Бладд расправил плечи и устремил взор на толпу. Его серебристо-золотистые кудри развевались на жарком ветру. Даже эту казнь мастер меча Уитмор Бладд считал частью представления, которое запечатлит его в памяти потомков не как жалкого труса. Он вызывающе улыбнулся и выпятил грудь. Если уж ему суждено вкусить позор, то надо, чтобы это был воистину великий позор. Пол сознательно позволил толпе бушевать на площади. Затем, пройдя сквозь увлажняющую занавеску, он подошел к перилам балкона, встав под палящими лучами желтого солнца. Толпа немедленно обратила к нему восторженные лица. Пол выдержал долгую паузу. Он впитывал в себя волны эмоций, а зрители в это время должны были запечатлеть в сознании его образ. Крики усилились неимоверно, и Пол поднял руки, призывая народ к тишине. В наступившем молчании он мог бы говорить не повышая голоса, чтобы быть услышанным ему не потребовались бы даже усилители, укрепленные на балконе. Но Пол возвысил голос и крикнул: – Это мой суд! Даже Бладд повернул голову и принялся смотреть на Пола. Казалось, он бы отсалютовал Императору, если бы его руки не были связаны за спиной. Пол решил не произносить длинной речи. Толпа уже знала, какое преступление было совершено и кто были его виновники. – Я – Муад’Диб, я даю вам этот дар. – Он указал рукой на Бладда и других осужденных. – Это ваш суд. Стражники сняли цепи с Бладда и остальных и со звонким тяжелым стуком бросили оковы на каменный помост. Зная, что будет дальше, стражники поспешили уйти. Сделав прощальный жест, Пол скрылся в глубине балкона. Он словно умыл руки. Но он продолжал наблюдать из примыкавшего к балкону помещения. Сначала толпа поколебалась. Люди не знали, что им надо делать, они не могли поверить в последние слова Муад’Диба. Двое осужденных попытались бежать. Бладд стоял на помосте, скрестив на груди руки, и ждал. Толпа ринулась к эшафоту, сметая все на своем пути. Люди выли от злобы и отпихивали друг друга, чтобы первыми пробиться к осужденным злодеям. Пол, едва сдерживая тошноту, смотрел, как озверевшие фанатики отрывают Бладду руки и ноги и разрывают на части остальных козлов отпущения. Откуда-то появилась Чани и встала рядом с Полом. Лицо ее было хмурым, глаза широко открыты, и в них была жестокость. Чани была по-фрименски кровожадна, она с удовольствием видела боль тех, кто пытался покуситься на нее или близких ей людей. Но даже она, посмотрев на происходящее, скривилась от отвращения. Пол точно знал, что он сотворил сегодня собственными руками. До сих пор, понуждаемый предзнанием, он использовал насилие для того, чтобы достичь благих целей. Насилие было эффективным и мощным инструментом. Но сейчас Полу казалось, что скользкий инструмент выпал из его рук, и теперь насилие использовало его самого как свое орудие. Темная сторона души Пола не знала, сможет ли остановить тот мутный поток, который хлынул по ее же воле. Да и захочет ли? Истинная нравственность и истинная честь не могут быть кодифицированы в виде законов, по меньшей мере для каждого случая. Благородный человек должен быть всегда готов выбрать высокую дорогу, избегая, таким образом, ловушек темных тропинок и духовных тупиков. Кронпринц Рафаэль Коррино – Бойцы они неплохие, – признал баши Зум Гарон, глядя на группу подготовленных тлейлаксу гхола, выстроившихся на тренировочной площадке в Фалидеях. – Им, конечно, далеко до моих сардаукаров или федайкинов Муад’Диба, но я вижу, что навыки у них приличные. Император Шаддам, возможно, примет их на службу в свою тайную армию. – Э‑э, гм, – заговорил граф Фенринг, сидевший рядом с Марго на трибуне для зрителей в тренировочном зале, – вон тот, высокий, бородатый, превосходно парировал удар. В зале находилось около сотни одетых в форму солдат, демонстрировавших свое умение владеть макетами разнообразного оружия, которое в тренировочных схватках оставляло на теле условные отметки – «ранен» или «убит». Солдаты дрались шпагами, мечами, станнерами, ножами, дротиками и копьями. – А вот тот, в красном, хорошо атаковал противника, но, правда, слишком медленно, – сказала леди Марго. Доктор Эребоом понимающе