- Скажи, а тебя тянет все-таки выпить бокальчик вина? - спросила я зачем-то. - Нет, я знаю чем все закончится, и желание сразу пропадает. - А чем это заканчивается? - не унималась я. - Ужасной головной болью на утро, отвращением к себе, алкоголю и ко всему миру... - И как тебе удалось с этим справиться? - Это долгая и нудная история, давай в другой раз… Он взял меня за руку и заставил пробежаться, я поняла, что пробежка для меня - это так же трудно, как бросить пить - мучительно, стыдно и тяжело. Мы оказались у подножия горы, домики внизу, будто шахматы на доске, обещали интересную партию, главное - сделать правильный ход… Когда мы вернулись в наш двухместный домик, я наконец-то рассмотрела, как он устроен. Он был точно такой же, как и четырехместный, в котором я жила в прошлый раз с девушками из музея. Комната-гостиная с диваном, креслами и кухонным гарнитуром занимала большую часть дома. Только здесь была одна спальня с двумя кроватями. На бревенчатых стенах висели картины в импрессионистском стиле. Думаю, для баланса природы и цивилизации. Тот семинар стал для меня большим испытанием - за неделю нужно было внедриться в сознание музейщиков, понять их чаяния и помыслы, а потом выдать большой материал о том, как сделать провинциальный музей интересным. Как ухваты, туесочки, чугунки поставить так, чтобы случайно заехавшие в город гости ахнули и приехали еще раз, особенно в музей. Программа была такая, что не только про прабабушкин дом, но и о прогулках подумать было невозможно. Я тогда решила, что обязательно сюда вернусь. И ведь как в воду смотрела, с берега… - Анисья, тебе не удастся делать вид, что ничего не произошло. Сейчас самое время повторить, - Савелий сдвинул кровати. И не стал снимать очки. Глава 41. Разыскиваются… наследники! - Это же аутентичная помещичья усадьба, понимаете?! - пышная дама в брючном костюме и массивных очках держала в руках конверт и пальто, ее шаги гулко раздавались по комнатам. Хорошо, что на музейном семинаре я расширила лексикон до слова “аутентичный”, а то бы хлопала сейчас глазами и не понимала, что прабабушкин дом - настоящий, подлинный. Директор частного музея под открытым небом “Село Прутово” встретила нас у калитки. Она беспокойно расхаживала и поглядывала на мобильник. Двадцать минут назад внедорожник Савелия отъехал от турбазы, витиевато прокатился по белохолуницким улочкам, миновал какую-то деревеньку и припарковался возле почерневших зарослей. Увидев нас, дама энергично подошла к машине и протянула простую белую визитку. “Екатерина Петровна Чагина” - прочитала я и недоуменно посмотрела на большое и приветливое лицо. - Понимаете, мы не можем найти владельцев этого дома лет пять, - Екатерина Петровна подняла глаза вверх, - нет, шесть! Ну, в общем, с тех пор, как мы решили в Прутово музей делать, несколько крестьянских домов мы уже восстановили. Тут ведь никто не живет больше, кроме сторожа. А вчера он звонит и говорит, что в доме светится окошко. Я в халате - за руль, подъезжаю - и правда светится, на втором этаже! Директор говорила быстро, будто боялась, что мы сейчас исчезнем, как голографическое изображение, возникшее здесь совсем случайно. Я и правда предпочла бы исчезнуть - мелкая дрожь начинала свою подлую работу, не обращая внимания на теплую куртку. Но мне было не холодно, хотя утром земля покрылась инеем, и в воздухе плавали первые редкие и мелкие снежинки. Мне было не по себе. - Я стучала в дверь, но никто так и не открыл, и свет погас, - Екатерина Петровна недоуменно смотрела на нас. Она была смелой женщиной, в десять часов вечера в кромешной тьме одной со стареньким сторожем (почему-то казалось, что он старенький) осаждать огромный дом я бы точно не решилась, когда там... - А зачем вам дом? - осторожно спросила я. - Как зачем? Это же центральная усадьба музейного комплекса! Но мы, конечно, не можем много за нее заплатить, - и тут Екатерина Петровна вздохнула, внимательно посмотрела на меня и спросила: - А вы кто? Закаркали вороны, протяжно, тоскливо. Они, как черные