- Чем? Я даже разгромную статью про него написать не могу… - Ну да, в нашей газете такое не прокатит… Слушай, а давай к нему Зинаиду Андреевну отправим? - и Соня хитро подмигнула. Когда мы заглянули к самому почтенному корреспонденту в редакции, она подняла голову с кудряшками темно-сиреневого оттенка и мило улыбнулась. Зинаида Андреевна до сих пор писала текст от руки и только потом набирала на компьютере. Такой способ работы занимал все время, не оставляя даже минутки на редакционный чай. И поэтому Зинаиду Андреевну мы видели редко. А на планерки она ходила исправно, держа за пазухой материалов на месяц вперед. Она могла нас всех с легкостью заменить, но ей не позволяла совесть. Овсов с жеребцами и кубками ее заинтересовал, и Зинаида Андреевна аккуратным почерком внесла задание в записную книжку. - Слушай, собери остальных сама, мне на звонок нужно ответить, - взмолилась Соня, выуживая из кармана надрывающийся телефон. Я прошлась по длинному коридору редакции, неся добрую весть о планерке в каждый кабинет, кроме одного - я обошла стороной новоиспеченного заместителя главного редактора Бориса Аполлоновича Лапова. Он сменил на этом посту легендарную Клавдию Николаевну Новоселову, похожую на жену вождя мирового пролетариата Надежду Крупскую. Мне еще удалось застать черный бесформенный сарафан Клавдии Николаевны и разноцветные блузки с большими бантами вместо воротника. Ее волосы были собраны в неизменную “кукушку”, из-под которой вылетали порой “гениальные” мысли. Уходить на пенсию она категорически не хотела, но “кукушка” подводила все чаще, и Клавдия Николаевна как-то под Новый год сдалась, объявив о своем уходе под бокал шампанского на корпоративе. Должность заместителя подхватил Борис Апполонович, карауливший удобный момент уже несколько лет. Он носил хипстерский хвост и небольшую бородку, был ухожен и смотрел на мир чуть прищуренными глазами довольного кота. Он считал себя серым кардиналом и сидел на гонорарном фонде редакции, как на нефтяной трубе. Никто не мог заработать больше, чем он. Все потоки внештатных статей проходили через Борю, и он ловко распределял их в свою пользу. Талант и высокая производительность у него тоже были, но доступ к административным ресурсам кружил ему голову и толкал на сомнительные поступки. Мы с Борей вроде бы дружили, а вроде и нет. Случалось, что в конце месяца я чуть не дотягивала до нормы строк. И тогда Борис Аполлонович давал какой-нибудь текст на литературную обработку. - Держи, а то загнешься только на своих-то материалах, - и выразительно смотрел в мои глаза. Однажды я заглянула к нему перед планеркой, он предложил тексты, и я, просматривая их, села за маленький стол для посетителей. Лапов остановился сзади, положил руку на спинку стула. Я почувствовала его тяжелое дыхание и вдруг выпалила: - Боря, говорят, ты гонорары себе “делаешь”… Он отдернул руку, резко шагнул к своему столу, смахнув с края стопку бумаг, и сел в кожаное кресло, откинувшись на спинку. Она послушно прогнулась под тяжестью Бориного тела. - Это все слухи, Ася, а вообще, работать надо лучше, тогда и гонорары будут, - он насупился, начал рыться в бумагах, показывая, что говорить больше не о чем. С тех пор мы делали вид, что ничего на самом деле не произошло. Он так же изредка передавал мне тексты, но в кабинет к нему я больше не заходила и сообщала все, что нужно, с порога. А он смотрел большими желто-зелеными глазами поверх моей головы и холодно кивал. О планерке Борис Апполонович всегда знал и без меня. В час все дружно стояли в коридоре перед приемной главного редактора. Никто не решался первым открыть дверь, словно там была прививочная. В тринадцать ноль две подошел Борис Аполлонович. Он так посмотрел, что стало ясно – все бездельники, кроме него, разумеется. - Ну, и кого ждем? – произнес он, глядя на руку, где красовались большие, как куранты, часы. - Так вас, Борис Аполлонович, - ответила грудным голосом Зинаида Андреевна, чем повергла заместителя в секундное замешательство. Потом он быстро, словно полководец, открыл дверь в кабинет главного редактора. И все проследовали за ним. Вениамин Аркадьевич чуть приосанился и кашлянул в кулачок, кивая головой тем, кто