Я продолжал стоять посереди комнаты, молча слушая Шерли и ощущая, как по телу ползет ледяная дрожь, словно я заглянул в яму на кладбище. С каждым ее словом все острее понимал весь ужас безнадежности, отчаяния и непреодолимой тревоги, наполнявшей Шерли. – Я так одинока в этих четырех стенах. Совсем одна в безмолвной тишине… От любого скрипа или стука я вздрагиваю и меня трясет словно в лихорадке. Родители уговаривают выйти на улицу, но они не понимают, не знают, что везде меня поджидает смерть. Дрожащие от напряжения плечи Шерли согнулись вперед, голова безжизненно повисла на шее, а неподвижный взгляд уткнулся в ноги. Будто она уже была мертва. Я слушал ее с тяжелым сердцем и не находил слов, чтобы утешить, но я обязан был их найти и сказать прямо сейчас – в минуту ужасного отчаяния. Все еще подбирая слова, я подошел поближе к ней и тихо опустился на пол, облокотившись спиной о кровать. – Помню, в юности ты увлекалась серфингом, да и Джон рассказывал. Это его идея – вернуть тебя в Калифорнию, к близким и к волнам, в надежде вытащить из депрессии. – Знаю, Джон говорил об этом, – дрожащим голосом прошептала она, – мы уже успели поругаться. Он слишком импульсивный. Ты же знаешь, я никогда не находила с ним общий язык. – Да, с Джоном нелегко, – согласился я. – Вы ладили только потому, что ты всегда уступала. – А теперь, когда я в таком состоянии, он даже не пытается смягчить ситуацию, – безжизненным голосом прошептала она и тут же продолжила: – Когда-то я любила серфинг больше жизни! Шум волн, холодный ветер, ударяющий в лицо, адреналин и бессонные ночи. Господи, неужели это и правда было со мной… – Почему бы тебе снова не попробовать, – продолжил я, видя, как оживилось ее лицо. – Возможно, приятные воспоминания прогонят мрачные мысли о смерти и ты не будешь ждать ее, сидя у двери в четырех стенах. – Приятные воспоминания, – усмехнулась она. – Серфинг для меня не только приятные воспоминания. Если бы ты знал, сколько боли и сожалений связано с ним. Я поднял голову и посмотрел на Шерли, она продолжала отрешенным взглядом смотреть себе под ноги. – А что случилось? Столкнулась с акулой? – я решил расспросить подробнее. – С акулой? – неуверенным голосом повторила она и настороженно посмотрела на меня. – Разве не акула самый страшный сон серфингиста? – спросил я. – Да, – кивнула Шерли, – и она тоже несет за собой смерть: страшную, темную, мучительную. Поняв, что Шерли все еще находится под гнетом мрачных мыслей о смерти и не готова переключиться на другую тему, я продолжил говорить сам: – А ты постарайся подумать о смерти по-другому. Ведь когда-то мы все уйдем из жизни. – Ты не знаешь, что говоришь. У тебя впереди длинная жизнь, а я обречена. – С чего ты взяла, что длинная? Никто не знает наверняка. Ты, например, знала еще несколько лет назад, что тебе останется недолго? А я сижу сейчас перед тобой – здоровый, молодой, знаю ли я, что подстерегает меня, когда выйду за дверь? Может, по дороге домой попаду в аварию и на этом моя длинная жизнь закончится. Или же поеду на пляж и на меня нападет акула, или в баре решусь заступиться за девушку и пострадаю от рук бандитов. Ведь никто не знает, сколько ему отмерено судьбой. Шерли внимательно слушала, не сводя с меня задумчивого взгляда, а я тем временем продолжал: – Разница лишь в том, что ты обо всем знаешь, и это сжирает тебя изнутри. Ты живешь в ожидании смерти – поэтому извелась, а мы не знаем – а потому и не думаем. Если бы каждый человек знал, когда уйдет, и постоянно ждал смерти – жить было бы просто невозможно, мысли свели бы всех с ума. Даже просто размышлять о смерти слишком тоскливо и невыносимо, поэтому люди не зацикливаются, отвлекаются работой и делами. Тебе тоже стоит попробовать забыть о болезни, будто ее и вовсе нет. – Ты прав. Только сказать намного легче, а вот когда уже знаешь, что осталось недолго, – невозможно не думать. – В том, что знаешь, есть и свои плюсы. – О чем ты? – У каждого человека есть то, что он хочет сделать, но оставляет на потом, считая, что жить будет до глубокой старости. Одному это мешает помириться с