метки, облепили за домом высокие деревья, мачтами возвышающиеся над скатной обветшалой кровлей. Интересно, это можно считать знаком? “Если только минусом!” - проворчал внутренний голос. - Дочь наследницы, - произнесла я не слишком уверенно. - Ну мы ведь сможем с вами договориться? - с надеждой спросила директор и посмотрела на меня долгим обожающим взглядом. Савелий прохаживался вдоль забора, что-то рассматривал сквозь заросли, поминутно поправляя очки. Они ему доставляли неудобство, а мне - удовольствие не видеть в нем Гордея. - Может, пройдем в дом? - предложила я, и Екатерина Петровна охотно взяла курс в сторону калитки. Она оставила свою новенькую блестящую машину на дороге. Следы от внедорожника прослеживались на тонком, прозрачном слое инея. Они перекрывали еще какие-то протекторные отпечатки. Видел ли их Савелий? За калиткой оказалось, что по дорожке ходили - хаотичные следы, как печати на белом листе, усыпали весь двор. - А как вы узнали, что мы сегодня приедем? - спросила я, доставая из рюкзака ключ с завитушками. Надо же, как точно мама описала в дневнике дверь с железной ржавой ручкой и фигурным отверстием, в которое не так легко попасть, оказывается. - А я и не знала, - ответила Екатерина Петровна, протискиваясь в приоткрытую дверь первая, - сегодня утром тут опять кто-то ходил, и сторож мне опять позвонил, вот я и примчалась, - Ух, запах-то какой, аутентичный! Мы прошли через сени, открыли вторую дверь без ключа и оказались в темной прихожей. Сквозь стеклянные двери из гостиной пробивался пыльный луч света. В стенах что-то шуршало, будто мыши щелкали кедровые орешки и нагло разбрасывали скорлупки. - Я не знаю, есть ли в доме электричество, - пробормотала я, открывая двери в гостиную. Савелий остался в прихожей и протянул руку к черному круглому счетчику, проверяя пробки. Екатерина Петровна уже растворилась в комнатах, и только уханье шагов выдавало ее присутствие. Я прошла в гостиную. Большой овальный стол под серой кружевной скатертью, как гигантская черепаха Тортила в чепчике, подставил столешницу под выцветший абажур. Стулья с кожаными вставками на сиденьях, с изогнутыми спинками выстроились хороводом вокруг стола. - Здесь квадратов пятьсот точно будет! - восхищенно произнес Савелий, а электричество отключено, увы… - Что же тогда светилось в окне? - спросила я поеживаясь. - Фонарик или свеча, - предположил он. Глава 42. Дом с видом на прошлое Екатерина Петровна шумно появилась в дверях гостиной. - Великолепно, великолепно! Буфеты, диваны, комоды! - восхищалась она. - Дом снаружи я уже осмотрела, даже наличники сохранились, каждая завитушка! Это был дом с мезонином. Второй этаж, который описывала мама в дневнике, возвышался лишь над центральной частью дома. Мезонин оказался просторным, широким, с окнами во двор и с балкончиком в сторону леса. Первый этаж дома был длинный, прямоугольный, с шестью окнами и террасой-крыльцом, с которой мы помахали рукой восторженной Екатерине Петровне. Я обещала встретиться с ней вечером, чтобы обсудить ее предложение. Она оставила пухлый конверт с бумагами - положение о музее, какие-то газетные вырезки. Я решила, что посмотрю потом. Сейчас важнее побродить наконец-то по дому, ощутить его “аутентичность”, оцененную Екатериной Петровной, и спросить Савелия о подозрительных следах на снегу. Мы поднялись по скрипучим лесенкам в мезонин, держась за руки и перила. Запах непроветриваемого дома, старый и затхлый, поднимался из глубины веков, в нем смешались годы, люди и чистый музейный восторг - на каждом шагу. Здесь я хотела отыскать свои творческие корни, а произрастали они, скорее всего, в комнате, где находилась пишущая машинка. Упоминание о ней в мамином дневнике больше всего не давало мне покоя. В небольшом коридорчике просматривались темные, отделанные деревом стены и выход на балкон за тусклой занавеской. В первой крошечной комнате, куда мы заглянули, стены были оклеены обоями, теперь уже выцветшими, пустые рамки из темного дерева висели в шахматном порядке. Фото или