Я вышел на улицу, темнело, и стрелки часов приближались к девяти. Мне не хотелось возвращаться на вечеринку к Линде и домой ехать тоже, поэтому я рванул на пляж. Вдалеке горели огни пирса, доносилась еле слышная музыка, вдоль берега прогуливалась молодая пара, и больше никого. Место Тома пустовало, но я заметил, что дверь в бунгало приоткрыта, и решил заглянуть. В помещение попадал лишь тусклый свет, однако я смог разглядеть очертания серфера – высокого, крепкого, в черном гидрокостюме. У меня на мгновение перехватило дыхание, и я замер на месте, отчетливо слыша стук своего сердца и разглядывая его со спины. – Том, – тихо проговорил я в тишине. – Кто это? – испугался он, повернув голову. – Это я, Ник. – Сюда нельзя. Зачем ты пришел? – он продолжал стоять вполоборота ко мне. – Я приехал на пляж в надежде встретить тебя. Хотел поговорить. – Ты зря пришел. Одиночество давно уже стало мне другом, а ночь – подругой. Больше никто не нужен. – Том, я уже многое знаю о тебе. – О чем ты говоришь? – Видел тебя несколько раз на волнах в этом черном гидрокостюме. То, как умело ты орудуешь доской, не в силах повторить никто. Это поистине захватывающее зрелище! Пожалуйста, позволь мне остаться. Том какое-то время колебался, но спустя минуту оглянулся. Костюм плотно прилегал к его телу – превосходно сложенному, поджарому, с накачанными руками и ногами, и полностью скрывал лицо, так что видны были только нос и огромные глаза – карие, горящие и настороженно-задумчивые. – Как ты догадался? – Я узнал тебя по телосложению, движениям, по очертанию силуэта. Взгляд художника, я иногда рисую. И заметил твой черный гидрокостюм в углу бунгало еще в прошлый раз. Такой только у тебя, у других серферов костюмы открытые и разноцветные. – А ты наблюдательный. – Работа такая. Но почему ты плаваешь, когда темнеет, а всем говоришь, будто боишься заходить в воду? Том потянулся к шлему из плотной ткани и ловко отстегнул его от гидрокостюма. Даже при плохом освещении я снова смог разглядеть шрамы на его лице. – Только ночами я словно воскресаю, начинаю жить и дышать, – судорожно сглотнув, заговорил Том. – Чувствую свободу и надежду, а днем – я мертв. В воду не заходил много лет, боялся после нападения акулы, а спустя время понял, что мне нечего терять, даже если и сожрет. Моя жизнь ничего не стоит. Всем говорю, что не плаваю. Не хочу лишних вопросов: Итан начал бы уговаривать серфить с ним. Одному мне спокойней, пусть лучше считают слабоумным. – Ты собираешься сейчас на волны? – Хотел, но теперь не пойду. – Из-за меня? А давай вместе, я с тобой поплаваю. – Не беру никого с собой. И ты не сможешь плыть так быстро, как я, кидаясь в глубину. Я покоряю самые страшные, непобедимые волны: чем круче, тем лучше для меня. – Не слишком опасно? – Намеренно так поступаю: в надежде, что волны поглотят меня, а они снова выкидывают на поверхность. Том снова отвернулся к окну, а я продолжал стоять у входа. – Закрой дверь плотнее. Садись, Ник. Я сделал, как он просил, и, тихо ступая по прогнившим доскам, сел в сломанное кресло-качалку. – О чем ты хотел поговорить? – О своих чувствах к Мэгги. – Так ты по ней страдаешь? – Да, влюбился, но боролся с собой. Хотел забыть. – Я заерзал, и кресло скрипнуло подо мной. – Получилось? – Нет. – А Мэгги знает о твоих чувствах? – Однажды я напился и во всем ей признался, но она оттолкнула меня. Тогда у нее был жених, но теперь она расторгла с ним помолвку. – Из-за тебя? – Не знаю, но подозреваю, что из-за меня. – Значит, есть шанс? – Да, и это меня вдохновляет, – ответил я. – Знаешь, Том, наша жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на сомнения и страхи. В какой-то момент я понял, что мне плевать на свою гордость, на амбиции. Я люблю Мэгги, и это главное. Даже если она еще раз отвергнет, буду бороться за свою любовь, пока не скажет – да. Любовь, она ведь стоит того, чтобы за нее сражаться? Том, не молчи, ты говорил, что тоже любил. Значит, понимаешь меня. – Намного лучше, чем ты думаешь… – он тихо сглотнул. – Любил так, как нельзя: до боли, до безумства, до дрожи в теле и даже до ненависти. Я прошел через все муки