– Я поговорил с Шерли. Судя по тому, что она рассказывала, и в целом учитывая ее состояние, – он запнулся, будто подбирал слова, – у вашей дочери сильное обострение депрессии, которое проявляется, вы сами видели, истериками, криками, а также сопровождается суицидальными мыслями. Кроме того, ее беспокоят навязчивые мысли о том, что ее преследуют и хотят убить. – Да, она всю дорогу бессвязно повторяла это. Я так ничего и не поняла, – обеспокоенно заговорила Сьюзен. – Это все связано с болезнью. Она зациклена на смерти, постоянно думает о ней, потому и появляются мысли подобного рода. Не нужно принимать всерьез все, что она говорит. Вы должны понимать, что это лишь плод ее больного воображения. Я вколол ей сильное успокоительное, проспит часов шесть точно, а потом действие лекарства будет ослабевать. Но вы ей больше ничего не давайте во избежание передозировки. Если что, звоните. – А когда можно будет выпить антидепрессанты, которые она принимает ежедневно? – спросила Сьюзен. – Завтра, не раньше обеда. – Хорошо, – кивнул Билл, – я вас провожу. – Спасибо, что сразу приехали, – добавила Сьюзен и направилась в столовую. Как только Билл вернулся, я обеспокоенно спросил: – Что произошло? Все же было хорошо? – Мне тоже так казалось, но состояние дочери не предугадаешь: то смеется, то плачет, – тяжело вздохнув, он опустился на диван и устало провел рукой по лицу. – После твоего ухода она тоже сначала плакала, а потом, наоборот, воспряла духом. – Ты говорил, что они со Сьюзен решили прогуляться. – Так они и съездили в магазин, купили Шерли новые джинсы, поели мороженого. Сьюзен чуть ли не плакала от счастья, но потом дочь снова заговорила о смерти. Сьюзен привезла ее домой в ужасном состоянии. Такой я дочь еще не видел: у нее была паника, она так кричала, словно в смертельной агонии испускала последний крик. Ох, Ник, сил никаких нет видеть ее страдания. – Даже не знаю, что сказать. Как трудно бывает в такие минуты найти слова. Держитесь. Вы должны быть сильными. – Ничего больше и не остается, – смиренно произнес он. После разговора с Биллом я поехал на пляж и некоторое время гулял вдоль берега. Темнело, народу было немного, лишь волны одиноко ударялись о берег. Только сейчас я осознал, что никогда не ценил жизнь по-настоящему, как за этот месяц, проведенный в Лос-Анджелесе. А еще я понял – нельзя позволять мыслям вселять в себя неуверенность и страх, разрешать грызть себя изнутри, как ненасытный червь точит спелое яблоко. Оно в итоге гниет и опадает раньше времени, так и мы загоняем себя в угол, лишаем счастья из-за неуверенности и глупых предрассудков, гонимся за адреналином и оказываемся на самом краю пропасти раньше срока. Ведь выбор всегда есть у каждого: стоять на краю бездны или же парить над облаками. Я сделал свой выбор, и он заключался в том, что я не позволю душевным переживаниям загнать себя на дно бутылки. За счастье нужно бороться, а не ныть и спиваться. Если же нет взаимности, то нужно найти силы идти в поисках другого счастья. Не зацикливаться, не ограничивать свободу любимого человека. Я дошел до дома Мэгги, живо поднялся по ступенькам вверх и на крыльце замер, вспоминая наш первый поцелуй. В душе дрогнуло, и я, отдаваясь новой волне нахлынувших чувств, нетерпеливо постучал в дверь. Спустя минуту в дверном проеме появилась Мэгги в ночном коротеньком сарафане. – Ты? – удивилась она. – Мэг, нам нужно поговорить, – пылко произнес я, и мой взгляд прошелся по ее загорелым обнаженным ногам. – Можно войти? – Мне кажется, мы уже все обсудили на работе. – Не все, – я выдержал небольшую паузу, – если ты помнишь, нас прервал Билл, – двусмысленно произнес я. – Помню лишь то, как ты снова подвозил Линду. Длинные волосы Мэгги были распущены, макияж смыт, такой я ее еще не видел. Лицо казалось нежным и беззащитным, сияло трогательной невинностью. – Да-да, знаю. Мэг, прошу, позволь объяснить, – взмолился я. – Ты так и будешь держать меня в дверях? – Заходи, – наконец она отодвинулась в сторону, и я вошел. – Я сейчас, – спохватилась Мэгги и кинулась к газовой плите. Молоко в сотейнике поднималось пышной пеной. – Ты после душа? – я задержал взгляд на влажных волнистых волосах и открытой длинной шее. Ее щеки мгновенно вспыхнули, но она сделала вид, что ничего не заметила. – Собиралась выпить какао и лечь спать. – Я звонил тебе несколько раз. – Не слышала… телефон на беззвучном… – невнятно пробормотала она и открыла дверцу кухонного шкафчика. Я сел за стол без приглашения. В комнате раздался приятный цокающий стук женских каблуков, и до меня донесся легкий аромат парфюма. Возле лестницы я увидел темноволосую женщину в длинном вечернем платье, с такими же горящими зелеными глазами, как у Мэгги. Ее волосы были уложены в аккуратную прическу, а на губах блестела помада. – О, у нас гости! Как неожиданно, Мэг, – воскликнула она мелодичным приятным голосом и, смеясь, поздоровалась, – добрый вечер! Женщина не отличалась особой красотой, но была привлекательной. Причина этой самой привлекательности заключалась в исходящей от нее теплой энергии, а смелый взгляд зеленых глаз, приятный