– Господи. Они ранили друг друга? – Неизвестно. Еще стреляли в третьего. Рэндалл Коллинс. Убит. – Такого не знаю. – Судя по всему, у него было прозвище. – Здесь у всех есть прозвище. – Шапка. – Этого знаю, – сказала она кратко, чтобы отрезать подступившие к горлу слезы. Стоит им политься, как их уже не остановить, знала она. Она не будет плакать перед ним. Потом первый прилив шока и печали прошел, а Катоха все еще молчал, так что она снова заговорила, просто чтобы сохранить самообладание: – Что нужно от меня? – Какие причины есть у вашего Пиджака, чтобы застрелить этих двоих? – Тебе причины известны не хуже, чем мне, – сказала она. Взгляд Катохи поднялся к крыше дома перед ним. Он заметил, как за край спрятался пацан. Дозорный, подумал он. – Вообще-то нет, – сказал он. – Я видел вашего Пиджака в больнице этим утром. Ранен рядом с сердцем. Ему провели операцию и извлекли пулю, он в порядке. Но еще не пришел в себя. Под лекарствами. Плохо помнит события. Мы говорили всего несколько минут. Он говорит, что не стрелял в Димса. – Похоже на Пиджака. Он стрелял пьяным – по крайней мере, в первый раз. Говорит, что ничего не помнит. Наверняка так и есть. – Ваш Пиджак – он говорит, всех застрелила женщина. – Что ж, наверное, человек что угодно скажет, лишь бы не угодить в тюрьму. – Я передал ему, что его приятель Сосиска утонул. Он это принял тяжело. Катоха помолчал, пока она закусила губу и, сморгнув, проглотила слезы. – Ты уверен, что он утонул? – спросила она. – Уверен, что мы не можем его найти. Мы нашли вашего Пиджака в судейской форме. Рэндалла, мертвого пацана. И Димса, раненого. Ни следа Сосиски. Она молчала. – Я же говорил, что это серьезное дело, ну? – сказал Катоха. Она отвернулась и ничего не ответила. – Они были близкими друзьями, эти двое? Телониус Эллис – ваш Пиджак – и мистер Одум? – спросил Катоха. – Очень близкими. – На какой-то миг сестре Го захотелось рассказать Катохе, что нет никакого Ральфа Одума. Что Ральф Одум на самом деле – поддельное имя Сосиски. Что его настоящее имя – Телониус Эллис. И что настоящее имя Пиджака – Каффи Ламбкин. И что эти двое каждую неделю менялись водительскими правами. Но пока Катоха не сказал ни слова о Каффи Ламбкине. Что-то здесь не так. – Пиджак очень переживал, что его приятель утонул. Он был слаб, но без конца о нем говорил. Тогда я сказал, что мы не уверены, утонул его друг мистер Одум или нет, хотя на самом деле уверены. Картина ясна. У нас есть свидетель со старой лакокрасочной фабрики, он слышал выстрел и видел, как упал Димс. Свидетель показал, что Димс выполз из гавани. Но не старик. Еще в воде нашли личные вещи Сосиски. Кепку жилконторы. Форму жилконторы. Когда прибыли ныряльщики, течение шло в океан. В это время года течение быстрое. Вода холодная. В холодной воде тела тонут, не задерживаются на поверхности. Сегодня попозже ныряльщики найдут тело. – Ты спросил Димса, что случилось? – Он молчит. – Раньше я бы сказала, что все будет наоборот, – сказала сестра Го. – Что это Димс застрелит Пиджака. Или их обоих. Сосиска терпеть не мог Димса. Но Сосиска не стал бы стрелять в живых людей. Как и Пиджак. В здравом уме. Пиджаку Димс нравился – он его любил. Даже когда стрелял, все равно любил. Он много лет учил Димса в воскресной школе. Тренировал на бейсбольном поле. Это же что-то да значит? Катоха пожал плечами. – Если жаришь с пацаном в походе маршмеллоу, еще не факт, что он станет бойскаутом. – Забавно, – сказала она. – Пиджачок столько раз обманывал смерть… А Сосиска – он никогда не попадал в неприятности. Ты уверен, что нет никакой ошибки? Они очень похожи, между прочим. – Это Пиджак, все точно. Мы проверили кошелек. Его водительские права с фотографией. – Его права? Она почувствовала, как в голове вспыхнула искорка, вспомнила праздник в честь Супа и как Сосиска сказал, что это Пиджачок ходил в транспортное бюро и получил права на настоящее имя Сосиски – Телониус Эллис. Которые в тот же день Сосиска и забрал у Пиджака. – Он даже был в судейской форме, – добавил Катоха, – а мне говорили, он иногда ее носит. – Это он, – кивнула она, но потом подумала хорошенько. Хоть она собственными глазами видела, как Пиджак отдал права Сосиске, копы наверняка только через несколько недель сообразят, что настоящий Телониус – это Сосиска, а не Пиджак. Возможно ли, думала она, что эти двое еще раз обменялись правами после праздника на всякий случай, чтобы, если копы заметут Сосиску, у Пиджака было время сбежать? Она решила, что нет. «Нет. Пиджак бы не додумался. Слишком допился. Слишком ленивый, чтобы загадывать так далеко вперед». И все же забрезжила надежда. Если Сосиска слишком слаб, чтобы рассказать, что случилось и кто есть кто, шанс еще есть. – Мистеру