картины куда-то исчезли, будто сбежали следом за хозяевами. Из мебели был только комод с фигурными боками, как гигантская шкатулка, и диван с кожаной высокой спинкой и пухлыми откидными валиками - точно такой же, как у бабушки в Коромысловке. На нем лежало что-то вязаное. И удивительно знакомое. Это была вещь из моего прошлого. Как она здесь оказалась? Удивление рвалось наружу, но я прикусила язык, и прошла в следующую комнату. Широкая железная кровать с коваными узорами на спинке, комод, угловой секретер. В этой комнате, вероятно, Нюта сидела в тонких белых одеждах на перине и предвкушала беззаботную жизнь, я почувствовала это кожей и древним животным чувством, которое есть у каждой женщины. Рисунок на обоях здесь тоже стерся, как и несбывшаяся сказочная жизнь Нюты… Третья комната вроде бы была детской - несколько кроватей, комоды разной ширины и высоты, сундуки. И чуть уловимая аура задорности, выглядывающая из коробки кукольным глазом. А за четвертой дверью меня и поджидало сокровище - самая что ни на есть аутентичная печатная машинка “Мерседес Прима”. На массивном письменном столе она замаскировалась среди книг, связанных стопками. В углу комнаты сиротливо пристроилась пустая этажерка с фигурными стойками. На одной из полочек лежала запылившаяся фотография в рамке - мужчина с худым лицом и короткими кудрявыми волосами, в пиджаке с глухими воротом, смотрел внимательно и строго. - На чиновника похож, - сказал Савелий, поправляя очки. - Он был редактором, кажется… - ответила я, - пожалуй, заберу эту машинку, пока Екатерина Петровна ее не обнаружила. Так и хотелось нажать на белые круглые клавиши, похожие на перламутровые пуговки с вензелями. Я коснулась пальцем буквы “а”, ощутила холодный ободок и упругую неподатливость. Это не по пластиковым клавишам на ноутбуке клацать. Здесь пальчиками работать надо. На широких скрипучих половицах скопился толстый слой пыли. Интересно, куда делись полосатые половики, упомянутые мамой в дневнике? Уверена, что Нюта умела их ткать, ведь она так и осталась барышней-крестьянкой. Может быть, где-нибудь внизу, в подсобном помещении, которое еще мы не обследовали, стоит ткацкий станок? Или в сарайчике, который рядом с домом, куда маленькая мама так и не заглянула? Мы везде оставляли следы. Но наши следы были не первыми. Понятно, что недавно по “вековой” пыли ураганом пронеслась Екатерина Петровна. Но так же, как и перед домом, здесь просматривались еще чьи-то отпечатки. - Мне кажется, по дому кто-то ходил до нас, - сказала я, все еще дотрагиваясь до клавиш машинки, будто набирая невидимый текст. - Так ясно же, кто, - отозвался Савелий, выглядывая в мутное окно. - Нет, не она. - Ага, привидение! - Но ты же сам сказал про фонарик или свечу! А это означает, что в доме кто-то ночевал! И этот кто-то, похоже, еще подбросил джемпер, который я вязала лет пятнадцать назад, - я повернулась к Савелию, - там, на диване, в первой комнате, видел? Он невозмутимо перебирал книги в одной из развязанных стопок и будто бы не слышал вопроса. “Смотри, Анисья, это ж первое собрание сочинений Ленина!” - Савелий открыл потрепанную обложку и провел рукой по страницам, смахивая пыль. Мои слова пролетели мимо и упали где-то за окном, на тонкий слой инея, который поблескивал в бледных лучах осеннего солнца. А ведь этот джемпер из толстых грубых нитей с замысловатым рисунком предназначался Гордею… - Давай сегодня здесь заночуем? - предложила я, завороженно глядя, как пыльное облако кружилось в тусклом луче. Савелий тут же отвлекся от книг. - Ты уверена? Глава 43. На ночь глядя Я будто бы собиралась прыгнуть со скалы в морскую пучину. Если долго стоять и размышлять, то точно не прыгнешь. И я бодро ответила: - Да, я хочу ночевать в доме! Даже не сомневайся! В доме моей прабабушки, между прочим! - Но здесь нет ни матрасов, ни постельного белья! - возразил Савелий. - Но диван-то есть! Он достаточно мягкий… на вид, - не сдавалась я. - Ну да, один человек на нем точно поместится, - сказал он так, будто бы уже проверял.