Максимов аккуратно вставил лезвие ножа между боковой стенкой «дипломата» и дном, легонько поддел его, и оно приподнялось. В открывшемся тайнике лежали листки фотобумаги с оттисками печатей и различные бланки для изготовления документов.
Максимов достал из бокового кармана пиджака белоснежный носовой платок, и промокнул большой лоб с наметившимися залысинами.
— Вот так, лейтенант, оказывается, «дипломат» с секретом. Все-таки интуиция не подвела. Радоваться, правда, рано. Этих «орлов» голыми руками не возьмешь. С ними надо работать грамотно, не спеша, а главное — найти улики, которые дадут возможность вывести их на чистую воду...
Отпустив инспектора, Максимов позвонил Карагодову, сообщил ему о своей находке. Тот не удержался от соблазна посмотреть на «дипломат» с секретом, спустился на первый этаж, где работал Максимов.
— Ну и ну! Теперь есть за что зацепиться, — заметил он с удовлетворением. — Пусть объяснят, для чего у них эти оттиски печатей. Думаю, не станут утверждать, будто тоже нашли их на дороге, как номер от машины. Это уже настоящий компрометирующий факт. Теперь можно иначе разговаривать с ними.
— Несомненно, — подтвердил Максимов. — Я вот еще раз ознакомился с материалами, и мне не дает покоя одна мысль. С полгода тому назад к нам в управление поступила информация из Макеевки о краже «Волги» из гаража. По заключению эксперта-криминалиста винтовой замок на двери был спилен ножовкой. Не их ли это рук дело?.. Что-то я не видел, чтобы водители индивидуальных машин с собой возили ножовки.
— Как версия, это вполне оправдано. Тем более что Борисов, третий их дружок, как нам известно, работал таксистом, — согласился Карагодов. — Кстати, кого мы пошлем в Горловку? Наши люди все задействованы по конкретным делам, и снимать их нецелесообразно. Может быть, пошлете, Виктор Михайлович, своих из управления, а?
— У нас тоже остались двое, и те молодые, — вздохнул Максимов. — Но ничего, пошлем их, расскажем, что и как делать...
* * *
На следующее утро по просьбе Максимова из Макеевки доставили уголовное дело о краже «Волги» из гаража, принадлежащего Смирнову, вальцовщику металлургического завода. Отложив другие дела, подполковник стал читать протокол осмотра места происшествия.
«...Двери в гараже металлические, двустворчатые, закрывались на винтовой замок, спиленный ножовкой у остановки железной шины, крепившейся поперек двери».
—Так, — сказал себе Максимов. — Теперь посмотрим, какие показания дал на допросе Смирнов, чем он может быть нам полезен?..»
«...Накануне дня кражи у меня был выходной, — свидетельствовал Смирнов. — Помыл машину и стал ее вытирать. За этим занятием меня застала жена, вернувшаяся с базара. Она сказала, чтобы я заканчивал возиться и ехал куда надо... Часам к двенадцати я был в Донецке. «Волгу» поставил неподалеку от автомагазина. Вскоре к ней подошли трое мужчин в дорогих костюмах.
«Продаете?» — спросил тот, что был постарше всех, с лохматым чубом.
«Если найдется настоящий покупатель, почему бы и нет?» — ответил я.
«Дорогой, мы за этим сюда и приехали. Сколько за нее хочешь?»
Я говорю: «Цена такому лимузину известна». «Двадцать пять косых, как у вас говорят, и по рукам!» — предложил другой, с орлиным носом и густыми усами. Я сказал шутя: «Не-е-т, ребята, вы меня не поняли, десять добавите — красавица ваша».
Они отошли в сторону, о чем-то между собой переговорили, а потом подошли ко мне, и тот, что первым начал разговор, сказал: «Берем! За тридцать пять косых берем! Только уговор: не сегодня. Сейчас наш товарищ сходит на почту, даст телеграмму, чтобы телеграфом денег дослали, а мы по доброй традиции наших предков отблагодарим, как говорят у вас, магарычом». Я согласился. По пути купили две бутылки «Столичной», разную закуску и отправились ко мне домой. За столом гости произносили тосты, каких только не было пожеланий. Расстались мы как бы друзьями. Они еще раз посмотрели машину в гараже и, довольные, ушли. А утром я чуть не спятил, когда увидел, что дверь в гараже распахнута. Бросился туда — замок спилен, машины нет, только следы от нее остались».
Ознакомившись еще с несколькими делами об автомобильных кражах в Горловке, Максимов пришел к выводу, что во всех случаях преступники выбирали только новые машины. И еще. Ни в одном деле не нашел свидетелей или очевидцев угона машин. Заявления в милицию поступали обычно утром, спустя несколько часов после кражи, что, естественно, усложняло поиск. За это время, при скорости сто километров в час, угнанная машина могла оказаться далеко за пределами области.
