В мозгу всплывали другие имена и другие вопросы, но Пол отбросил их. Так можно зайти слишком далеко, и тогда паранойя сведет его с ума. «Я должен быть бдительным. Необходимо усилить службу безопасности, чтобы выбить почву из-под ног моих врагов». Нет ничего удивительного, что среди всеобщего ропота раздался и голос Мемнона Торвальда, который разослал через своих замаскированных сторонников велеречивое послание, состряпанное на какой-то планете, где он окопался, прячась от гнева Императора. Торвальд, ничтоже сумняшеся, взял на себя ответственность за покушение. Он рассказывал о том, как подослал в дом Императора своих людей, как они едва не убили его близких. Но в этой писанине было множество неточностей, оно изобиловало противоречиями относительно того, что происходило в цитадели на самом деле. Представлялось, что в данном случае Торвальд просто воспользовался подвернувшейся ему возможностью и попытался использовать трагедию к своей выгоде. Но вождь мятежников был, пожалуй, слабоват для того, чтобы придумать и привести в исполнение такой грандиозный и изощренный план. Помимо того что люди, совершившие покушение, умело напомнили о летающих дисках на свадьбе Лето, они, кроме того, проявили недюжинное знание способностей Пола, так как выбрали в качестве оружия самонаводящиеся отравленные разными ядами снаряды. Это очень сильно напоминало покушение, едва не убившее Пола вскоре после его прибытия на Дюну. На этот раз, учтя, что одного снаряда может оказаться недостаточно, применили их много и с разными ядами. Заговорщик, или заговорщики, были хорошо осведомлены о способностях Императора Муад’Диба. «Но все же недостаточно хорошо для того, чтобы убить его». Чтобы просто установить такое множество самонаводящихся снарядов и заложить бомбу под императорский трон, надо было обладать неограниченным доступом к этому участку Небесного аудиенц-зала во время его строительства. Учтя это обстоятельство, Кизарат Корбы арестовал всех рабочих, участвовавших в этом строительстве, и допросил их, проявив при этом больше фанатизма, чем ума. По странному стечению обстоятельств многие подозреваемые были убиты на улицах Арракина, став, по видимости, жертвами грабежей и разбойных нападений. Допросу с пристрастием подверглись лишь оставшиеся в живых. Когда тень подозрения легла на самого Корбу, он принялся горячо протестовать. Но факты упрямы. Документы и свидетельства допрошенных говорили о том, что именно он вносил множество изменений в детально проработанные планы цитадели, причем вносил зачастую в последнюю минуту. Во время строительства Корба требовал архитектурных изменений, и тогда это казалось просто диктатом и капризом. Но теперь такие действия выглядели вдвойне подозрительными, ведь это создавало дополнительные возможности для установления смертоносных сюрпризов. Слыша такие вопросы, Пол припомнил один эпизод из времен харконненовской оккупации. Тогда он и его отряд фрименов захватили в открытой пустыне Гарни Холлика и группу его контрабандистов. После того как Гарни сказал Полу, что некоторым его людям нельзя доверять, он поручил Корбе расследовать это дело и найти шпионов. Действительно, некоторые из контрабандистов оказались переодетыми сардаукарами, но Корба каким-то непостижимым образом ухитрился не найти оружия – фальшивых ногтей, удавок из шиги, спрятанных в волосах, кинжалов, скрытых в конденскостюмах. Это был вопиющий провал. Был ли он и тогда преднамеренным? Слушая оправдания Корбы, Пол не мог отделаться от впечатления излишней горячности его протестов. Корба был слишком возмущен, слишком многословен. Не намеревался ли Корба, сделав из Муад’Диба мученика, захватить в Империи верховную религиозную власть? Да, решил Пол, Корба был вполне способен на такое. Но тем не менее в конце разговора внутреннее чувство подсказало Полу, что этот человек не лжет. Когда настала очередь мастера меча Бладда подвергнуться допросу, Пол понимал, что Корба проведет его со всем тщанием, на какое окажется способным. Бладд бросился в самую гущу трагедии, не заботясь о собственной жизни, он спас Ирулан от снарядов и уберег Пола от взрыва и едва не умер от отравленной раны. Но при всем том Бладд пронес на церемонию защитный электронный экран, невзирая