Допивая вторую чашку, я вспомнил о Мэгги. Ведь собирался подготовиться и откровенно поговорить с ней, но приход Джона спутал все планы. Мои мысли постоянно скакали от зависимости Джона к откровенному разговору с Мэгги. Когда в голове окончательно все запуталось, я распахнул окно и высунулся наружу. Сделав несколько жадных глотков воздуха, я вернулся за рабочий стол. Вытащил из портфеля блокнот с ручкой и решил проверить план на сегодняшний день. Мне показалось, это меня немного успокоит, но ничего не вышло. Внезапно я почувствовал сухость в горле и подошел к бару. Не хотел пить спиртное, но пришлось сделать пару глотков для смелости. Снова вернувшись за стол, я остановил взгляд на ручке, которая была полностью разобрана на части. Швырнув ее в урну, будто она была виновата в моих страданиях, я решительно вышел за дверь. Быстрыми, уверенными шагами я приближался к кабинету Мэгги, но, уже взявшись за ручку, замер на миг, чтобы перевести дыхание. Именно в это мгновение у моего носа распахнулась дверь и в проеме появилась Мэгги. Она чуть не врезалась в меня, но вовремя остановилась в полушаге. – Ах, Ник, привет, – в привычной манере мелодично пропела она. Я почувствовал знакомый запах духов, и мое сердце бешено застучало. Я растерянно отошел, и Мэгги прошла вперед: – Что-то ты сегодня поздно. – Да, – кивнул я, – ты уходишь? – На встречу. Билл звонил и просил взять интервью у одного писателя, – протараторила она, без всякого намека на наш ночной разговор. – Нам нужно поговорить. Зайдем в кабинет. – О, Ник, давай после, – она замешкалась, – боюсь опоздать. – Я не задержу тебя больше минуты, – процедил сквозь зубы я и, не дождавшись ответа, завел ее под локоть в кабинет. Ее щеки пылали, а глаза лихорадочно бегали. – Вчера я узнал от Итана, что ты собираешься замуж. Так ли это? – Ник, понимаешь… – Я, кажется, задал вопрос, – повысил голос я. – Да, – выдохнула она. – Черт возьми, Мэгги, ты собираешься замуж и ничего мне об этом не сказала? – Я и сама не знаю… так получилось, – она заговорила сбивчиво, старательно избегая взгляда. – Неужели ты не замечала моего интереса к тебе? – тяжело дыша, проговорил я. – Замечала, – дрожащими губами прошептал она. – Но тебе это нравилось, и поэтому ты… – Нет! Нет! – закричала она. – Ник, я очень дорожу нашими отношениями. Клянусь! Просто я боялась… – Чего? Я не услышал ответа, как назло дверь распахнулась, и в кабинет без стука вошла Эльза. Смерив нас удивленным взглядом, она пробубнила: – Мисс Аддингтон, звонила секретарь мистера Дерика и уточняла, выехали вы на встречу или нет? – Да, – кивнула Мэгги, – я как раз еду туда, – воспользовавшись случаем, она выскользнула за дверь. – Извините, но Билл не любит такое, – шепнула мне Эльза. – Знаю, – нервно бросил я и, шагнув в коридор, добавил: – Стучаться надо. Мэгги быстрыми шагами направилась к лифту. Мне хотелось ее догнать, встряхнуть за плечи и спросить, зачем морочила мне голову. Вселяла надежду? Но я остался стоять на месте, поскольку не был уверен, что имею право выяснять отношения. Возможно, она искала во мне только друга и испытывала чувство благодарности, а остальное я придумал сам. Но что-то внутри меня кричало: нет, между нами зарождались чувства. Нет, я не мог ошибаться, и она не могла не понимать! Я был раздавлен, уничтожен и лишний раз убедился – с женщинами мне не везет. В Майами, в Лос-Анджелесе – разницы нет, от себя не убежишь. Бывают дни, когда все наперекосяк, так и у меня сегодня день не задался. Я не мог собраться с мыслями и полдня проковырялся с коммерческим предложением, которое в любой другой день составил бы за двадцать минут. Еле дождавшись вечера, я поехал на пляж и увидел Тома, играющего в шахматы на своем месте. Не знаю почему, но я очень обрадовался. В этот момент он поднял голову и, заметив меня, приветливо махнул рукой. – Ник, сыграем? Ты обещал! – Конечно, – я ускорил шаг и вмиг оказался возле него. Мне необходимо было отвлечься от изнуряющих мыслей и сменить обстановку. Игра с Томом как раз оказалась кстати. – Сейчас поиграем. – Том довольно потер руки и принялся расставлять фигуры на доске. – Ну, какие твои? – спросил я. – Черные, конечно, – незамедлительно ответил он и посмотрел на меня так, словно я ляпнул глупость. – Хорошо, приятель. Мне все равно, какими играть, – я сощурился: погода была ветреной. – А мне нет, – тихо ответил Том, уперев неподвижный взгляд на доску. – Черные фартовые? – Это мой любимый цвет. В моей жизни всегда темно: нет ни света, ни радости, – ответил он, не сводя глаз с доски, и сдвинул пешку. – В моей жизни сейчас тоже темно, – грустно выдохнул я, вспомнив о Мэгги. – Приятель, у всех бывают полосы. Жизнь как твоя шахматная доска – черно-белая, – ответил я и машинально переставил фигуру. – Да, ты прав, – согласился он, – интересное сравнение. Только у вас полосы чередуются, а у меня в жизни теперь только черные. Том все это время не сводил глаз с доски: внимательно изучив расположение фигур и потерев пальцами подбородок, он сделал