«Итак, — подытожил он, — можно сделать определенный вывод: машины всегда похищались новые и глухой ночью, когда все спят. Но во всех ли этих случаях действовали одни и те же преступники? Если исходить из состояния машин и времени их угона, то можно предположить, что они похищались одной и той же группой. Но если учесть способ краж, то эта версия рушится, как карточный домик... Одно дело угнать «Жигули», припаркованные возле дома, как это имело место в Горловке, не прибегая к техническим средствам, а совсем другое — увести «Волгу» из добротного гаража, с металлическими дверьми, закрываемыми на винтовой замок с мощной железной шиной поперек двери, как это было в Макеевке... Да, голову есть над чем поломать...»
...Максимов внимательно рассматривал Садыкова, которого привели к нему на допрос конвоиры. Человек лет сорока. Костюм из кримплена модного покроя, туфли на высоком каблуке, как говорится, последний крик моды. Небольшие глаза-угольки неприветливо смотрят из-под узкого лба, прикрытого пышной неухоженной шевелюрой.
— Назовите, пожалуйста, свою настоящую фамилию, — обратился Максимов к задержанному после того, как тот после его приглашения уселся на стул.
— Я говорил уже на предыдущем допросе.
— Но я ведь с вами встречаюсь впервые, — спокойно с большим тактом и выдержкой возразил подполковник.
— Ну, так другим я уже говорил.
— Человека с фамилией, которую вы назвали, в Хмельницком нет и не было. Потрудитесь рассказать о себе правду.
— У меня одна фамилия — Садыков, и другой нет. Это какая-то ошибка.
Максимов пристально посмотрел на задержанного, подумал: «Его надо убеждать фактами, а так, как говорится, «на ура», его не возьмешь. Видно, тертый калач. Может, представить его на опознание Смирнову? Тот, кажется, хорошо запомнил приметы похитителей своей машины. Впрочем, нельзя. Надо предварительно поговорить с ним, а то, чего доброго, во время опознания заявит, что этих он никогда не видел, и все труды полетят насмарку...»
— Расскажите, Садыков, с какой целью вы приехали в Краматорск?.. — продолжал допрос Максимов. — Могу вас заверить, что днем раньше, днем позже, но мы о вас все равно будем знать все. Но тогда вам признаваться будет поздно. Вы усугубите свое положение на следствии, о вас сложится отрицательное мнение, как о лице, не осознавшем своей вины и не раскаявшемся в содеянном.
— Я на эту тему не хочу больше говорить. Пригласите мне прокурора или отведите в камеру.
— В отношении прокурора, — спокойно сказал Максимов, — сегодня не обещаю, так как уже поздно, а завтра вы с ним обязательно встретитесь. — И подполковник вызвал конвоиров...
Примерно так же вели себя на допросе и двое других задержанных.
...Садыков после допроса провел неспокойную ночь. Почти не спал. По нескольку раз вставал с нар и расхаживал по камере. «Может, признаться? Хотели, мол, угнать машину... За это ведь ничего не сделают. Мало что хотели, это еще не преступление... Подержат, подержат и освободят... Другого выхода у них нет...»
Утром, на очередном допросе, Садыков стал извиняться, несмело пролепетал:
— Вчера я был не прав.
— Надумали рассказывать? — насторожился Максимов.
— А что еще остается делать? — елейным голоском подтвердил Садыков. — Вас не проведешь.
Садыкова словно подменили: куда девались его спесь и злость, неуважительное отношение к подполковнику.
За годы работы в уголовном розыске Максимов перевидал множество людей с разными характерами и степенью испорченности. Что же из себя представляет этот человек? Максимов откинулся на спинку кресла.
— Итак, я слушаю.
— В Краматорск мы приехали, — стал рассказывать Садыков, — чтобы попытаться угнать машину. А больше мне ничего не известно, все организовал Жан. Имя его я знаю, а фамилию — нет. Он позвонил мне в Москву, где я жил у сестры, и велел приехать к нему в Харьков. В гостинице «Спартак» мы встретились, он дал мне «дипломат», номерной знак от машины. Сказал, чтобы я связался с Борисовым и Гоглидзе, и мы вместе прибыли в Краматорск. Он тоже обещал приехать сюда и указать, какую брать машину.
— Почему же его не оказалось с вами?
— Этого я и сам не могу понять.
— Когда и где вы с ним познакомились?
— Жана я знаю несколько лет. Познакомились в поезде, когда я ехал отдыхать в Сочи.
Максимов призадумался над этими признаниями: «Что- то он легко решил пойти на признание. Вероятно, этого Жана он придумал, кого-то хочет за ним спрятать, скорее всего настоящего главаря этой преступной группы, которого, должно быть, все они боятся. В том, что он «темнит», сомнений нет».
— Хорошо, — продолжал Максимов. — Коль скоро вы давно знаете Жана, то помогите его найти.