на запрет. Кроме того, он почувствовал, что под троном заложена бомба. Или, быть может, знал? Пол почувствовал, как по спине побежали мурашки. Как ни удивительно, но выздоравливающий мастер меча и не думал отрицать свою причастность к делу, когда к нему на квартиру явился Корба со своими следователями. – Я ожидал, что вы захотите поговорить со мной раньше. Вы могли тем самым избавить себя от множества трудностей. – Он презрительно фыркнул. – Кроме того, вы могли бы сохранить жизни тех невинных людей, которых вы замучили на допросах. Прежде чем продолжить, я требую аудиенции у Пола Атрейдеса. Немного поколебавшись, Корба вдруг обратил внимание, что Бладд одет в свой самый щегольской парадный костюм. Несмотря на то что и сам Корба, подражая чужеземцам, начал носить изящные костюмы, непроизвольно следуя за мастером меча, он приказал раздеть этого франта, обыскать и проверить, как это было положено делать с захваченными в плен сардаукарами. Корба получил огромное удовольствие, срывая с Бладда рукава, воротники, разрывая дорогую ткань и стаскивая с него бриджи. Вскоре мастер меча стоял перед ним совершенно голый. Все тело его было покрыто повязками и пластырями на многочисленных резаных ранах. Грубо обращаясь с ним, подручные Корбы прощупали волосы в поисках удавки, осмотрели зубы, надеясь найти яд для самоубийства, провели анализ пота на присутствие нейротоксинов. Они даже срезали Бладду ногти на руках и ногах, ища спрятанное в них оружие. Мастер меча перенес эту пытку стоически, не издав ни единого стона. Напротив, он был разъярен таким оскорблением. – Вам нечего бояться. – Но следователи не верили ему и подвергли еще одному осмотру. Наконец, покрытый синяками и кровоточащими ранами, но сохраняя горделивую осанку, Бладд вслед за своими мучителями предстал перед Муад’Дибом. Вместо изящного наряда на предателе была лишь куцая набедренная повязка. Из-под бинтов из вновь открывшихся ран сочилась кровь. Мастер меча сочувственно улыбнулся Полу. – Прошу прощения за то, что не могу предстать перед вами в более приличном виде, милорд. Эти ваши ревностные сторонники изорвали мою одежду в клочья. Но это не имеет никакого значения. – Он пожал плечами. – Эта тряпка возвращает меня к моим корням. Я снова чувствую себя юным мастером меча, обучающимся на Гинаце, так же, как Дункан Айдахо. Пол поднялся. Им вдруг овладела страшная усталость. Гнев застилал глаза красной пеленой. Он жаждал мести, но не меньше того он желал понять, что двигало Бладдом. – Значит, ты не отрицаешь, что это дело твоих рук? – Зачем я стал бы это отрицать? Вы изобличили бы меня во лжи, едва бы я успел раскрыть рот. Ах, как я хотел, чтобы до этого не дошло. Убийство не входило в мои намерения. Шагнув вперед, Корба с криком набросился на узника: – Расскажи все об остальных участниках заговора! Насколько далеко распространилась эта опухоль?! Сколько еще изменников при дворе Муад’Диба?! Нахмурившись, Бладд окинул фрименского вождя испепеляющим взглядом. – Мне никто не был нужен. Это был мой, и только мой заговор. Я хотел быть героем – и я стал им. Все видели, как я спас вас, Чани и принцессу Ирулан. Корба встал перед почти голым человеком в пропитанных кровью повязках. – Ты не смог бы сделать все это в одиночку. Никто не смог бы. – Обычный человек не смог бы, но не мастер меча. Я спланировал все в мельчайших деталях без всякой посторонней помощи. Бладд пустился в пространный рассказ о своем заговоре, он выдал все подробности каждой фазы его подготовки, которая заняла много месяцев. Он без остановки рассказывал, как шаг за шагом приводил в исполнение свой план. Корба только фыркал, слушая всю эту, как ему казалось, нелепицу, но Пол понимал, что Бладд ничего не преувеличивает. Мастер меча, казалось, приходил в экстаз от собственного хитроумия, рассказывая о своем плане, но стеснялся открыто признаться в этом. – Я собственными руками загнал себя в угол, и теперь я в ваших руках. Полагаю, что моя служба вам на этом закончится, сир. Но вы должны признать, что я выстроил для вас превосходную крепость. От этих слов Пол искренне растерялся. – Но почему ты обратился против меня? – Он не помнил, когда последний раз чувствовал себя таким беспомощным. Он заговорил