и страдания, что дарует нам любовь. Я не мог прожить без нее ни секунды, дышал ею и радовался только тогда, когда смеялась она. Мучился, если она грустила, пытался поднять ей настроение. Баловал дорогими подарками: стоило ей только взглянуть в сторону любого дорогого изделия, как оно оказывалось у нее в руках. Оберегал, дорожил каждой минутой, проведенной с ней. Мы жили вместе, ходили в самые дорогие рестораны и ездили на лучшие курорты мира. Иногда я работал сутками, снимался в роликах, но всегда думал только о ней. Он замолчал. В тишине я слышал тяжелое, прерывистое дыхание Тома, словно он не в силах был больше говорить, а воспоминания причиняли ему дикую боль. Спустя минуту он снова заговорил, повернувшись ко мне лицом. – Ник, тогда я находился в самом начале своей карьеры, снимался в крупных рекламных проектах и увлекался серфингом. Я – фотомодель, – с неприкрытой горькой обидой и безысходным отчаянием произнес Том. Так, значит, он и есть исчезнувшая фотомодель Томас Харди. В душе были догадки, но я хотел услышать историю от самого Тома. С трудом подавив возбужденный вопль, рвущийся наружу, я продолжил его слушать. – Множество женщин с самыми роскошными фигурами и соблазнительными предложениями окружали меня, но я бредил только ее хрупкой фигуркой и небесно-голубыми глазами. Я был во власти этой маленькой, изящной девушки, – продолжил рассказывать Том, – настолько сильно любил, что ревнивое воображение рисовало разные картины, и я летел домой со всех ног, удостовериться, что она ждет только меня. Она открывала дверь, и я кидался к ней, осыпая голодными поцелуями, срывал с нее одежду, нес в постель и любил до утра и все равно не мог утолить свою жажду. Иногда казалось, насытившись ею, я успокоюсь, и в один день моя любовь перестанет быть такой неистовой и сумасшедшей, но с каждой минутой, наоборот, она распалялась все больше, делая тем самым меня более безумным и зависимым. И вот я уже не мыслил жизни без нее, тогда в мою голову закралась мысль: вдруг с ней что-нибудь случится? В тот же момент я решил, что тоже покончу с собой. Том говорил все быстрее, словно хотел освободиться от обременительного груза. Я никогда еще не слышал от него таких длинных речей. – Моя любовь стала навязчивой и слишком напористой. Я перестал ей доверять и настаивал, чтобы она ехала со мной на работу. Уставшая и сонная, она ждала меня на съемочной площадке, жалуясь на то, что ей хочется выспаться и совсем не интересно находиться там. Но я не мог ее отпустить, подозревал и ужасно скучал, когда она была не со мной. Дошло до того, что я начал запирать ее в квартире, если уходил на несколько часов. Она плакала, кричала, называла это безумством, говорила, что моя любовь душит ее и лишает свободы. Тогда я начал страдать. Мне было невыносимо больно слышать от нее подобное. Стараясь смягчить ситуацию, я купил ей шикарную машину, но она не оценила подарка и вернула мне ключи. Я не сказал ни слова, согласился с ее решением, только в душе было невыносимо больно оттого, что она все больше отдаляется и никак ее не остановить. Меня безумно влекло к ней, и я мог утолять свой голод по нескольку раз в день, но она стала отвергать меня: избегала, придумывала разные уловки, лишь бы не ложиться со мной в постель. Неужели я был настолько противен ей? Я – известная фотомодель Томас Харди, красивый, знаменитый и желанный для многих женщин. В моей душе все перемешалось: боль, злость, гнев и обида. Я не мог смириться с этим и стал принуждать ее против воли. Да, я брал ее силой, когда она не хотела со мной спать: хватал, удерживал, зажимал рот и входил в нее, вопреки ее слезам, крикам и мольбам, – голос Тома дрогнул, глаза закрылись, а сам он стоял неподвижно, и только глухая, невыносимая боль отражалась на его лице. – Один раз я не рассчитал свои силы и, схватив ее за талию, резко бросил на кровать, – продолжил рассказывать Том. – Не хотел, не думал, что так получится, но она ударилась головой о спальный комод и замерла в кровати. Что я тогда пережил! Ощущая ледяную дрожь в теле, в страхе застыл на месте. Я любил ее больше всех на свете, сильнее своей