имел счастье сегодня с ним не видеться. Ничего интересного на планерках обычно не происходило. Факелов требовал журналистской инициативы, согласованной во всех инстанциях. Ничего острого, только пареные овощи без перчинки. Для них была даже специальная полоса - “Фазенда”. Ее бессменная ведущая Зинаида Андреевна бесперебойно выдавала статьи о том, как выращивать петрушку и баклажаны, как удобрять огород, а потом сохранять урожай. Из года в год суть материалов не менялась. Менялись только заголовки, и то я в этом не уверена. Полоса оправдывала свое название и была так же многосерийна, как латиноамериканский сериал. - Я завтра еду на конный двор, - сообщила Зинаида Андреевна после того, как запланировала очередную серию “Фазенды”, - там один предприниматель увлекается конным спортом, его команда недавно вернулась с соревнований. Факелов поднял голову от расчерченного на квадратики листа и кивнул в мою сторону. - Так вроде Тернавская туда ездила? Я замерла, будто снова оказалась между полкой с кубками и сидящим в кресле Овсовым, не зная, что предпринять. - …Там форс-мажор случился… Жеребец один из стойла сбежал… В общем, не до прессы им было, - придумала я на ходу “легенду”. - А потом почему не съездила? - допытывался Факелов. - Ну… я поняла, что… плохо разбираюсь в этой теме и… Зинаида Андреевна любезно согласилась мне помочь. Соня сдерживая улыбку, что-то набирала в телефоне. Зинаида Андреевна сделала пометку в блокноте, а у меня высветилось сообщение: “Представляю лицо Овсова, когда она его про сбежавшего жеребца спросит”. Теперь я боялась рассмеяться, а Соня сидела с невозмутимым лицом, будто она не имела к этому никакого отношения. Вениамин Аркадьевич постучал ручкой по столу. Это означало, что планерка еще не закончилась, и он призывает нас к дисциплине, которая, по его версии, в последнее время совсем расшаталась. И выразительно посмотрел в мою сторону. А я думала, как хорошо, что в свое время я все-таки подружилась с Соней. Или она со мной? Глава 24. Сонина философия Сонина философия была жизненно-отрезвляющей. Она практически ни в чем не видела трагедии и во всем пыталась найти плюсы. Даже в своей непростой жизни. Четверо детей. Муж безработный. Маленькая квартирка. Ее донимали вопросом: - Почему ты с ним не разведешься? Она отвечала: - А смысл? Все мужики одинаковые. А к этому я привыкла, знаю, чего еще ждать от него, кроме детей... В декретный отпуск с третьим, а потом и четвертым чадом Соня не ходила. На работу приезжала одной из первых. Но уходила всегда ровно в 17 часов. Она успевала все за рабочее время и считала, что брать работу домой глупо. Дома надо отдыхать, тем более Соня могла себе это позволить. Ее муж варил обеды и ужины, воспитывал детей. В редакции она не только работала, но и отдыхала. “Представляешь, какой это кайф, когда тебя никто не дергает!” - и самозабвенно стучала по клавиатуре. Я не очень-то, конечно, представляла, но соглашалась. Наше знакомство не обещало не то что дружбы, а хоть сколько-нибудь хорошего отношения друг к другу. Сначала Соня меня не замечала. “Много вас тут приходит, через неделю убежишь!” - сказала она, когда я попыталась с ней подружиться. Увидев, что я не сдаюсь, каждое утро появляюсь в редакции, сажусь за старенький компьютер и что-то там клацаю, стала звать на чай. Она разговаривала со всеми, кроме меня. А я наблюдала, как она расставляла кружки и проверяла, есть ли на столе сахар и салфетки. Соня любила крепкий чай и пирожки с мясом. Ее возраст определить было трудно. А темно-рыжие волосы, чаще всего заплетенные в толстую косу, вводили в заблуждение насчет характера. Все ждали от нее веселья и беззаботного трепа. Но обычно она молчала, а когда что-то говорила, то могла и “поцарапать”. Особенно, если ее чем-то, не дай бог, задеть. В то утро она зашла в кабинет, где мне определили место в закутке, и села напротив. Пристально посмотрела в глаза и спросила: - Нормально себя чувствуешь? Я недоуменно улыбнулась и ответила, что нормально. - А мне что-то плохо, - сказала она и продолжала сверлить меня взглядом, - кажется, будто стул подо мной шатается. В каждом редакционном кабинете вдоль стен стояли стулья. Они были разномастные - иногда попадались неустойчивые, изнуренные годами и творческим людом. И прежде чем сесть, нужно было слегка покачать стул - удостовериться, что выдержит. Устойчивый стул еще нужно было найти. Я бросилась искать для нее стул. - Да сядь ты! С этим стулом все в порядке. Другой зашатался, в моем кабинете. - И что, нет нормальных стульев совсем? - робко предположила я. - Нет. Представляешь, все, сука, шатаются! На какой ни сядь. Придется, наверное, работать стоя. Я ничего не понимала. А Соня, посидев еще минутку, вышла. Потом вернулась, закрыла кабинет изнутри и поставила на стол бутылку с мутной жидкостью. - Чашка есть? - и достала из пакета свою. Потом извлекла бутерброды с ветчиной и баночку с маринованными грибами. - Отравить меня решила, что ли? - недоверчиво спросила я. - Смотри-ка, догадалась! - ответила Соня. - Я училась хорошо и книжек много читала, - ответила я и зачем-то начала наводить порядок на столе. - Тогда скажи, раз такая умная, мне-то что делать? - вздохнула она и плеснула в кружки по глотку. Молча подняла, показав жестом: мол, давай, поднимай тоже. Наши кружки соприкоснулись и звякнули. Я резко опрокинула содержимое в себя. Даже зажмурилась. Потом быстро схватила хлеб, понюхала и съела гриб. - Ого, да ты профессионал! - восхитилась Соня. - Это за знакомство, если что. Она ела бутерброд, а к грибам не прикоснулась. - Ты точно решила меня отравить! - повторила я, чувствуя, как жидкость разбежалась по жилам, а голова закружилась. Крепкий алкоголь действовал на меня моментально, не оставляя шансов сохранить лицо. И только мощное волевое усилие чуть поддерживало меня за локоток. - Так что же делать, когда на твое место берут другого человека? - уточнила Соня. - Кого и куда? - переспросила я. - Тебя вместо меня! - Да ну! Кто это тебе сказал? - Кто-кто… Обезьяна в пальто! Сонин железобетонный аргумент был прекрасен, но ничего не прояснял. Кто эта таинственная обезьяна? И почему Соня решила меня напоить мутной жидкостью? Видимо, она посчитала, что я сразу во всем признаюсь. Но она просчиталась. Я еще ничего не знала о редакционных интригах. Я была свежей кровью, которую нечаянно влили в отравленный интригами редакционный организм. После нескольких “глотков”, когда Соня окончательно убедилась, что я действительно ничего не знаю, она доверительно рассказала мне о расстановке сил. Я поняла, что каким-то магическим образом перешла дорогу сразу всем. Но после нескольких порций мутной жидкости было уже не так страшно. Потом мы выпили за дружбу. И Соня попробовала-таки грибы. - Муж солил, - усмехнувшись сказала она. - Передай ему, что он молодец, - похвалила я. Соня ответила, что знать об этом ему необязательно, а то решит, что он центр Вселенной, а центр - это она. И не нужно нарушать баланс. Нигде. Я поняла Сонин намек, подцепила еще гриб и предложила заключить мировую. Соня согласилась, детали мы обсуждать не стали. И так было понятно - Соня здесь была и будет, а я - как получится. Но мы все-таки подружились. Мутная жидкость (как позже выяснилось - тоже дело рук Сониного мужа) и грибы свое дело знали. Это был замечательный антидепрессант. Но мы его использовали редко. Соня вскоре сдала на права, а потом и я. Нашу дружбу скрепляли в большей степени чай и пирожки. И беседы о нашем, девичьем. Но однажды Соня снова пришла с бутылкой мутной жидкости. На этот раз без грибов, потому что делать их было некому. Безработный муж и отец четверых детей ушел. Соня думала, что навсегда. Но оказалось, не совсем. Что ее расстроило еще сильнее. - Представляешь, только-только установила одно забавное приложение для знакомств. Нравится мужик - “смахиваешь” его вправо, нет - влево. Или наоборот? В общем, неважно, главное - такой кайф их сортировать! - Соня, я так поняла, что и они сортируют в ответ? - А это уже неважно. Я не собиралась с ними встречаться. Просто развлекалась. Знаешь, сколько там мужиков, думающих, что они альфа-самцы, а на самом деле обыкновенные диванные тюлени? - Думаю, каждый третий... - Каждый второй! Но попадаются и жеребчики, они, конечно, только собой любуются, и вроде как намекают: добейся меня, детка! Переписываться с ними - потеха! А встречаться я не рискнула бы...