кивнул. – Когда мы окончательно отшлифуем их мастерство, они не уступят ни федайкинам, ни сардаукарам, потому что исходный материал во всех трех случаях совершенно одинаков. Разум наших солдат ничего не помнит о прошлых жизнях, но зато тело помнит моторные навыки. Наши поисковые команды забирают клетки у убитых воинов и даже целые тела, если они пригодны для восстановления. У этих гхола такие же мышечные рефлексы и такой же потенциал, как у самых прославленных бойцов. Они и есть самые прославленные бойцы. – Гм, я бы сказал, что любой солдат, не уцелевший в сражении, не может, э-э, по определению, считаться лучшим бойцом. Ученый альбинос скорчил недовольную гримасу. – Это лучшие из лучших, это те, кто не только безупречно владел боевыми искусствами, но и те, кто проявил храбрость на поле боя и мужественно пал. Эти восстановленные воины могут стать блестящей армией для Императора Шаддама, армией, о которой ничего не знает Муад’Диб. Этих солдат нет ни в каких списках, имена их попросту больше не существуют. Если мы сумеем доставить их на Салусу Секундус, то можно считать, что они появятся там из воздуха. Гарон серьезно кивнул. – Я проинформирую Императора о вашем предложении. Будучи гхола, никто из них не боится смерти. Да, они и в самом деле могут стать свирепыми неустрашимыми солдатами. Несмотря на то что Фенринг давно испытывал отвращение ко всяческим схемам и интригам Шаддама, которые всегда заканчивались ничем, на этот раз граф был вынужден признать, что этот план был, пожалуй, более многообещающим, чем другие. Правда, Фенринг опасался, что бывший Император так и не смог понять, какого ужасного врага он приобрел в лице Муад’Диба с его фанатичными армиями, коим было неведомо чувство самосохранения. Граф и леди Фенринг четко знали, что их собственные планы относительно Мари имели куда больше шансов на успех, чем тяжеловесные прожекты Шаддама, желавшего вернуть себе императорскую власть. Даже будучи совсем крошкой, Мари сумела перехитрить и победить Талло. Тлейлаксу были сильно расстроены после катастрофы, но Фенрингам этот несостоятельный кандидат в Квизац Хадерачи был совсем не нужен. Да, успехи маленькой Мари были налицо. В центре обширной площадки появился макет города: из пола поднялись фасады домов. Солдаты гхола разделились на два отряда – с красными и синими поясами, а затем оба отряда принялись сражаться друг с другом имитационным оружием. Бойцы дрались в полном молчании. – Моя Мари может справиться с целым взводом таких вояк, – насмешливо произнес Фенринг. – Надо лучше их подготовить, доктор. Эребоом издал недовольный возглас: – У нее нет ни малейшего шанса устоять против такого количества тренированных солдат! – Ничего, она устоит вопреки всем вашим шансам, – согласилась с мужем Марго. – Но сказать, что она сможет убить сотню солдат гхола – это все же непомерное хвастовство. Но я уверена, что с дюжиной она вполне справится. – Да, – согласился с женой Фенринг, – пожалуй, она справится с двенадцатью – пятнадцатью. Баши Гарон заволновался, услышав это предположение. – Вот эта маленькая девочка? Против закаленных солдат? Да ведь ей не больше семи лет. – На самом деле, ей шесть, – сказал Фенринг. – Но в данном случае значение имеет не ее возраст, а уровень боевого мастерства. – Он понизил голос, в котором послышались угрожающие нотки: – Возможно, мне следует послать ее ко двору Шаддама. Нашему дорогому Императору будет гораздо труднее убить ее, чем моего дорогого кузена Далака. Граф не любил мужа Уэнсиции, да, собственно, почти и не знал, но все же этот глупец был членом графской семьи. Когда Гарон рассказал Фенрингу о «несчастном случае», повлекшем смерть Далака, – повторив сначала ложь Шаддама, а затем все же признал правду, граф был сильно раздражен. Он не мог просто проигнорировать такое оскорбление, пусть даже от заклятого друга детства. Что касается баши, то он был оскорблен уже многими недавними действиями Шаддама, и убийство Далака было лишь одним из них. Ну что ж, это еще одна причина не помогать Шаддаму, еще одна причина презирать полную неспособность этого человека к