близкими, другому прыгнуть с парашютом, кому-то – написать песню или признаться в любви, – я сделал паузу и сам задумался над своими же словами. Если бы мыслил именно так и помнил о том, что жизнь коротка, разве сидел бы сейчас здесь, не рискнул бы еще раз завоевать любовь Мэгги? – И в чем же плюсы? – спросила Шерли. Я от неожиданности вздрогнул. – О чем ты задумался? – Да так… о чем я говорил… – я плотно сжал губы и спустя мгновение продолжил: – Никто не знает, поэтому и не спешит. Если бы тот, кто хочет помириться, знал, что ему остался всего год, то непременно бы это сделал. Многие уходят из жизни, не успев осуществить задуманное, а у тебя есть возможность. Понимаешь, о чем я? Ты не должна сидеть взаперти, наоборот, у тебя остались считаные месяцы. Дорожи ими. Проведи так, чтобы стать счастливее, запомнить и унести их с собой в далекую вечность. Шерли, действуй же! Не расходуй время на слезы, его осталось совсем немного, – с жаром произнес я и поднялся с места, тронутый своей же речью. Разговор с Шерли задел за живое, и я, сам того не ожидая, снова задумался о том, что в жизни нужно ценить каждое мгновение! Шерли продолжала молча смотреть на меня, только взгляд ее поменялся. В нем появилась крупинка надежды, все еще сдерживаемая, но упорно стремящаяся наружу. – Да-а, есть кое-что, о чем я должна серьезно подумать, – воодушевленно произнесла она. – Только проклятые мысли о смерти мешают мне, приходят против воли. Неожиданно она кинулась к комоду и, вытащив ежедневник, повернулась ко мне: – Я даже дневник завела, чтобы записывать туда свои страхи, – широко распахнув глаза, заговорила Шерли. – Здесь вся моя жизнь, страдания, ошибки, боль, переживания. Ник, знал бы ты, как тяжело все это держать в себе и не иметь возможности кому-то рассказать. Ведь никто не поймет! – громкий крик отчаяния вырвался из ее груди. Она снова устремила взгляд себе под ноги. – Извини, теперь я хочу остаться одна. – А как же ужин? Разве мы не вместе пойдем? – Нет. Я не голодна. – Шерли замотала головой и крепче сжала дневник в руках, так что ее пальцы побелели. Она, как и многие обреченные, была зациклена на своей болезни и неосознанно вела себя эгоистично. – Подумай о родителях, Шер! Они ведь сильно расстроятся, если ты не выйдешь к ужину. – Они меня все равно не понимают. Хотят, чтобы я улыбалась и делала вид, будто вовсе не больна. Словно буду жить много лет и не умру уже через несколько месяцев. Ник, я хочу записать одну мысль, которая пришла мне в голову после твоих слов. – Хорошо, – я сдался и направился к двери, думая о том, что сказать Биллу, ждущему меня на диване, и представляя, как сильно расстроится Сьюзен. – Когда сделаешь запись, все-таки выйди к ужину, – еще раз попросил я. Шерли посмотрела на меня отсутствующим взглядом и никак не отреагировала. Я быстро зашагал к двери, как вдруг она кинулась за мной со словами: – Ник! Ник! Я удивленно остановился. Она взволнованно схватила меня за руки, словно не хотела отпускать, и, пристально заглянув в лицо, торопливо заговорила возбужденным голосом: – Ты ведь придешь еще? Приходи завтра, пожалуйста… Ник, я тебя очень прошу! Твои слова, все, что ты говорил, так правильно, так… Ах, Ник, ты не представляешь, что творится у меня на душе. Хорошо, теперь иди, не буду задерживать… мне тоже нужно обо всем подумать. – Она дышала часто, говорила так быстро, что постоянно спотыкалась, снова набирала воздух в легкие и продолжала говорить. Руки ее сильно дрожали, но на бледном как полотно лице появился еле заметный румянец. Я попрощался с Шерли и вышел в холл, где встретил встревоженного Билла. Он сразу же поднялся мне навстречу, и я как можно бодрее рассказал о нашей беседе с Шерли. Успокоил и объяснил, что сейчас ей лучше побыть одной, а завтра я обязательно приеду, потому что она хочет продолжить наш разговор. Билл с благодарностью похлопал меня по плечу и предложил пройти в столовую, где нас ждала Сьюзен, но я отказался. Мне хотелось побыстрее отсюда уехать и привести мысли в порядок. Мрачный разговор с Шерли не прошел и для меня бесследно, я погрузился в