жизни. И готов был убить себя сию же секунду, упасть рядом с ней, но вдруг ее губы слегка пошевелились, она застонала, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Рыдая, я кинулся к ней и начал осыпать поцелуями, моля о прощении. В тот день я поклялся больше не брать ее силой, но я не смог выдержать дольше двух недель. Я постоянно думал о ней, вспоминал тепло и запах ее нежного тела. Я жестоко страдал, а она издевалась надо мной, холодно игнорируя меня. Я не знал, что делать. Как избавиться от этого мучительного желания и от своих чувств. И тогда решил переключиться на других женщин, завести любовные связи и забыть наконец о ней. Однажды после съемок я напился и оказался в постели с коллегой по съемочной площадке – с роскошной жгучей брюнеткой Глорией. Она давно строила глазки, и я надеялся забыться в ее страстных объятиях, но не смог, бросил ее неудовлетворенной и примчался домой. Ввалился в квартиру пьяный, сыпля проклятиями на себя за свою слабость и мечтая лишь об одном. О ней! Боже, я так хотел ее. Ее одну, до дрожи в теле. За что? Я не знал, за что мне такое наказание. Почему я не мог забыть ее? Почему? Со зверской жадностью я набросился на нее, нетерпеливо разорвал одежду и стремительно овладел ею и только после этого успокоился. Она стала моей зависимостью, больным воображением, преследующим меня везде. Однажды я узнал, что у нее роман с серфером. – Так ты и есть тот самый морской дьявол, о котором говорят? – глубоко дыша, взволнованно проговорил я. – Ты из той компании серферов? – Да. – Том отстегнул костюм, рывком оттянул ткань, и я увидел буквы «МД», высеченные на груди, такие же, как и на бревнах. – Известная фотомодель Томас Харди, изуродованный акулой Том и брошенный дьявол на воде… это все ты!.. – порывисто воскликнул я, не в силах больше сдерживаться. – «Морские дьяволы» – так называлась наша когда-то дружная команда серферов, но местные обитатели прозвали нас дьяволами на воде. Какое зрелище открывалось перед ними, когда семь серферов в черных закрытых костюмах входили в океан и поднимались на самые вершины волн, умело орудуя досками. У каждого участника была подобная татуировка. – Том застегнул гидрокостюм и снова повернулся к окну. – Мужчины делали на груди, а женщины – на бедре. Я уже говорил тебе однажды, что увлекался серфингом. Мы часто собирались на бревнах. – Почему ты не сидишь там больше? – Полгода назад я вернулся сюда с пляжа Малибу и решил снова серфить. Но из-за воспоминаний так и не смог сесть на бревна. – Прости, я перебил тебя. Что было дальше? – Так вот, она перестала заниматься со мной любовью по доброй воле, и меня это ужасно ранило и злило. Ведь я любил ее, делал все и даже жил ради нее, но она перестала это ценить, а я прекратил себя контролировать, словно сам демон вселялся в меня. Как только заходил в квартиру, она, словно испуганный зверь, прятала глаза в пол и, съежившись, ждала, когда я наброшусь на нее. Господи, как наши отношения дошли до такого, я и сам не знал! Ведь еще недавно она сама бросалась ко мне в объятия и полностью растворялась во мне. Я был загнан в тупик. Моя любовь довела меня до безумства, и я не знал, как найти выход. Что делать? Как сражаться с ней? Я был бессилен. Я любил и ужасно хотел именно эту женщину. В один из таких дней до меня дошел слух, что ей приглянулся серфер из нашей компании. Я не разрешал ей серфить без меня, но, когда был на съемках, она пару раз плавала с ним, и мне сразу же донесли. Сердце вмиг похолодело, кровь в жилах закипела, а перед глазами все поплыло. Кажется, я готов был убить их обоих, но решил сначала поговорить с ней. В дурном настроении я вошел в квартиру, внимательно осматривая комнаты и ища глазами, но ее нигде не было. Меня это еще больше разозлило, ведь она знала, что я не люблю приходить в пустую квартиру. Должна была меня ждать. Я начал ее звать, и она испуганно выскочила из ванной, обмотанная в коротенькое полотенце. Без лишних предисловий я прямо спросил про серфера, правда ли это? Она испуганно кинулась на пол и, обняв мои колени, рыдая, начала говорить, что любит только меня. Ее тело сотрясалось, словно