– Но ты все равно меня потерял. – Я сделаю все что угодно, лишь бы ты меня простила! Ты сможешь простить меня? Хотя бы когда-нибудь? Пожалуйста!.. Я отворачиваюсь и долго смотрю на волны, которые одна за одной набегают на песок. Да, наверное, я понимаю, что чувствовал Бун-подросток. Понимаю, что он сделал или, точнее, не сделал. Мне знаком страх. Я знаю, каково это, когда тебя отталкивают, не признают ровней. Меня в свое время тоже дразнили и унижали, и мне тоже хотелось признания, дружбы, любви, восхищения. Как знать, может, время поможет мне простить и принять. А может, и нет. Я не знаю, как все кончится, и только один вопрос продолжает свербеть у меня в мозгу: почему, почему мы всегда должны «понять» насильника, грабителя, лицемера и предателя? Неужели понимание способно исцелить наши раны? Мне кажется, душевную рану, особенно такую глубокую, вылечить невозможно. Можно лишь подобрать какой-то нарратив, который научит тебя с ней жить. Ну а теперь, дорогой Дневник, я должна признаться в одной вещи. На самом деле у меня никогда не было психоаналитика. Просто однажды я задумалась, что бы я сделала, если бы какой-нибудь психоаналитик уговорил меня вести дневник. И вот что из этого получилось… Впрочем, настоящая причина, по которой я начала делать эти записи, заключалась в том, что я должна была поведать свою Историю. Я должна была оставить после себя что-то, что заинтересует полицию. Я должна была рассказать им о Джоне и Дейзи. О том, что произошло со мной той страшной ночью на горнолыжной базе. Я начала вести дневник в тот день, когда поняла, что убираю их дом. Но самое интересное в том, что моя воображаемая психоаналитичка была совершенно права! Я начала свой дневник по одной причине, но незаметно для меня он превратился в нечто совершенно иное. Когда я писала эти строки, я постоянно спрашивала себя: почему? почему? почему? И в конце концов обещанный мне прорыв произошел. Ты помог мне взглянуть на мой мир иначе, дорогой Дневник. Ты помог мне не сдаться. Помог нанести ответный удар. Ты помог мне понять, что я больше не хочу быть Безымянной. Не хочу быть призраком. Теперь я хочу, чтобы меня заметили. Боюсь ли я, что зашла чересчур далеко? Да, такое опасение у меня есть. Я боюсь, что могу не пережить того, что начала. Я боюсь, что в итоге мой план выйдет мне же боком. Что я погибну. Но точка невозврата пройдена. Я – Тельма и Луиза[20], которые на огромной скорости несутся к обрыву… Мэл 4 ноября 2019 г. Понедельник Рано утром в понедельник Мэл поехала в криминалистическую лабораторию. Бенуа вновь отправился на стройплощадку АДМАК, чтобы наблюдать за попытками полицейских водолазов извлечь тело со дна залива. Накануне проведению работ помешали сильное волнение и высокий прилив, но специалисты рассчитывали, что сегодня дело сдвинется с мертвой точки. – На заднем сиденье «ауди», в щели между подушками и спинкой, мы нашли светлый волос, – сообщил Мэл начальник лаборатории Отто Во́жак и, подведя ее к задней дверце задержанного автомобиля Джона Риттенберга, показал место, откуда была извлечена улика. – Волос крашеный? – привычно спросила Мэл. – Да. Корень темный, так что… Мы уже проверили – волос полностью совпадает с образцами, найденными в хозяйской спальне «Стеклянного дома». Кроме того, здесь же, на заднем сиденье, обнаружены следы крови. На полу лежала порванная черная бархотка, также со следами крови. Мэл вспомнила фотографию Кит Дарлинг. На снимке на шее девушки тоже была черная бархотка. – Как насчет грязи на покрышках и номерах? Она совпадает с образцами, взятыми на стройплощадке? – Результаты сравнения образцов почвы будут готовы в ближайшее время, – сообщил Отто и, опустившись на корточки, показал на колеса «ауди». – Но уже сейчас можно сказать, что рисунок протектора полностью соответствует следам, найденным