Натянув наспех одежду, я спустился вниз, в большую, светлую гостиную. В конце комнаты стоял кухонный гарнитур цвета слоновой кости, оттуда доносился безумно приятный аромат имбирных пряников с сахарной пудрой. По центру – маленький круглый стол, покрытый белой льняной скатертью, за которым меня ждала радостная Мэгги. – М-м, пахнет пряниками! Мэгги поймала мой счастливый взгляд и, весело улыбнувшись, ответила: – Тетя пекла их в Лондоне на Рождество, когда я была еще маленькой девочкой. Мне они безумно нравились, и я уговаривала ее почаще их печь. Вот и вчера захотелось приготовить. Садись, позавтракаем, – она заботливо принесла мне бокал апельсинового сока. – Кстати, твоя мама вчера говорила про пряники, а ты меня так и не угостила, – жалобно упрекнул я. – Кажется, ты не оставил мне выбора, – засмеялась Мэгги, встретив мой сияющий взгляд, и подошла к столу с чашкой шоколада. Под распахнутой клетчатой рубашкой виднелся белый топ, в треугольном вырезе которого выглядывала упругая грудь. – Знаешь, запах имбирных пряников переносит меня на несколько лет назад, и я вспоминаю теплый камин, аромат ели, рождественские подарки. – Ее мечтательный взгляд задержался на темных пряниках, покрытых сахарной пудрой. – Это Рождество мы встретим вместе, – я потянул Мэгги к себе и, нежно приподняв ее подбородок, заглянул в лицо. – Я говорил, что люблю тебя? – Ни разу, – сморщив нос, улыбнулась она. – Врунишка, – я поцеловал ее в кончик носа. – Боже, Мэг, я никогда не чувствовал себя таким счастливым! – А у тебя точно с Линдой ничего не было? – На ее загорелом лице выступил розовый румянец. – О, вижу, скучно нам точно не будет, – засмеялся я и защекотал ее, – какая же ты ревнивая! – Клянусь, я никогда так сильно не ревновала! – смеясь, прокричала она. Я развернул Мэгги лицом к себе и начал покрывать медленными дразнящими поцелуями губы, шею, плечи. Желание с новой силой вспыхнуло в моих жилах. – По-дожди… Ник, – задыхаясь, прошептала она, но я не мог остановиться и с большей жадностью целовал ее в губы, опускаясь ниже, к шее, покусывая нежную кожу и лаская руками грудь. Рубашка сползла с плеч и упала на стул. Опьяненный запахом ее тела, я начал порывисто стягивать с нее топ. – Как же я хочу тебя, Мэгги, – хрипло прошептал я, покрывая горячими поцелуями ее плечи. – Я люблю тебя, – ответила она и застонала, когда я сжал ее груди. В этот момент завибрировал сотовый телефон, и я мысленно проклял себя за то, что не отключил его еще в комнате. Нервно шаря в кармане, я вытащил мобильник. На дисплее снова горело имя Билла, и я невольно встревожился, уж не случилось ли чего. Но мне так не хотелось прерывать первое утро вдвоем с Мэгги, и я не стал отвечать, но она успела спрыгнуть с моих колен и уже натягивала одежду. – Эй, ты куда это? – я разочарованно выдохнул. – Какой же ты ненасытный, Ник Доусон, – она громко рассмеялась, и ее разрумянившееся лицо приняло насмешливое выражение. – Мы, кажется, хотели позавтракать. Мэгги наспех застегнула рубашку и, усевшись за стол, все еще смеясь, сунула мне в рот ароматный пряник. Хмурясь, я принялся его жевать. – А они действительно безумно вкусные, – спустя минуту пробубнил я, довольствуясь сдобой и запивая ее апельсиновым соком. Зазвонил телефон Мэгги. Не обращая внимания, мы продолжали завтракать, но назойливая мелодия не собиралась прекращаться. – Да кто в такую рань? – не выдержала Мэгги и, подойдя к гарнитуру, взяла свой смартфон. Провела пальцем по дисплею, и я заметил, как