– Был один такой. Шершень. Тоже политический. Сидел в соседней с Призраком камере. Так вот: между этими камерами был прорыт тайный ход. Это значит, что ходили они друг к другу в гости. Виделись, это точно. Так что один Шершень может что-то за него знать. – А где Шершень сейчас? – Ушел. Как Котовский тюрьму открыл, так и ушел. Мне те знакомые охранники, что там остались, за него рассказывали. Ушел потому, что долго ему было еще сидеть. – А в тюрьму вернуться не хотите? Там сейчас опять людей набирают, – сказал Володя. – Да ну ее, эту тюрьму! Страху я там натерпелся такого, что никому не приведи Господь! Лучше уж так, как сейчас, – без денег, но и без страха. Брата ведь все равно не вернуть. Больше ничего ценного Таня и Володя из него не выудили. И, накормив до отвала, выпроводили на улицу, где, размахивая руками, бывший охранник поплелся по направлению к порту, разговаривая с самим собой о страшном и загадочном Призраке, который совсем не человек. – Гипноз, – задумчиво сказал Володя, когда охранник ушел. – Похоже, Призрак этот обладал сильными способностями к гипнозу. Вот и заставлял людей делать то, что хотел. – Возможно, – кивнула Таня, – вопрос в том, где он сейчас? – У красных. Готовит восстание. – А если Призрак – это и есть исчезнувший фокусник? – спросила она. – Тогда многое сходится, только… – Только – что? – Только не смерть Кати. Катю-то зачем убивать? Володя пожал плечами. Смерть какой-то там Кати волновала его меньше всего на свете. Но, не желая обидеть Таню, он промолчал. Глава 21 Романтический ужин, плавно переходящий в ночь. Содержимое бумажника. Прекрасный подарок. Помощь Котовского В воздухе был разлит острый, приторный запах жасмина. Он кружил голову, едва не сбивал с ног. Зябко кутаясь в кружевную шаль, Таня робко вступила под своды ресторана «Жасмин», где со стен и даже с потолка свешивались гирлянды душистых белых цветов. Тихая печальная музыка рояля, звучащая из соседнего зала, наполняла благоухающую ароматом цветов атмосферу той утонченной роскошью из прошлого времени, отголоски которой все больше и больше уходили в прошлое. К ней тут же подскочил услужливый метрдотель с тонкими черными усиками, топорщащимися над верхней губой, как щетка. – Мадемуазель Алмазова? Вас ожидают за столиком. Позвольте, я провожу. Этот вечер, такой тихий и уютный, стоил Тане бессонной ночи, во время которой она, мучаясь, как на раскаленной решетке, кружилась на потных и смятых простынях. Было передумано всё – и о будущем, и о прошлом. Но к рассвету, когда ослепшие от слез глаза закрывались сами собой, а сердце рвалось, выскакивая из груди, вдруг пришло простое решение: пойду, а дальше будь что будет. Просто плюну на всё – и пойду. Казалось бы, что в этом страшного? Но Таня никогда не относилась к жизни с легкостью. Она всегда тщательно продумывала каждый свой шаг. Однако эта встреча не подчинялась никакому рассудку. Таня не могла даже понять, нравится ли ей этот человек, какие вызывает у нее чувства. Просто ее вдруг захватило, закружило жаркой волной, и больше не осталось ничего – ни прошлого, ни будущего. И даже идя по улице и уже видя белоснежную вывеску ресторана, Таня все еще не понимала, что она делает, как будто это все происходит не с ней. Он поднялся из-за столика ей навстречу, просто стоял и смотрел, а у Тани вдруг подкосились ноги, и жаркая волна обожгла мозг. В его руках был огромный букет невероятно красивых белых лилий, она еще не видела таких роскошных цветов. – Это тебе, – он протянул цветы, и они задрожали в Таниных руках. – Я знал, что ты придешь… Пряный, сладкий запах цветов вдруг ударил в голову с такой силой, что у Тани по-настоящему закружилась голова, и она без сил рухнула за столик. – Какой невероятный аромат… – Это редкие цветы – как ты. И они так же прекрасны, как ты. Я подумал, что тебе нужно дарить самое лучшее. Но даже эти цветы не достойны тебя. Я хотел бы подарить тебе целый мир. Положить его к твоим ногам, ради одного твоего взгляда. Ты даже не представляешь, как сводишь меня с ума! – Не надо так много говорить. Это все обман, волшебная, иллюзия, сказка… – Пусть сказка. А почему нет? Разве не сказка то, что ты появилась в моей жизни? Ради этой сказки я готов отдать целую жизнь. Ты даже не представляешь, как сильно я в тебя влюблен. Ты самая прекрасная женщина мира. Я хотел бы подарить тебе все цветы на земле… Вечер пролетел как один миг. И когда они вышли из ресторана, было далеко за полночь. Виктор остановил извозчика. – Ты позволишь мне тебя проводить? Таня пристально глянула в его глаза, прижимая к себе цветы. Запах лилий по-прежнему кружил голову. Все было прекрасно – этот вечер, плавно перешедший в ночь, его взгляд. Дрожь куда-то ушла, и Таня была твердо уверена в своем решении. – Я надеюсь, ты поднимешься ко мне? Ведь поднимешься? Ночной город плыл словно в тумане, заполненный фантастическим светом, за пределами которого, как в гигантском аквариуме, плавали люди и тени. И, забыв про правило, установленное ею самою для себя же, запрещавшее приводить в свою квартиру чужих людей, Таня пригласила Виктора в свою квартиру на Елисаветинской, в буквальном смысле наплевав на всё… Он был фантастическим любовником – нежным, опытным, страстным. В его руках Таня, совершенно потеряв голову, не сомкнула глаз. Где-то на рассвете мелькнула шальная мысль – она ведь ничего, совсем ничего не знает об этом человеке! Но тут же пришел ответ – да она и не хочет ничего о нем знать… Неизведанный, далекий, странный, он вдруг стал ей дороже собственного сердца, и Таня едва не заплакала от нежности, глядя на тонкую синеватую жилку на его шее, бившуюся в такт его встревоженному дыханию. Нежности было так много, что Таня лишь прижалась губами к его предплечью, словно вдыхая терпкий пряный аромат его кожи, в свете тусклого ночника похожей на растопленный мед. Ночь с ним окончательно уничтожила в Тане все остатки здравого смысла. И этот чужой, почти незнакомый мужчина моментально проник в самые глубины ее сердца и в ее жизнь. Нет, она не любила его так, как любила Володю Сосновского. Но, истосковавшись по любви, мучаясь от жажды любви, она приникла сердцем, как к живительному роднику, к его нежности, той мягкой, ласковой, неповторимой нежности, которую ей никто и никогда не дарил. На рассвете Таня встала с кровати, чувствуя себя заново рожденной на свет. Он еще спал. Его длинные черные волосы разметались по подушке. Во сне он был прекрасен. Тане захотелось поцеловать изящную дугу невероятно красивых его бровей, резкие скулы, мужественный нос. Все лицо – прикоснуться к нему губами, впитать собственной кожей. Но, боясь потревожить его сон, Таня подавила в себе это желание. И тихонько встала с кровати, чтобы попить воды и немного привести себя в порядок. Непривычная к любовным историям, она чувствовала себя не в своей тарелке и словно стеснялась саму себя, не умеющую просыпаться по утрам с мужчиной. С Гекой все было проще. В их коротком романе почти не было страсти, а собачья преданность Геки вызывала у Тани какое-то легкое презрение, и поэтому ей с ним все было легко. Сейчас же все было не так. Таня чувствовала в этом мужчине какую-то особенную породу. Но пугает ли эта порода или страшно влечет к себе, она не могла объяснить. Стараясь двигаться бесшумно, Таня подошла к столу, чтобы налить в стакан воды из хрустального графина. На спинке стула небрежно висел его пиджак. Да так неудачно, что пола его лежала почти на полу. Нагнувшись, Таня машинально стала поправлять. И в этот самый момент из кармана выпал бумажник. Он раскрылся, и из него вдруг вывалилась горстка мелких монет. Таня принялась старательно сгребать их в ладонь – и вдруг застыла… Одесса была портовым городом смешения национальностей, языков и валют. И иностранные деньги не была чем-то необыкновенным. С такими деньгами сталкивалась и Таня, она видела их в руках других. Уличные девушки частенько показывали их Тане, ведь клиенты, особенно моряки, могли расплатиться своей валютой. И потом уличные выменивали эти деньги у криминальных аферистов-менял, понятно, что всегда по невыгодному для себя курсу. И вот теперь Таня ошибиться никак не могла: вывалившиеся из кошелька монеты были иностранными. Даже не понимая, что делает, Таня раскрыла бумажник. Он весь был забит не только монетами, но и бумажными ассигнациями. Причем, судя по их количеству, сумма была немалой. Не зная, что и думать, Таня застыла. Конечно, Виктор был известным адвокатом, имел дело с разными людьми, но почему же так много валюты?