ход. Я заметил, что на его правой руке нет двух пальцев, на их месте торчали зажившие обрубки. Вид культи вызывал содрогание, так же как и место под виском, где должно быть ухо, которое отсутствовало – безобразный шрам оттягивал нижнее веко, поэтому правый глаз казался больше левого. – Чего? Неприятно на меня смотреть? – он неожиданно поднял глаза. – Знаю, я нагоняю ужас и страх на людей. Видел бы ты их скорченные лица, а некоторые даже не пытаются скрыть отвращения. Мне стало неловко. Я молчал, не зная, что ответить и как его подбодрить, но потом все же спросил: – А что насчет пластики? – За полное восстановление просят нереальные деньги. Хм, но то, что ты видишь, – уже после пластики, было в разы хуже. На свои скромные сбережения я смог себе позволить немногое. Доктора говорили, что мне повезло. Акула могла снести половину лица, но я был в гидрокостюме со шлемом из защитной плотной ткани. Это меня и спасло, – Том печально вздохнул. – Ну хватит, не люблю вспоминать. Ходи, ты чего застыл? – А ты давно увлекаешься шахматами? – я перевел разговор на другую тему и сделал следующий шаг пешкой. – Уже несколько лет, – ответил Том и незамедлительно переставил фигуру. – Отличное занятие для мозгов, – заметил я и понял, что оказался в ловушке. – М-да, а ты ловко загнал меня в угол. – Я смотрел на доску, плотно поджав губы и думая, как же теперь выпутаться. Том, подобно счастливому ребенку, расплылся в довольной улыбке, но из-за шрама его лицо исказилось в гримасе. Сейчас он мне показался другим, вполне адекватным, без намека на какие-либо психические отклонения. Том был далеко не слабоумный, как казалось друзьям Мэгги: он обладал живым умом, логично рассуждал и умело поддерживал беседу. Скорей всего, затворнический образ жизни лишил его внимания со стороны людей и сделал замкнутым. Он ни с кем не общался долго, а кидал лишь короткие реплики, именно поэтому казался странноватым. Однако мне удалось разговорить Тома: увлеченный любимой игрой, он расслабился и беседовал со мной, не замечая ничего вокруг. – В таком случае сделаю так, – я сдвинул слона, понимая, что мне все равно не избежать ловушки. Внезапно ветер усилился, и наш стол пошатнулся. Несколько фигур упали на песок, и я снова вернул их на место. – Ты хорошо подумал? – спросил Том, продолжая задумчиво смотреть на доску. – Да, а что? – Ходишь ты бездумно. Торопишься, а здесь следить нужно и просчитывать на несколько шагов вперед. – Я, если честно, не мастак в шахматах. Боюсь, тебе не очень интересно со мной играть, – признался я. На душе было паршиво как никогда, поэтому и с мыслями собраться я не мог. Ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить. Облегчить душу. Я не выдержал и спросил: – Том, ты любил по-настоящему? От неожиданности он выронил фигуру и посмотрел на меня каким-то непонятным взглядом: растерянным, даже немного испуганным. – Не будем играть, тем более тучи надвигаются, – в смятении он начал быстро собирать фигуры с доски. – Да и у меня с игрой что-то не клеится. Знаешь, мне сегодня и со всем остальным не везет. Том бегло взглянул на меня, будто хотел что-то сказать, но так ничего и не ответил. Схватив в охапку шахматную доску и пластмассовый столик, он стремительно зашагал к бунгало. Я решил помочь: закрыл большой пляжный зонт и, взяв его с собой, поплелся за Томом. И все-таки жизнь штука непредсказуемая. Знал ли Том, что угодит в пасть акулы и его жизнь превратится в жалкое подобие существования? Знал ли я, мечтая о головокружительной карьере, что встречу Мэгги и буду страдать? Конечно же, нет. У входа в бунгало я остановился и стал ждать. Спустя минуту Том вышел, все такой же серьезный и молчаливый, но, наткнувшись на меня с зонтом, удивленно заулыбался, явно тронутый вниманием. – Спасибо, – обрадованно произнес он и, забрав у меня зонт, довольный зашел в бунгало. Я остался стоять на месте, дожидаясь Тома. В нескольких метрах ревел океан, выкатывая волны на берег. Свежий соленый воздух наполнял мои легкие прохладой, а низко над океаном пролетали чайки. У причала покачивался рейсовый катер, вдалеке виднелись силуэты серферов. Как только Том вышел, я предложил ему посидеть на бревнах, но он отказался и зашагал в сторону пирса, подхватывая ногами пену. Я машинально пошел за ним, вспоминая Мэгги, хрупкую и беззащитную, еще вчера сидевшую на этих самых бревнах. В груди больно сжалось, и я почувствовал острое, мучительное желание снова прижать ее к себе. Том продолжал молчать, я ускорил шаг и быстро поравнялся с ним. Его отрешенный взгляд был устремлен в даль океана и рассеянно скользил по волнам. И о чем он сейчас думает? Не поймешь. Наверняка мысли о неполноценной внешности сделали его таким замкнутым. Послышался протяжный раскатистый гром, а следом большая волна налетела на берег и обрызгала нас. Почти все небо заволокло тучами. – Ну и погодка! – я вытер с лица брызги воды. – Сейчас польет. – И часто у вас такая погода? – Летом почти никогда. Это ненадолго, завтра снова будет светить солнце.