заразительный смех создавали впечатление необычайной молодости. – Добрый вечер, – пробормотал я. – Мама, это Ник Доусон, мой коллега, – представила меня Мэгги, поскольку я медлил и выглядел слишком растерянным. – Мы работаем вместе. – Эмми Аддингтон, – женщина широко улыбнулась мне, и ее глаза весело заблестели. – Рад знакомству. Как поживаете? – из вежливости поинтересовался я. – Замечательно! Мэг, угости коллегу имбирными пряниками. – Уходишь? – Мэгги проигнорировала слова матери. – Алекс уже заждался, – лукаво улыбаясь, Эмми изящно провела руками по волосам и скрылась за дверью. – Хорошего вечера! – запоздало прокричал я. Выждав несколько минут, Мэгги снова заговорила: – Ник, прийти ко мне было не самой лучшей идеей. Я не готова к бессонным ночам, страданиям, выяснениям отношений. Я устала, понимаешь? И единственное, чего хочу, улететь из Лос-Анджелеса, хотя бы на время, – с легкой долей раздражения выпалила она. – С чего ты взяла, что будешь снова страдать? – мягко спросил я и пристально посмотрел в раскрасневшееся лицо Мэгги. Не выдержав поединка взглядов, она отвела глаза. – Ты сильно похудела, – добавил я, озадаченно разглядывая ее стройную фигуру и приблизился почти вплотную. – Это все нервы, – сглотнула она, ощущая неловкость. – Прошу, дай мне шанс. Мэг, ты нужна мне. – Перестань, что у тебя с Линдой? – Клянусь, ничего нет! – Нет, но ты ее снова подвозил. Нет, но она постоянно крутится возле тебя. Хватит, уходи! – Да нет же ничего, Мэг! Я тебе уже объяснял. Просто сегодня Линда снова пришла с просьбой помочь с бывшим, но я отказался. Тогда она попросила подкинуть ее до дому. Но больше и этого не будет. – А-а, понятно, – с иронией произнесла Мэгги, – ты ее личный психолог? Или нет, водитель? А может, и то и другое? – А ты чертовски ревнивая, – я не смог сдержаться и расплылся в счастливой улыбке. – Не преувеличивай! Я никогда не ревновала ни одного мужчину, и этого не будет. Наш разговор окончен. – Согласен, хватит слов, – выпалил я, и нетерпеливо рванул Мэгги к себе за талию. – Я не железный, черт возьми! – учащенно дыша, прошептал я. Она начала вырываться, лямки сарафана упали с плеч, а следом и атласная ткань соскользнула к ногам. Я почувствовал, как ее обнаженная грудь упирается в мои мышцы. – Я не могу больше, – тихо сглотнул я. Мои руки заскользили вверх и вниз, ненасытно сминая и исследуя каждую клеточку ее обнаженного тела. Мэгги тихо застонала и обвила мою шею руками. Я, словно обезумевший, впился в ждущие поцелуя губы со всей страстью, на какую только был способен. Ее мягкие, теплые губы раскрылись, и я с жадностью ворвался внутрь ее рта. Чувства стремительно рвались наружу, оглушая и опьяняя нас. Вот разум склоняется перед страстью, и все страхи, сомнения, предрассудки растворяются и исчезают. Тлеют, словно огоньки. Как мы оказались в кровати, донес ли я ее или мы дошли вместе… Уже неважно. Мысли кружились в голове, все смешалось и поплыло. Я потерял контроль над собой и с тихим стоном прижался к ней. Она обвила мое тело ногами – такими теплыми, гибкими. Мои губы коснулись ее груди, и она, запрокинув голову, впилась руками в мою напрягшуюся спину. Я снова и снова отдавался сводящему с ума порыву, словно изголодавшийся зверь, со всей страстью – настоящей, отчаянной до головокружения, покрывая поцелуями ее разгоряченное тело. Нетерпеливо коснулся внутренней стороны бедра Мэгги, и она, застонав, выгнулась мне навстречу. Не в силах больше сдерживаться, я одним движением вошел в нее. Мэгги, задыхаясь и крича, сильнее впилась пальцами в мои плечи, и я полностью погрузился в нее, постепенно наращивая темп. Ее голова заметалась по подушке, и волны наслаждения стали накатывать одна за другой… – Мэгги! – не помня себя, прокричал я. Сознание померкло, и следом ослепительная, яркая вспышка. Глубоко дыша, я откинулся на спину, увлекая ее за собой. Ночью я снова любил Мэгги, но не так страстно и буйно, а тихо и нежно. Лишь под утро, вымотанные и счастливые, мы заснули в объятиях друг друга. Уткнувшись лицом в ее плечо, я крепко прижал Мэгги к себе, будто даже во сне боялся потерять. Одна мысль расстаться с ней казалась невыносимой. Я проснулся первым, еще на рассвете. А спал ли я? Или, может быть, все случившееся и было одним коротким сном? Взглянув на спящую Мэгги, прекрасную и соблазнительную, я нежно поцеловал ее в лоб. – Чего ты хочешь, Ник Доусон? – сонно пробормотала она. – Семью и детей, – тихо ответил я, и наши губы снова слились в нежном поцелуе. Глава 17 Проснувшись утром, я чувствовал приятную легкость в теле. Перевернулся на бок и сонно провел рукой по постели, но она оказалась пуста. Стрелки круглых настенных часов показывали 7.00. Я немного приуныл, хотелось, чтобы Мэгги снова оказалась в кровати. Но мои мечты прервал звук вибрации мобильника, и я, счастливо улыбаясь приятным воспоминаниям, поднял брюки с пола и вытащил телефон. Он уже не звонил, на дисплее высвечивался пропущенный от Билла. «В такую рань?» – удивился я, но не стал перезванивать. Мне не хотелось прерывать приятные мгновения с Мэгги. Они были нашими, и я слишком долго их ждал.