- Во вчерашнем номере вышла твоя статья о кондукторе… - он расцепил руки и взял газету, глаза забегали по строчкам, и он произнес: - Надежде Ивановой. «Не дай бог, фамилию перепутала!» - мысль, как шаровая молния поплыла в этом направлении, но шарахнула там, где и не ждали. - Хочу спросить, а кто посоветовал ее кандидатуру? - Никто, - удивилась я. - Иногда я езжу в редакцию на автобусе и встречаю ее. Я вспомнила улыбку Надежды и манеру разговаривать с пассажирами - мягко, будто ты самый родной человек. Ее трудно было не запомнить – красивая женщина лет пятидесяти с уложенными в прическу волосами и большими миндалевидными глазами. Как она оказалась в кондукторах? Однажды два пьяных парня разбуянились, не хотели платить. Она подошла, что-то тихо им сказала. И они послушно отдали деньги за проезд. Потом еще извинялись. Она была инопланетянкой в старом рейсовом автобусе, который еще чуть-чуть и, правда, превратился бы в летающую “тарелку”, но полетел бы, увы, не в космос. - Думаю, о таких необычных людях и надо писать, - ответила я. - Думает она! – взорвался Факелов. – Мне сегодня позвонили из ПАТП и сказали, что у них есть более достойные кондукторы, а Надежда эта план не выполняет, между прочим! - И что? – возразила я. – А если эти «передовики» не умеют общаться с пассажирами? Ездит такая одна, билеты продает с таким видом, что сразу пешком идти хочется. - Ты мне тут свои теории не разводи! Вот сообщу твой номер телефона, пусть тебе звонят и разбираются. Ты разве так и не поняла, что нельзя в газету писать о ком попало! Надо у руководителя всегда интересоваться, достоин ли человек того, чтобы попасть на страницы газеты! - и Факелов стукнул кулачком по фотографии Надежды. - Вы серьезно, Вениамин Аркадьевич? Я понимаю, что лет …цать назад надо было на каждую строчку благословения спрашивать, но сейчас-то на дворе двадцать первый век! Читатели хотят видеть не “подставных”, а настоящих людей, читать истории из жизни… - Тра-та-та! Разошлась, смотри-ка, ученая стала! Слушай, что тебе говорят! Еще раз такое случится, премии лишу, поняла? - все громче вещал Факелов. - Поняла, Вениамин Аркадьевич, но обещать ничего не могу. Это противоречит моим профессиональным принципам! - я тоже взяла ноту повыше. - Ты смотри, своебышная какая! Если б знал, что у тебя такой характер, ни за что бы на работу не взял. - Так я сама не знала, что у меня такой характер, Вениамин Аркадьевич! Он вдруг улыбнулся, хоть и криво, покачал головой, мол, иди уже, и склонился над листом с квадратиками, где карандашом были расчерчены будущие статьи. Краешки уже свернулись в трубочку, потому что Факелов делал наброски на одном и том же листе. Он по-прежнему сам выполнял работу ответственного секретаря, не доверяя верстальщикам, и выдавал им готовые шаблоны. Вениамин Аркадьевич был главным редактором пятнадцатый год. До этого был заместителем редактора. А еще до этого – ответственным секретарем. Тридцать лет повелевая судьбами журналистов, он не выносил инакомыслия. И я была единственной в редакции, кто еще верил, что его можно переубедить. Я не удивлюсь, если коллеги втихаря делали ставки, кто кого победит. - Планерка сегодня в час, предупреди всех, - сообщил он мне уже в спину. - Хорошо, предупрежу, - буркнула я, не оборачиваясь. - Может, кто и спасется. Спасением от планерки могло стать срочное задание. На тот момент у меня такого не было. А интервью, которое я запомню на всю жизнь, мне предстояло взять на следующий день. Глава 22. Редакционное задание Утром казалось, что все пойдет по плану. В десять часов – неизменный чай с пирожками в компании с Соней. А в одиннадцать за мной приедет машина “конного” предпринимателя. Но он перезвонил и перенес встречу на послеобеденное время. Вполне штатная ситуация. Я занялась другими текстами. Чтобы уточнить кое-какие детали, начала листать прошлогоднюю подшивку. И вдруг на фотографии мелькнуло большое круглое лицо с чуть вздернутой верхней губой. И заголовок: “Предприниматель Алексей Овсов устроил конную прогулку для детей из Шишковской школы-интерната”. Ого, похоже, мой герой альтруист. Заметка пришлась кстати, я слышала, что он человек непубличный и с прессой общается редко. Пролистала еще пару подшивок, но больше ничего