быстро, как в лихорадке: – Чего ты хотел добиться? Чем я оскорбил тебя? Что могло разжечь в тебе такую неприкрытую, абсолютную ненависть? – Ненависть? О чем вы говорите? У меня нет ненависти к вам, сир. Вы были в высшей степени честны и добры ко мне, и я никогда не желал причинить вам вред. – Он тяжело вздохнул, и Пол только теперь осознал, какую глубокую рану носил в своей душе этот человек, рану, не заживавшую многие годы. – Но история не была ко мне столь же добра, и я решил добавить в ее писания собственный штрих. – Говори яснее, мерзавец! – зарычал Корба. – Всю мою жизнь я был великим мастером меча и свершил множество доблестных деяний. Вы можете вспомнить хотя бы одно из них? – Он вскинул брови, устало посмотрел на Корбу, потом на стражников, потом снова перевел взгляд на Пола. – Ну же, должны же вы вспомнить хотя бы некоторые из них? Ну хоть какие-нибудь. Но вы-то точно должны их помнить, милорд. Или вы помните одного только Ривви Динари, который умер, заслонив собой эрцгерцога Арманда во время того памятного нападения на свадьбе вашего отца? Но, конечно же, вы не помните бедного мастера меча, не сумевшего защитить Илесу. – Он низко опустил голову. – Вот тогда-то я и упустил свой шанс. Я потерпел неудачу и был отодвинут в тень, а Ривви воссиял в лучах своей героической посмертной славы. Воистину, он стал звездой всех исторических хроник. Вы читали их, милорд Пол? – Я был там, и мне нет нужды читать исторические сочинения. – Вместе с солдатами Икацев и Атрейдесов я сражался на Груммане. Я участвовал в решающем поединке с виконтом Моритани. Но кто обо всем этом помнит? Пока эрцгерцог Арманд все эти годы влачил жалкое существование и судорожно цеплялся за жизнь, я, и никто другой, руководил Домом Икацев, но и этим я ничего не добился! Для вас я руководил возведением величайшего архитектурного сооружения в истории человечества, но и оно останется в истории как цитадель Муад’Диба. Здесь Корба совершенно прав: в связи с этой стройкой мое имя будет упомянуто лишь в примечаниях. На глазах Бладда выступили злые слезы, но это не вызвало даже тени сочувствия у Пола. – Я должен оставить в истории неизгладимый след, а не просто исчезнуть. Не важно, что я сделал прежде, но это последнее деяние должно остаться в веках как великий подвиг мастера меча. – Бладд вскинул голову и посмотрел на Пола, словно ожидая похвалы. – Ваша тайная полиция может успокоиться, милорд. Уверяю вас, у меня не было никаких политических мотивов. Все ваши меры безопасности, ваши охранные мероприятия, ваши проверки… все это нужно для поиска врагов, воображаемых мотивов и устранения любой опасности, откуда бы она ни исходила. Каковы мои мотивы? Я просто хотел внимания, признания, уважения. – Он улыбнулся и понизил голос: – Несмотря ни на что, я все же рад видеть вас живым. Полагаю, конечно, что после всего этого никто не станет считать меня героем. Конечно, лучше быть славным героем, чем известным злодеем… но лучше быть злодеем, чем умереть в безвестности. Голос Пола зазвенел от гнева, как остро отточенный клинок: – Скажи, почему ты думаешь, что я не прикажу вычеркнуть твое имя из исторических хроник – как вычеркнули имя Дома Танторов после того, как они устроили ядерный холокост на Салусе Секундус? Бладд скрестил на груди жилистые руки. – Потому, Пол Атрейдес, что вы слишком высоко цените и уважаете историю, независимо от того, что пишет в ней принцесса Ирулан. – Он стряхнул невидимую пылинку с несуществующей гофрированной рубашки. – Конечно, вы приговорите меня к смерти. Здесь уж я ничего не смогу изменить. – Да, ты будешь приговорен к смерти, – на мгновение задумавшись, произнес Пол. – Муад’Диб, я отказываюсь верить, что он действовал в одиночку! Осуществить одному человеку такой сложный заговор невозможно, – заявил Корба. – Люди в это не поверят. Если вы казните одного этого человека, то все скажут, что это чисто символическая казнь, и, возможно, даже посчитают его козлом отпущения. Все подумают, что мы не в состоянии найти настоящих преступников. Бладд саркастически рассмеялся. – Значит, вы собираетесь заодно наказать случайных людей только потому, что сами мыслите настолько узко, что не в состоянии вообразить, как талантливый человек может совершить