на причале. То же самое и с «субару». – Могу я увидеть вещи, изъятые из второй машины? – Прошу за мной… – Отто первым двинулся к длинному столу в дальнем конце лабораторного гаража, где стоял желтый «субару кросстрек». – Все изъятое сфотографировано и описано, – сказал он. – Вот это – тот самый деревянный клин, с помощью которого была заблокирована педаль газа. Бумажник был найден под приборной доской. В нем лежали вот эти предметы… – Отто показал на выложенные в ряд водительские права на имя Кит Дарлинг, кредитные карточки «Виза» и «Мастеркард», карточку «СитиИнтраБанка», семьдесят долларов банкнотами и монетами, абонемент в тренажерный зал, накопительную карточку аптеки, карту лояльности универмага, читательский билет, несколько театральных билетов и чек из ресторана быстрого питания. – Эта дамская сумочка также была в машине, – сказал Отто. – В ней лежало вот это… Мэл двинулась дальше вдоль стола, внимательно рассматривая содержимое сумочки. Щетка для волос, довольно много косметики (она отметила губную помаду ярких, почти вызывающих цветов) и пять леденцов на палочке. От воды они сделались липкими, их обертки размокли и отставали. Несколько пластинок острой жевательной резинки с корицей. Автомобильные ключи с брелоком. Крошечный серебряный медальон с фотографией мужчины и женщины. Медальон заинтересовал Мэл, и она пристальней всмотрелась в лица этих двоих, гадая, могут ли они быть родителями Кит. Тут же ей вспомнилась пустая погребальная урна на полу квартиры девушки и слова Бун-ми Селима: «Ее мама умирала долго, мучительно, и Кит вся испереживалась… Ей было нелегко. А потом, когда мама наконец умерла, она долго не решалась развеять ее пепел. Но в этом году, когда со дня ее смерти исполнился год, я сказал, что Кит должна уже это сделать и что я готов пойти с ней. В общем, мы отправились в парк Лайтхаус и высыпали прах с обрыва в воду. Это раз. Два – в тот же день Кит начала работать на новых клиентов…» – Вроде ничего необычного, такое носит с собой каждая женщина, – сказала Мэл, продолжая разглядывать стол. – Водительские права, кредитные и банковские карточки, косметика… – Она повернулась к Отто. – Но кое-чего не хватает. Где ее мобильный телефон? И дневник?.. – Мы аккуратно разделили страницы и отправили на просушку. Скоро вы его получите. К сожалению, записи в дневнике были сделаны фиолетовой гелевой ручкой, а такие чернила легко растворяются в воде – не сравнить с обычной шариковой. Но я все-таки думаю, что после просушки большую часть текста можно будет прочитать. Мобильный телефон тоже пострадал от воды. Мы как раз пытаемся извлечь из него информацию. – Но дневник, кажется, был герметично упакован… – Это верно, но пластик оказался пробит, предположительно, во время падения автомобиля с причала. – Как по-вашему, насколько это необычно – возить с собой личный дневник, да еще в герметичном пластиковом пакете? – Умозаключения – это ваша работа, детектив. Я просто собираю факты – в меру моих научных знаний. Но я бы сказал: тот, кто положил дневник в пакет, хотел сохранить его сухим. И читаемым. Мэл пристально посмотрела на Отто, но его лицо было непроницаемо. – Как только дневник просохнет, мы сфотографируем каждую страничку, если понадобится – сделаем цифровую обработку и перешлем материалы вашей команде. То же самое касается и мобильного телефона: все, что удастся из него извлечь, когда он высохнет, также будет отправлено вашим. – Ладно, а что там насчет предметов, которые доставили из «Розового коттеджа»? Отто повел Мэл в рабочий зал лаборатории. Одетые в белые халаты криминалисты, сидевшие каждый за своим столом, подняли головы, чтобы посмотреть на вошедших, некоторые кивнули Мэл в знак приветствия. Добравшись до своего стола, Отто нажал несколько клавиш на ноутбуке, выводя изображение на большой