в лихорадке. Дрожа от страха, она призналась, что плавала с серфером, извинялась и заверяла, что больше не будет, клялась в вечной любви. Несколько раз повторяла одно и то же, боясь быть наказанной. Вот до чего я ее довел! Я был противен сам себе. Неожиданно меня захлестнула волна жалости, и я, подняв ее за плечи, крепко прижал к груди, нежно гладя по голове. Она была удивлена и, откинув голову назад, растерянно заглянула мне в лицо. Я улыбнулся и, подхватив ее на руки, понес в постель. В этот раз я любил ее нежно, медленно, растягивая удовольствие и доводя до дикого желания. Давно мы не были так близки, как в этот раз, когда соединяются не только тела, но и души. Когда все закончилось, она прижалась к моей груди и тихо заплакала. После этого случая все наконец-то стало как прежде. Она снова по доброй воле ложилась со мной в постель каждый раз, как только я этого хотел. Ездила со мной на работу и никуда не выходила без меня. Я успокоился и впервые за долгое время почувствовал себя по-настоящему счастливым. Только иногда меня настораживало ее послушное поведение: она совсем не перечила, соглашалась во всем, и я порой задумывался, нет ли в этом подвоха. Том замолчал, устремив задумчивый взгляд в ночную темноту. Я сидел в ожидании, только кресло скрипнуло в неуютной тишине. Прошло минут пять, но он продолжал молчать: слышалось его тяжелое, глубокое дыхание. Сложилось впечатление, что он и вовсе забыл обо мне – перенесся в далекие тягостные воспоминания. Я боялся, что Том замкнется в себе и не захочет ничего больше рассказывать. Не знал, как лучше поступить, спросить или терпеливо ждать. Но тут он снова наконец заговорил: – Я расскажу тебе все, – он произнес это так, будто все это время обдумывал, продолжать разговор или нет. – Однажды ранним утром она предложила прокатиться на яхте, устроить что-то вроде пикника на воде, и я охотно согласился. Мы оба пребывали в сентиментальном настроении, как влюбленные в первые дни близости: шутили, обнимались, целовались. Я собрал небольшую сумку: положил еду, вино, бокалы и маленький нож для того, чтобы нарезать фрукты. Она стояла у окна и, улыбаясь, наблюдала за мной, а затем поинтересовалась, не возьму ли я доску для серфинга, намекая на то, что волны будут подходящими. Я охотно согласился, надел гидрокостюм, а шлем от него и доску для серфинга прихватил с собой. Мы отчалили от берега на арендованной мини-яхте. Солнце приятно согревало нас, я сидел у руля, а она, обвив мою шею руками, обнимала меня сзади. Когда мы отплыли далеко от суши, я сбавил скорость, и яхта почти остановилась, слегка покачиваясь на слабых волнах. Это было идеальное место для пикника на воде. Все происходящее казалось прекрасным сном, и мне не хотелось просыпаться. Я поднялся с места, достал бутылку спиртного, бокалы и начал разливать вино. Держа в руках нож, я сел на край палубы, собираясь нарезать фрукты. В этот момент она потянулась к сумке и вытащила из нее вяленое мясо, которое я положил в качестве закуски. Я улыбнулся и, склонив голову, продолжил очищать фрукты. Вдруг она вскрикнула, и я увидел, что все содержимое в сумке плюхнулось за борт: вяленое мясо и пара стейков вмиг исчезли под водой. Виновато поджав губы, она громко вздохнула, но я успокоил ее, сказав, что у нас остались еще фрукты, и протянул бокал вина. Она о чем-то задумалась и не сразу отреагировала. Мне пришлось окликнуть ее, после чего она подошла и, прислонившись к перилам, взяла бокал из моих рук. Ее пристальный взгляд был устремлен в воду. Я тоже посмотрел туда и увидел, как плавник акулы беспрестанно кружит вокруг яхты. Для серферов акула не редкость, мы и раньше не раз встречали их, но все удачно обходилось. Однако я начал переживать, в первую очередь за нее, и сообщил, что лучше повернуть назад, но она просила остаться и с увлечением смотрела за борт. Мне казалось, что ее это развлекает: ее щеки горели от вина, а может быть, от мощного выброса адреналина, ведь все мы при виде акулы испытываем страх. Но вдруг ее настроение переменилось, она смотрела в воду каким-то отрешенным, пустым взглядом, и мне это не понравилось.