ее брови изогнулись в вопросе. – Это Билл, – она удивленно посмотрела на меня. – До этого звонил мне, а ведь сейчас еще и восьми нет. С чего это вдруг? – в душе шевельнулась тревога. – Давай я сам перезвоню ему. – Я вытащил телефон из кармана и второпях, нечаянно опрокинул сок. – Ох, Мэг! Извини, я такой неуклюжий. – Перестань, сейчас все уберу, – мягко произнесла она и побежала к раковине за салфеткой. – Билл, ты звонил? Прости, я не успел… Что? – мой голос понизился до шепота. – Хорошо, сейчас приеду. – Что случилось? – Мэгги, держа в руках салфетку, подбежала ко мне. – Тело Шерли нашли на берегу. – Что? Как это произошло? – Не знаю, – я тихо сглотнул, – Билл просил приехать. – Я поеду с тобой! – Мэг, тебе лучше не видеть этого всего. Жди меня дома. – Нет, Ник! Я хочу поехать с тобой! – взволнованно прокричала она, и я уступил. Не прошло и двадцати минут, как мы уже были на пляже возле бревен. Место происшествия было полностью оцеплено. Бездыханное тело Шерли омывали слабые, еле заметные волны, а офицер полиции громким голосом разгонял любопытных зевак, мешавших следствию. Медэксперт и его помощник, нацепив перчатки, только приступали к работе, заинтересованно склонившись к телу. – Как думаешь, утонула? – спросил один из них. – Не знаю, – пожал плечами другой, – сейчас будем разбираться. Мы с Мэгги не успели толком ничего разглядеть, офицер попросил нас отойти от места происшествия. Вдалеке громко кричали чайки и кружили над водой. – Кто она? Туристка? – послышался голос в толпе зевак. Я повернулся в сторону бунгало и увидел шагах в тридцати грузную фигуру Билла. Даже отсюда я заметил, какой он бледный и осунувшийся. – Подойдем к нему, – я потянул Мэгги за руку, и мы, проваливаясь в песок, направились к Биллу. – Спасибо, что приехали, – сокрушенно прошептал он, – увидев дочь на берегу, я подумал, что она еще жива, растерялся и в панике начал звонить тебе. – Прости, что сразу не ответил. Я и не предполагал, что такое может произойти. – Нам очень жаль, Билл, – прошептала Мэгги. Бледная и напуганная, она крепко сжимала мою руку. – Сьюзен знает? – спросил я. – Да, – кивнул он, печально свесив голову, – я еле увез ее отсюда. Невыносимо видеть дочь такой, – он плотно сжал губы и утер слезы, – лицо Шерли до сих пор стоит перед глазами. – Но что произошло? Ничего не понимаю. Шерли ведь вкололи успокоительное, и она вечером спала. – А утром исчезла. – Как? – Я проснулся в шестом часу утра и зашел к ней, чтобы проведать, ведь действие успокоительного уже заканчивалось. Когда вошел в комнату, то обнаружил, что она пуста. Сразу же бросился искать, объездил все вокруг, а в семь часов приехал сюда… и нашел ее на берегу, – с невыносимой горечью утраты рассказывал Билл. – Думал, что жива. Начал трясти изо всех сил, но она безжизненно повисла в моих руках. Я не знал, что делать. В панике начал звонить тебе, потом Сьюзен, не прошло и четверти часа, как она примчалась. К тому времени я успел вызвать «скорую», офицеров полиции и окончательно осознать, что дочь уже не вернуть. – Неужели она покончила с собой? – тихо спросила Мэгги. – Другой причины нет, но детективы полиции будут еще разбираться, – ответил он. – Мистер Фрэнсис, – неожиданно раздался голос. Я вздрогнул и растерянно посмотрел на невысокую коренастую женщину лет сорока пяти, которая внимательно изучала нас холодным бесстрастным взглядом. Резковатые черты лица: высокий лоб, прямой нос и выдающийся вперед подбородок отлично прорисовывали образ въедливого, категоричного профессионала, преданного своей службе. – Нам нужно задать вам несколько вопросов, – подойдя ближе, продолжила она. У нее был резковатый скрипучий голос, который идеально подходил к ее строгой внешности. – Да, конечно, – проваливаясь туфлями в песок, Билл зашагал к ней. – Ник, это так ужасно, – запинаясь, заговорила Мэгги, как только они отошли. Я взял ее за холодные, дрожащие руки, стремительно притянул к себе и успокаивающе погладил по волосам: – Я отвезу тебя домой, а сам заеду к Сьюзен. – Можно поехать с тобой? – Это нелегко. Тебе лучше вернуться домой, – запротестовал я, представляя, в каком состоянии сейчас находится Сьюзен. – Только предупрежу Билла, и поедем. Я снова подошел к месту происшествия – детективы сразу же обернулись и смерили меня пронизывающими взглядами. Билл разговаривал с криминалистами, похоже, те закончили работу и собирались забрать тело на экспертизу. С минуту я ждал и, как только он освободился, сообщил, что поеду к Сьюзен поддержать ее. Билл устало кивнул, и я зашагал прочь, напоследок еще раз взглянув на Шерли: ее фигура в купальнике была облеплена мокрой тканью прозрачного парео, спутанные волосы прикрывали часть лица. Меня накрыло невыносимое чувство безысходности, я вспомнил о том, что еще несколько дней назад она, живая, делилась со мной своими переживаниями. Легкий холодок пробежал по телу, и я уже собирался отвернуться, как вдруг застыл на месте. Край прозрачной ткани задрался, обнажая верх бедра, и в глаза бросилась темная татуировка – МД. Ошарашенный, я продолжал стоять на месте, пока меня не попросили отойти в сторону. Мысли, подобно пчелиному рою, неслись в голове: Шерли жила в Лос-Анджелесе, увлекалась серфингом… несколько лет назад улетела в Англию… фотография в ее комнате… она в окружении серферов… они выехали погулять со Сьюзен… Неужели Шерли увидела Тома, вернулась ранним утром… а он убил ее? – Ник, Ник! – Я очнулся и увидел, как Мэгги машет мне рукой. Быстрыми шагами направился к ней и, обняв за плечи, повел к машине. Ехали мы в глубоком, угрюмом молчании. Я не в силах был ни о чем больше думать, только о причастности Тома к смерти Шерли. На крыльце дома Мэгги еще раз высказала сожаление о случившемся и сообщила, что переоденется и поедет в офис. Я запрыгнул в кроссовер и на всей скорости помчался к Фрэнсисам. Думал, что застану Сьюзен в слезах, сидящую на диване, но в холле никого не было: лишь ощущалась какая-то неловкая, зловещая тишина. С тяжелым сердцем я позвал Сьюзен, но она не ответила. Тогда я кинулся в столовую, но и там ее не обнаружил. Где же она? Наконец, сообразив, я направился в комнату Шерли. Но, как ни странно, и здесь Сьюзен не было. На стене висела та самая фотография с изображением Шерли в темном гидрокостюме в окружении других серферов. Я подошел ближе, присмотрелся: красивый, высокий, загорелый парень обнимал ее за талию. Неужели это Том? Я бы ни за что не узнал его сейчас в том изувеченном «смотрителе пляжа», который дни напролет просиживал в одиночестве за шахматами. Я перевел взгляд на смятую постель. Даже не верится, что еще несколько часов назад Шерли спала здесь. Не зря говорят, что стены помнят все. Воспоминания нещадно начали обрушиваться на меня: Шерли, в джинсах и с пирсингом в носу, стоит у окна… размазывает помаду… рыдает и кричит, что ее никто не поймет… Только сейчас я понял, что за чувство дежавю преследовало меня тогда. «Никто не поймет» – этот отчаянный крик я однажды слышал от Тома.