… – Мне часто приходится бывать за границей. Не успел обменять. Его голос застал Таню врасплох. Вздрогнув, она уронила бумажник на пол. Он окончательно раскрылся, и все деньги из него вывалились. Виктор сидел в кровати, смотрел на Таню в упор, и во взгляде его, ставшим суровым, как кинжал, не было и тени улыбки. – Зачем ты рылась в моем бумажнике? – Я не рылась. – Таня чувствовала, что просто пылает, как красный мак, ситуация была даже не дурацкой, а катастрофической. – Ты сделала ошибку. Разве ты не знаешь, что мужчины не терпят, когда роются в их личных вещах? – металлическим голосом спросил Виктор. – Я не рылась! – воскликнула Таня. – Бумажник упал на пол, из него высыпались монеты, и я стала их подбирать. Это случайность… Встав с кровати, не глядя на нее, он принялся одеваться. Тане хотелось провалиться сквозь землю. Она подбежала к нему, пыталась обнять, но он резко отстранил ее. – Скажи честно, что ты хотела найти в моем бумажнике? Снимок жены и детей? Ты не поверила, что я не женат, не так ли? И решила меня проверить? Я думал, что ты другая, а ты такая же, как и все! Такая же дура!.. – А что, собственно, такого страшного хранится в твоем бумажнике, что мне нельзя это увидеть? – Таня решила пойти в наступление. – Валюта? Твои дела с контрабандистами? Виктор повернулся и бросил на нее просто ужасающий взгляд. Таня поняла, что попала во что-то очень серьезное. По ее спине прошел холодок. Одевшись, он молча пошел к выходу. Повернувшись, зло посмотрел на нее: – Увидимся. Я тебе сообщу. И вышел, громко хлопнув дверью. Не в силах себя контролировать, Таня разрыдалась… Три дня вид у Тани был такой, что на нее страшно было смотреть. Даже бандиты, глядя на нее, разве что не вздыхали. Она стала похожа на привидение. Волосы ее были нечесаны, под глазами залегли страшные тени, да и одета она теперь была кое-как. Мудрый Шмаровоз, разглядев как-то пятна от жира на ее поношенной юбке, наконец не выдержал и хмыкнул: – Тот, кто пытается тебя виноватить, всегда виноват сам! – Что ты несешь? – вспыхнула Таня. – А то, за что слышала! Если тебя пытаются выставить за всё виноватой и при этом от тебя и уходят, то ты здесь вообще ни при чем! Ты просто попала на такого засранного швицера, за которого даже земля не носит. Так шо надо плюнуть вслед, погладить за ним шнурки да поискать новые модэбэйцелы на свою беременную голову. И Тане стало так стыдно, что она не могла даже говорить. Ну как бандит мог понять, что ее бросил любовник? Почти бегом вернувшись к себе на Елисаветинскую, она влезла в ванную, как следует вымыла голову, а потом выбросила в мусор грязную поношенную юбку. В конце концов, Шмаровоз был прав. Человек, сделавший ее виноватой непонятно за что, за какой грех, ее не стоит. На следующий день после полудня к ней постучали. Посыльный из магазина вручил красиво упакованную коробочку и букет белых лилий… В букете была записка: «Любовь моя, я все-таки не могу без тебя жить. Прости за то, что был так груб в нашу последнюю встречу. Я очень виноват перед тобой. Но я замолю свой грех. Я снова вынужден уехать по делам. Но я вернусь через неделю и сразу упаду к твоим ногам. А пока прими от меня флакончик этих духов, аромат которых похож на благоухание нашей встречи в букетах жасмина и лилий. Пусть эти прекрасные цветы, превращенные в капельку духов на твоей нежной коже, напоминают тебе обо мне. Целую миллион раз. Бесконечно люблю. Твой Виктор». Таня открыла коробку. Там был небольшой невероятно красивый хрустальный флакончик с позолоченной пробкой. На нем не было никаких опознавательных знаков, и было видно, что он сделан на заказ.