разумным поступкам и действиям. Фенринг уже начал подумывать о расширении заговора, чтобы вместе с Муад’Дибом уничтожить и Дом Коррино. Убить весь их род до последнего человека – мужчин, женщин и детей. Сжечь их планету. Стереть их царство с карты вселенной. Хотя нет. Этим можно будет заняться позже, когда Мари займет императорский трон. Всему свое время. Муад’Диб – настоящий враг, а Шаддам… Шаддам просто не важен. – Почему бы нам не разрешить нашей дочери продемонстрировать ее способности в схватке с гхола доктора Эребоома? – сказал Фенринг, намеренно дразня альбиноса. Сейчас графу надо было выпустить накопившуюся ярость. Мари в одиночестве ждала рядом, в игровой комнате. После того как она убила Талло, у нее не стало товарища по играм. – Вы серьезно хотите выставить вашу девочку против дюжины тренированных солдат? – недоверчиво спросил Гарон. – Против пятнадцати, – сказал Фенринг. Он знал, что в тренировочных схватках Мари уже доказала свою способность справиться с таким вызовом. – Да, пожалуй, такое соотношение будет честным. Глаза Мари сверкали убийственным огнем, когда ее привели в маленький закрытый зал для поединков. Ей сказали, что настало время поиграть. Фенринг чувствовал, как в его крови бушует адреналин. Он улыбнулся дочке, совершенно уверенный в благоприятном исходе схватки. Леди Марго не отставала от мужа: – Теперь ты увидишь, что может сделать ребенок Бинэ Гессерит, если его дополнительно обучил отец, а тлейлаксу слегка извратили его мозг. Такая девочка обладает куда большим мастерством, чем все прославленные убийцы прошлого. В зал вошли пятнадцать солдат-гхола, отобранных самим Эребоомом и вооруженных настоящим оружием. На последнем настоял сам Фенринг. Граф потрепал ребенка по золотистым кудрям и вручил Мари кинжал. – Больше тебе ничего не понадобится, правда? – с этими словами граф наклонился и поцеловал девочку в лобик. – Да, это все, что мне нужно. Прежде чем отправить Мари на место поединка, Марго поцеловала дочь в щечку. Мускулистые взрослые солдаты растерянно и сконфуженно смотрели на Мари. Двери закрылись, и зрители стали изолированы от боевой площадки. – А теперь, – сказала Марго, во всю силу применив Голос, – погасите свет. Мари будет сражаться в полной темноте. – Гм, да, так и будет, – согласился Фенринг, и глаза его сверкнули. – Это будет еще больше щекотать нам нервы. Граф чувствовал, как рядом с ним нервничает баши, слыша звуки схватки: свистели дротики, звенели клинки, слышались крики удивления и боли, испускаемые взрослыми мужчинами. Несколько человек уже хрипели в агонии. Темнота оставалась непроницаемой. Фенринг мысленно улыбнулся и взял Марго за руку. Пульс жены резко участился. – Это всего лишь небольшая порция дозированного насилия, – сказал Фенринг, обращаясь к Гарону, чтобы успокоить старого баши. – Но их так много, а она такая маленькая, – ответил Зум Гарон. Мужчины кричали недолго. Вскоре в затемненном зале наступила зловещая тишина. Через тридцать секунд вспыхнул свет. Мари стояла на полу, глядя на зрительскую трибуну. У ее ног лежали неподвижные тела – лучшие бойцы, предложенные тлейлаксу. В какой-то момент схватки Мари отбросила кинжал; руки, ступни и лицо девочки были густо измазаны кровью. Граф Фенринг и сам был поражен, какой маленькой и невинной выглядит его дочка. Гордость переполняла Хасимира. – Поразительно, – сказал Гарон. – Мы потеряли наших лучших гхола, – не скрывая горечи, добавил Эребоом. – Вероятно, вам следует повторить попытку с лучшим генетическим материалом, – не без сарказма отозвалась леди Марго. Фенринг принялся наблюдать за другими мастерами Тлейлаксу, что-то обсуждавшими на своем секретном языке. Фенрингу было все равно, какие слова они произносят. Язык их тел был очень красноречив. Мари отработала на отлично, со смертоносной безошибочностью, усвоив все богатство преподанной боевой техники. С некоторым страхом Фенринг подумал, что девочка, пожалуй, может превзойти в мастерстве и его самого. Граф обернулся к жене и увидел, что в ее глазах стоят слезы. Слезы радости, подумалось Фенрингу. – Она готова, – коротко произнес граф.