экран на стене. – Это ботинки, найденные в стенном шкафу Джона Риттенберга. Грязь на подошвах выглядит идентичной грязи со стройплощадки АДМАК, но, как я уже говорил, окончательный ответ может дать только сравнительный анализ образцов почвы. Кроме того, в углублениях подошвы и вот здесь, на мысках… – он показал, – обнаружены следы крови. Мы уже получили образцы ДНК из частной лаборатории, и… – Криминалист посмотрел на нее. – Господи, Отто, не тяни!.. – Кровь на ботинках Джона Риттенберга принадлежит Кит Дарлинг. Кровь на сиденье «ауди» тоже совпадает с ее образцами. И волосы… – Ты не мог сказать мне все это, когда я только сюда пришла?! Отто Вожак рассмеялся. – И какое в этом удовольствие? Мэл закатила глаза. – Ладно, выкладывай, что вы еще накопали. – Отпечатки подошв в луже крови на месте преступления совпадают с рисунком на подошвах ботинок, найденных в шкафу Джона Риттенберга. Слабые потожировые отпечатки из «Стеклянного дома» также принадлежат Джону и Дейзи Риттенберг. Кстати, его кровь мы там тоже обнаружили, но в значительно меньших количествах. Отто вывел на экран фотографии разбитых стаканов, найденных рядом с перевернутым кофейным столиком. – ДНК Дейзи Риттенберг мы нашли на фрагменте винного бокала. ДНК Джона – на осколке бокала для виски. ДНК Кит Дарлинг – на этом бокале для коктейлей. – Щелчок клавишей, и на экране возникло новое изображение. – Нож из бассейна. На рукояти найдены отпечатки пальцев Дейзи Риттенберг, а в насечке – следы крови Кит Дарлинг. Мэл молча смотрела на экран. Как там говорил Эмилио Росси?.. «Если вы найдете образцы ДНК моей клиентки в доме, то только потому, что она ужинала с хозяйкой «Нортвью» в прошлую пятницу. Она пила из бокалов, прикасалась к дверям и резала ножом колбасу». И чуть раньше: «…Ее муж был очень сердит и даже угрожал ей физическим насилием. Он был сильно пьян, и моя клиентка считает, что после ее отъезда он продолжил пить. О его теперешнем местонахождении она никаких сведений не имеет, а также не может сказать, возвращался ли он в «Нортвью» после их ссоры или нет». Мэл плотнее сжала губы. Улики, перечисленные Отто, вроде бы подтверждали, что, вопреки заявлениям Риттенбергов, супруги все же побывали внутри «Стеклянного дома» после того, как внезапные судороги якобы вынудили Дейзи выронить пирог и цветы на крыльце. Кроме того, у них был мотив. Были показания Бьюлы Браун и временная последовательность, были записи дорожных камер, подтверждавшие, что «ауди» побывал на стройплощадке. Другие свидетели видели, как неизвестные сбросили в воду «субару» и ковер. Царапины на лице Джона тоже могли быть получены им не в результате ссоры с женой. И все же что-то не складывалось. Мэл чувствовала, что чего-то не хватает. Поблагодарив Отто, Мэл вернулась к машине. На обратном пути в участок она позвонила Бенуа. – Пока ничего нового, – коротко отрапортовал он. – Ветер нагнал большую волну. Течение и ил мешают водолазам, и они снова приостановили операцию. Возможно, через несколько часов, когда начнется отлив, они предпримут еще одну попытку. Я тебе сообщу, как только что-то изменится. Закончив разговор, Мэл поехала дальше. Она немного нервничала, с нетерпением ожидая новых сведений из лаборатории. Кроме того, Мэл привлекла к расследованию эксперта по анализу брызг крови, но от него пока тоже не было никаких вестей. И все же ей хотелось надеяться, что дело будет раскрыто в ближайшее время. Когда она вошла в рабочий зал своей группы, ей навстречу шагнул Джек Дафф. – Угадай, кто только что явился к нам совершенно добровольно. Мэл сняла куртку и повесила на крючок. – Терпеть не могу, когда люди говорят загадками, – сказала она. – Кто? – Бун-ми Селим. – Вот как? – Она вскинула взгляд на Джека. – Откуда он взялся? Он же вроде числился у нас без вести пропавшим. Джек пожал плечами.