Эллису спас жизнь судейский жилет, – сказал Катоха. – Пуля вошла сбоку, нагрудный протектор ее замедлил. Иначе кранты. Штука в том, что он еще слаб, еле шевелит языком. Не пришел в себя до конца. Через денек-другой мы вернемся и снова его проведаем, когда ему станет лучше. – Ладно. – Ах да, и рассказывал он о женщине. Как, говорите, звали его жену? – Хетти. – Нет, не Хетти. Что-то про Дениз Бибб. – Сестра Бибб? – В голове сестры Го снова вспыхнула искорка. Она уставилась в землю, стараясь не выдавать чувств. – Это органистка нашей церкви. Ее должность – музыкальный руководитель. – Ваш Пиджак сказал, что стрелком была женщина, и несколько раз назвал ее по имени. Дениз Бибб. Почему? Я думал, его жена умерла. Сестра Го закусила губу. – Должно быть, бредит. Вы же сами сказали, что он слаб, верно? – Весьма и весьма. Практически на грани. Говорил о миссис Бибб очень странные вещи. Что-то насчет того, что она убийственна. Может сотворить что-то жуткое с органами. Сильна, как мужик. Мастерски обращается со стволом. И тому подобное. У них не было вражды? Как по-твоему, она могла быть замешана? Сестра Го почувствовала, как искра в ее голове становится фейерверком. «Так и знала! – думала она. – У Сосиски и сестры Бибб роман!» Она по-прежнему таращилась в землю, всеми силами поддерживая бесстрастность на лице, и только потом попыталась заговорить. – Сестра Бибб и мухи не обидит, – выдавила она. – Это называется уликой. Я обязан спросить. – Это называется «когда ты стар, у тебя остается только воображение», – сказала сестра Го. Она попыталась изобразить угрюмую улыбку, но не получалось. Теперь улыбка стала настоящей. Катоха глазел на нее. «Улыбка у нее, – думал он, – как радуга». Пытался говорить ровным, официальным тоном. – Нет ли каких-нибудь оснований считать, что у этой вашей сестры Бибб могла быть обида на Пиджака? Возможно, любовная ссора? Сестра Го пожала плечами. – В церкви хватает шашней, как и в любом месте на свете. Чувства никуда не спрячешь, понимаешь? Людям становится одиноко даже в браке. В этом мире живет любовь. Она ничего и никого не обходит стороной. Никогда не замечал? Она посмотрела на него с таким желанием, что Катохе пришлось подавить желание поднять руку, как третьеклассник в школе, – и потянуться к ее руке. Она его разоблачила. И даже сама об этом не знала. – Конечно, – проговорил он. – Но я сомневаюсь, что между ними что-то было, – сказала она. – Чего не спросить саму сестру Бибб? – Где она? – Она живет в тридцать четвертом корпусе. Но сегодня суббота, а по субботам она в основном работает. Готовит в столовой на Манхэттене. – Ты видела ее вчера вечером? – Нет. – Это была правда. Она видела ее три минуты назад. В очереди за сыром. Но об этом сержант не спрашивал. Сестре Го полегчало. Она хотя бы не врала «оптом», как выражалась ее мать. А кроме того, разве он узнает? Она поймала себя на надежде, что узнает. Тогда ему, скорее всего, придется вернуться, и они увидятся еще, и еще, и еще. «Я буду врать, – думала она, – только чтобы прижаться к этому сильному плечу, и увидеть его улыбку, и услышать, как он шутит своим тяжелым красивым голосом, как в тот первый день в церкви». Тут она почувствовала, как в горле поднимается желчь. «Ну что я сочиняю, – с горечью подумала она. – Когда все закончится, он исчезнет. Может, я когда-нибудь и увижу его в “Реттигене”, за пересмешками с приятелями, пока собираю их бутылки с тротуара». Эта мысль ее сокрушила. Катоха заметил, как вытянулось ее лицо, но не знал почему. – Мы еще вернемся и поговорим с ней, – сказал он. Она улыбнулась – в этот раз печально, неподдельно – и почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз, когда произнесла те слова, что всякий раз зажигали свет в сердце у него. – Тогда возвращайся. Поскорей, если придется. Катоха заставил себя привести чувства в порядок. Он бы их захлопнул и запер, если б мог. Он же на работе. Погибли люди. Надо извещать семьи. Общаться со следователями. Заполнять бумаги. Этим делом будут перекидываться по всему семьдесят шестому участку, пока оно кому-нибудь не надоест. Лучшее, что он от него получит, уже стояло перед ним – самая роскошная и добрая женщина, какую он только видел. Он глубоко вздохнул, изобразил слабую улыбку, потом бросил взгляд на очередь к двери в подвал, где его дожидались коллеги. – Нам лучше вернуться, а то про нас подумают, что мы ушли в китайский ресторан. Он повернулся к двери, но она тронула его за руку, остановила. – Ты уверен, что Сосиска упал в гавань? – спросила она. – Не очень, – признался он. – Нельзя быть уверенным, пока не увидишь тело. Она последовала за ним по пандусу. Он собрал остальных трех офицеров, и полицейские молча направились на выход.