такое дело, какое совершил я. Как это похоже на вас. Пол вдруг почувствовал невыносимую усталость. – Продолжайте свое расследование, Корба. Посмотрите, быть может, он говорит правду. Но не тяните слишком долго. В Арракине и так неспокойно, и я хочу положить конец волнениям. На Бладда надели наручники и увели. Мастер меча выглядел умиротворенным и даже, как это ни странно, счастливым. Каждый человек по отдельности может быть честным и бескорыстным. Но собравшись в толпу, люди всегда требуют большего – больше еды, больше денег, больше справедливости, больше крови. Орден Бинэ Гессерит. Анализ человеческого поведения. Архивы Уаллаха IX Обширная площадь перед цитаделью Муад’Диба могла бы вместить население небольшого города, но и она оказалась слишком тесной для всех желающих увидеть казнь Уитмора Бладда. С высокого балкона – спроектированного самим Бладдом для того, чтобы Император мог обращаться к народу, возвышаясь над ним, – Пол смотрел на колыхавшуюся словно пустынные дюны безбрежную толпу. Он слышал рокот людской массы, отдельные выкрики, чувствуя, что накапливающийся гнев толпы вот-вот вырвется наружу. Это тревожило его, но он не смог отказать людям в этом спектакле. Его Империя построена на страсти и преданности. Эти люди поклялись отдать за него свои жизни, его именем они покоряли и завоевывали планеты. Прикидываясь доблестным героем, изменник Бладд замышлял убить их возлюбленного Муад’Диба, и теперь толпа жаждала мести. У Пола не было иного выхода: он должен дать народу возможность насладиться ею. Даже при всем своем предзнании Пол не в состоянии был предугадать, что могло бы произойти, осмелься он помиловать Бладда. Если бы осмелился! Он был правителем огромной Империи, но не был волен в своих собственных решениях. Стражники расчистили на площади проход, чтобы ввести на площадь группу осужденных. На стражниках были надеты персональные защитные экраны, дубинами они отгоняли зевак, но это было все равно что пытаться отмахнуться решетом от Кориолисовой бури. В охваченной безумием толпе часто возникали мелкие потасовки из-за того, что кто-то нечаянно толкал соседа локтем в бок. «Там, внизу, – пороховая бочка». Теперь Пол видел, что сделал их пристрастными к насилию, как до этого они были пристрастны к специи. Как же можно ожидать от таких людей, что они примут мирную жизнь? То, что он видел внизу, было точной уменьшенной копией всей его Империи. Федайкины вывели из подвала цитадели Бладда и еще десятерых осужденных. Люди тяжело переставляли закованные в цепи ноги. На вывод заключенных толпа ответила ревом, волной прокатившимся по площади. Шедший впереди других Уитмор Бладд старался сохранить горделивую осанку и пружинистую походку, несмотря на то что был жестоко избит, а ноги его гноились и болели так, что он вообще с трудом мог идти. Идущие позади Бладда люди были якобы участниками его заговора. Двое из этих десяти действительно были заговорщиками, которых схватили уже давно, до того даже, как они успели составить план убийства Муад’Диба. Остальных Корба выбрал наугад, как жертвенных агнцев, но Полу было ясно, что обвинения против них были сфабрикованы, а признания выбиты пытками. Пол нисколько не удивился, узнав, что все они были соперниками Корбы в борьбе за власть и влияние. К горлу Пола подкатила тошнота. «Вот так все начинается…» На площади под балконом стояла большая каменная трибуна, предназначенная для религиозных проповедей, объявления правительственных указов и выступлений ораторов, прославляющих деяния и подвиги Муад’Диба. Сегодня этой трибуне предстояло стать эшафотом. Бладд, несмотря на хромоту, сумел сохранить свою грациозность и мужество. Трое мужчин, шедших позади него, упирались и сопротивлялись, и охранники тащили их силой. Все трое из последних сил кричали о своей невиновности (видимо, они и правда были невиновны), делали отчаянные жесты, лица их были искажены страхом и болью. Но рев толпы заглушал их крики. Когда мастер меча поднялся на импровизированный эшафот, толпа сначала просто взревела, а потом принялась скандировать: «Смерть Бладду! Смерть Бладду!» Половина обреченных упала на колени, но не мастер меча. Он стоял на помосте с высоко поднятой головой. Другие в ужасе опустили головы.