о загадочном предпринимателе не нашла. В соцсетях его тоже не было. Что ж, пока Овсов оставался темной лошадкой. Когда после обеда я вышла во внутренний двор редакции, то увидела черный внедорожник. Если все-таки размер машины говорит о комплексах мужчины, то в этом случае предполагался полный набор. Я помедлила, решая куда лучше сесть. Села все-таки вперед. Представилась и постаралась улыбнуться. “Знаем, знаем, Анисья!” - ответил он и развернулся ко мне. Его взгляд просканировал лицо. “Хорошенькая какая!” - оценил, словно породистую лошадь. Мне бы сразу выйти из машины - внутренний голос о чем-то робко сигналил, но журналистский долг толкал в бой. - Сколько наград привезли на этот раз, Алексей Петрович? - спросила я о конных соревнованиях, с которых он только что вернулся. - А вот сейчас приедем и посчитаем, - ответил он и подмигнул, осторожно выруливая из узкого двора редакции. Разговор в нужную сторону не разворачивался. Я решила молчать и смотреть в окно. - Трудно быть журналистом? - спросил вдруг Алексей, - я вот не люблю на всякие вопросы отвечать, а таких много, да? - Не очень, - возразила я, - со мной разговаривают охотно. - Ну я тоже с тобой охотно поговорю, - и он опять подмигнул, - по телефону твой голос уж больно понравился, вот и согласился. Чуть вздернутая верхняя губа Овсова оказалась “заячьей”. И от этого его лицо выглядело по-детски беззащитным. Но балагурил он совсем не по-детски. Мы ехали по самой длинной городской улице, которая вела на окраину, в частный сектор. Там и располагался конный двор с конюшнями и служебными помещениями. К одному из них - длинному одноэтажному зданию и подъехала большая, как вагон, машина Овсова. К дверце со стороны водителя тут же подлетел молодой человек в грязной камуфлированной куртке, спросил, что делать с Центрой. - В стойло! - гаркнул он и выматерился. - Ничего без меня не могут! Пойдем, красавица. Он снова с каким-то юношеским вызовом уставился на мои губы. Я поспешно выпрыгнула из машины. Алексей вышел неспеша и кивком пригласил следовать за ним. Мы зашли в металлические ажурные ворота, длинная бетонная дорожка вела к железной черной двери. В метрах двух от нее расположились вольеры с овчарками. Собаки, завидев Овсова, радостно заскулили, но с места не двинулись. За дверью оказалась узкая прихожая, на стенах - крючки для одежды, внизу - полочки для обуви. Там белели одноразовые тапочки. Я остановилась в нерешительности. Овсов, скинув куртку, повесил на первый крючок и стал снимать черные пыльные берцы. Откуда-то из глубины полки выудил резиновые тапочки. - Можешь не разуваться, - великодушно разрешил он. Я повесила плащ на крючок, и мы пошли по длинному темному коридору. Свет в него проникал только из открытых дверей бесчисленных, как мне показалось, комнатушек, в которых стояли столы и лавочки. Наконец мы завернули в одну из них. Там тоже оказался стол, две лавочки, небольшой сервант и что-то наподобие медицинской кушетки с коричневой клеенчатой обшивкой. Овсов сразу проследовал к серванту, достал бутылку коньяка, две рюмки и поставил на стол. - Чего стоишь? Садись, будем разговаривать, - и начал разливать коричневую жидкость. - На работе не пью, - буркнула я. - Так я тоже! Работа ведь уже закончилась, ты не заметила, что ли? Только сейчас резануло слух его бесцеремонное “ты”. Но возражать было бессмысленно. Овсов что-то для себя решил и не отступал от своего сценария. - О, лимончик! - он выудил из серванта тарелку с чуть обветренными дольками, наполовину уже пустую. - Ну, давай, за знакомство! Увидев, что я не притронулась к рюмке, удивленно отставил свою и спросил: - Чего ломаешься? - Так я интервью хотела взять! - Бери - вот я! Сколько хочешь, столько и бери! - он развел руки в стороны, демонстрируя широту своей души. - Пить не буду, - повторила я. - Как хочешь, а я выпью, - и он снова опрокинул рюмку, взял лимончик и, не морщась, сжевал его, - пойдем, покажу кубок. Мы снова вышли в темный коридор. В здании было пусто. Овсов шел впереди, шаркая тапками и размахивая руками. Когда проходили мимо прихожей-раздевалки, у меня снова возникло безотчетное желание сбежать, но я мужественно проследовала за Овсовым. В другом конце коридора обнаружилась квадратная светлая комната с камином и многоярусной полкой над ним. - Ну вот, рассматривай, - сказал он и встал за мной, я ощутила его дыхание на шее и руки на талии. “Надо бежать!”