глубокие размышления о жизни и смерти. По дороге я думал над ее словами и о том, насколько быстротечна и порой несправедлива жизнь. «Никто не поймет!» Слова Шерли застряли у меня в голове. Когда я подъезжал к пляжу, возникло чувство, будто я уже слышал этот отчаянный крик. Оставив на обочине машину, я спустился к берегу. Людей было много: одни гуляли, другие загорали, серферы катались на волнах, а на пирсе мелькало множество туристов в разноцветной одежде. Возле бревен я увидел Мэгги в купальнике, по колено стоящую в воде. Медленными, неуверенными шагами она погружалась все дальше, и уже стояла по пояс, но вдруг остановилась. – Мэгги!! – неприятное предчувствие шевельнулось в груди, и я бросился бежать со всех ног. – Мэгги! Она обернулась, но, словно испугавшись встречи со мной, стремительно кинулась в воду и начала плыть. На ходу скидывая вещи на песок, я бросился за ней. – Нет, Мэ-гги… Что ты де-ла-ешь… остановись… – заглатывая соленую воду, прерывисто дыша, кричал я, но она не слушала меня и продолжала отдаляться. – Слиш-ком глу-боко… вернись, – я поплыл еще быстрее, активно гребя руками. Наконец, когда ее силы иссякли, она остановилась. Темная голова Мэгги виднелась над водой в нескольких метрах от меня, через считаные секунды я был уже возле нее. – Ты что!.. С ума сошла… – подплывая, глубоко дыша, прокричал я. – Тебе нужно было дождаться меня. – Я хотела сама перебороть страх, – покачиваясь в воде и слегка двигая руками, ответила она. Ее встревоженные глаза лихорадочно забегали по воде. Кажется, только сейчас она поняла, на какую глубину уплыла. – Черт, Ник, мы заплыли слишком далеко, – испуганно проговорила Мэгги. – Я хочу вернуться! Поплыли назад, мне страшно… Такое чувство, будто акула схватит за ногу… господи, мне так страшно… – Сначала успокойся, – я подплыл еще ближе, – акулы чувствуют вибрации на расстоянии. Дыши глубже, нужно отдохнуть, и поплывем, – успокаивал я, но у нее началась паника. Озираясь по сторонам, она жалобно взмолилась: – Нет, я боюсь… Я хочу вернуться, Ник… сейчас же… – Поплыли! – прокричал я. Мы рванули к берегу, но, когда до суши оставалось немного, замедлили темп и поплыли спокойнее. Выйдя на берег, Мэгги обессиленно рухнула на песок. Я приземлился рядом, вспоминая первый день нашего знакомства, который прошел почти при таких же обстоятельствах. Глубоко дыша, она откинула мокрые волнистые волосы назад, и я заметил, как дрожит ее тело. Все произошло очень быстро: я не успел подумать, как накрыл ее губы в коротком поцелуе. – Зачем поцеловал? – прерывисто дыша, возмутилась она. – Сам не знаю. Хотел успокоить, чтобы вода вызывала не страх, а, напротив, приятные воспоминания. – Ты уверен, что они мне приятны? – Пытаешься задеть? – Просто пытаюсь понять. Вчера ты целовался с Линдой, сегодня со мной, а завтра с кем? Я испытал невообразимый прилив радости от мысли, что Мэгги меня ревнует, и не упустил возможности продлить удовольствие. – Слушай, Мэг, я был удивлен не меньше тебя. Линда сама набросилась на меня с поцелуями. – Мне это неинтересно, да и ты не должен оправдываться передо мной. Мы ведь только коллеги. Раскрасневшаяся и взволнованная, она подскочила с песка и бросилась бежать прочь. С глупой улыбкой на лице я смотрел вслед Мэгги и, когда она полностью скрылась из виду, откинулся на песок и, не сдержавшись, счастливо рассмеялся. Глава 15 Утром, я вышел из лифта, улыбаясь недоумевающим коллегам, и в приподнятом настроении направился к себе в кабинет. Но увидев встревоженную Линду, поджидающую меня возле дверей, насторожился. – Привет, Ник! – неуверенно пробормотала она, поправляя синий пиджак, который отлично смотрелся на ее миниатюрной изящной фигурке. Линда не была красавицей, но по-своему выглядела очень привлекательно. – Что-то случилось? – в спешке я забыл поздороваться, настолько был удивлен ее приходом. – Привет, Мэгги! – крикнула Линда, выглядывая из-за меня. Я сразу же обернулся и увидел Мэгги, в белой шелковой блузке и черной обтягивающей юбке. Она стояла возле дверей своего кабинета и с нескрываемым любопытством смотрела в нашу сторону.