- стрельнуло в голову, но я вспомнила, что оставила сумку в комнатушке. Я шагнула вперед, освобождаясь от его рук. Он остался на месте. А потом и вовсе уселся в кресло, прикрыл глаза и сложил руки на животе. Я стояла между ним и полкой с кубками в полной растерянности. Мне позарез было нужно это интервью, но взять его я не могла. Интервьюер оказался где-то на другой волне. “Надо бежать!” - так и стучало в голове. И я резко рванула в коридор. Чуть нашла нужную дверь, схватила сумку и обернулась. В дверях стоял Овсов. - Уже уходишь, козочка? А я сауну включил, пока сюда шел. Через полчаса будет готова. Оставайся! - Выпусти... - прошептала я. - А ты знаешь, от Овсова еще никто не уходил! - и сделал шаг вперед. Я обхватила сумку руками, будто она могла меня спасти, а он резко обхватил меня. Я ощутила коньячное дыхание, перед глазами оказалась розовая дорожка от губы до носа, и я, невольно зажмурив глаза, тихонечко подула ему в лицо. Овсов неожиданно разомкнул руки, и я чуть не отлетела к стене, но удержалась. Он подошел к столу и снова наполнил рюмку. Опрокинул. Потом вторую. Пока он подцеплял лимоны, я бросилась в коридор, плутая между дверей, нашла наконец нужную, на ходу схватив плащ, выскочила на крыльцо. Собаки лаяли и сотрясали решетку. Их пасти устрашающе щелкали, и я взмолилась, чтобы вольеры оказались закрыты, а дверь в конце спасительной дорожки - открытой. Через пять минут я обнаружила себя среди частных домов. Вдалеке слышался шум проезжей части, по которой можно дойти до города. В сумке надрывался телефон. Взглянула на номер - Овсов. Вот.... жеребец! Думает, что достанет меня на расстоянии. Я убрала звук, повесила сумку на плечо и пошла в сторону дороги. До города - километра три. Автобусы здесь ходили редко. Вернее было идти пешком по тротуару вдоль дороги. Материал я безнадежно упустила, и теперь надо придумывать, чем его заменить. Сердце после пробежки медленно успокаивалось. А мозг кипел от возмущения. Если бы у нас в городе существовала желтая газета, то материальчик получился бы что надо. Так и вижу заголовки: “Известный предприниматель Алексей Овсов не может связать двух слов, но связывает журналистку” или “Овсов уподобился своим жеребцам”. Но в маленьком Вятанске пристроить этот “сенсационный” материал было некуда, а для центральной прессы вятанскому предпринимателю не хватало масштаба. Вот если бы он был маньяком, то эта история облетела бы все федеральные СМИ, как про одного типа в конце 90-х, который держал в гаражном бункере рабов… “Так ведь хорошо, что не маньяк”, - подал признаки жизни внутренний голос, сигналы которого я так безответственно проигнорировала. До редакции я дошла часа через два. Все боялась, что большая черная машина догонит, и в окно выглянет наглое лицо Овсова. Но ему, видимо, было уже лень садиться за руль. Его ждала горячая сауна. Он ограничился пятнадцатью звонками и одной смс: “От меня еще никто не уходил, козочка”. Я попыталась набрать номер Гордея, но не отвечал. Он был в своей далекой Москве, на вахте. Да и что бы я ему сейчас рассказала? У меня не было слов. Никаких. Глава 23. Планерка и план "Б" Через неделю, перед следующей планеркой, пришлось признаваться, что статьи о конюшне не будет. Меня мучил испанский стыд. Возможно, моя прабабушка все-таки имела благородные корни. Фамилия Тернавская намекала на это. Мне было неловко, что предприниматель, который любит лошадей и детей, похож на маньяка. Первая об этом узнала Соня. Она округлила глаза и посоветовала никому пока не рассказывать, особенно нашим, редакционным. - Ты ведь знаешь, как они воспримут, поржут и спросят: чо растерялась-то! - Соня, не смешно! Я до сих пор пугаюсь больших черных машин… - Да не бойся! Не станет он тебя преследовать, характер не тот. - Ага, смс-то не забыл прислать с предупреждением. - Ой, брось! Ну, любит баб. Ну, таскает их в сауну. Но он точно не маньяк. Жаль, я не сразу сообразила, куда ты собралась, а то предупредила бы. Но, с другой стороны, мне и в голову не пришло бы, что он начнет приставать к представителю прессы. Это чревато все-таки.