Дверь отворяется, но Константин продолжает работать, не поднимая головы. Неожиданностей быть не может. Никто, кроме Ирки, не позволяет себе входить в его комнату без стука. – Не спишь? – спрашивает она, усаживаясь на край стола и мельком глянув на экран. Он расправляет плечи. Потягивается, поднимает руки вверх и снова роняет их на клавиатуру. – Сплю. Вернее, не сплю. Умираю. Сидя на столе, Ирка покачивает загорелой ногой. На ней короткий махровый халат и босоножки на высоком каблуке. Под халатом, конечно же, ничего. – Дороти сказала, сегодня утром в офис звонил какой-то тип, спрашивал Оуэна, а когда узнал, что он с группой на объекте, тут же начал гнать про то, что ему срочно нужна Ирина, якобы у него есть для нее важная информация. Но когда она спросила фамилию, нас же здесь две, он не смог назвать. Похоже, просто не знал. – Она протягивает руку, рассеянно берет со стола сигареты. Взгляд при этом остается острым как клинок. – Можешь что-нибудь сказать по этому поводу? Великолепные узоры из ломаных линий с бронзовых ножен из руин краннога[40] (Лиснакрогеры, графство Антрим) и похожие на них ножны из Колрейна можно назвать вариациями континентальных стилей Ла Тен II и III. Их родство со стилем изображений на вазе из Эйлсфорда и чаше из Гластонбери позволяет датировать начальную фазу латенского искусства Ирландии 175 г. до н. э… Нажатием клавиши Константин сохраняет текст, минуту смотрит на экран, перечитывая последний абзац, и только после этого задает вопрос: – Он представился? Его разбирает злость. И вечно-то она что-нибудь выдумает, чтобы украсить дополнительными деталями миф о собственной неотразимости. То ее преследуют маньяки на улицах родного города, то безмолвные воздыхатели названивают по ночам и заводят по телефону слезливую музыку… Сварила бы лучше кофе. – Да, – следует неожиданный ответ. – Он сказал, что его зовут Дэймон Диккенс. Подумать только! В голове у Константина взрывается бомба. Но внешне он остается бесстрастным. Это имя… Дня не проходит без того, чтобы оно не поворачивалось в нем подобно клинку в открытой ране, причиняя невыносимую боль. Почему? Лучше не задавать себе этого вопроса. Один-единственный раз честно и откровенно себе на такой вопрос ответишь – и навсегда потеряешь покой и сон. – Дороти показалось, что у него американский акцент. Дэймон Диккенс… – Ирка смотрит недоуменно и в то же время требовательно. – Это что еще за хрен с горы? – Понятия не имею. И вообще, – Константин притворно зевает, – я твоих женихов не считаю. Ирка сосредоточенно следит глазами за бегом его пальцев по клавиатуре. Красивая, аж дух захватывает. Длинные светло-пепельные волосы собраны на затылке, только одна волнистая прядь с продуманной небрежностью спущена на грудь. Слегка раскосые, удлинненные к вискам глаза поражают аквамариновой голубизной. Но жить с такой невозможно. Женщина-лисица. Не будет большой ошибкой отнести все эти ножны к изделиям одной и той же школы. Скорее всего, они были изготовлены в мастерской, существовавшей в относительно поздний период, так как ничего подобного не встречается больше нигде в Ирландии… – Он оставил свой номер. – Ирка выкладывает перед ним листок из блокнота. – И просил перезвонить. – Ну и перезвони. – Этот номер тебе незнаком? Точно? В ожидании ответа она кусает край длинного ногтя, выкрашенного в рубиновый цвет. Константин смотрит на лист ровно столько, сколько требуется для того, чтобы запомнить все цифры. Лицо его не выражает ничего. Ледяной панцирь, под которым бушует пламя. – Нет. Этот номер мне незнаком. – Ты уверен? Взглядом он говорит ей все. Все, о чем она не желала знать все два года их совместной жизни. Теперь самое время сделать шаг назад и дать ему возможность почувствовать себя хозяином положения, но это, черт побери, не в наших правилах. Мы, женщины-вамп, не привыкли прогибаться под каждого хрена ходячего, будь то муж, или бывший муж, или просто сексуальный партнер. Ирка сползает со стола. Подходит ближе (всего один шаг, а какая траектория бедра!) и, нагнувшись, легким поцелуем касается его виска. Скосив глаза, он может полюбоваться ее силиконовым бюстом. Про силикон ему доподлинно известно, поскольку он сам, будучи законным супругом, оплачивал операцию, не считая предварительных консультаций у лучших пластических хирургов Москвы. Сперва жалей ее и утешай, потом говори комплименты, потом покупай белье новое французское (старое-то, извините, тесновато), а после выслушивай, что ей теперь бегать тяжело и спать на животе ужас как неудобно. К тому же боязно – вдруг там что лопнет. Обалдеть можно! – Зайдешь сегодня? – Вряд ли. Работы полно. Ирка поджимает губы. – Вечно одно и то же. Работа, работа… Ты один здесь вкалываешь круглые сутки. Эту песню он слышал уже тысячу раз. Ирка не унимается. – Смотри, уже спишь за столом. Кому это надо? – Прежде всего мне самому. – А-а, понимаю. Большим человеком хочешь стать? Умным, знаменитым. Деньги грести лопатой и жить припеваючи с этой крысой малахольной. – Ирка цедит слова сквозь зубы, голос охрип от злости. – Не так жить, как со мной жил. Еще бы! Она же профессорская дочка, она к хорошему привыкла… Да и ты, моя сладкая, тоже, кажется, по жизни особо не надрывалась. Больше любила отдыхать, чем работать. Делать аборт за абортом под предлогом того, что растить детей в наше время страшно дорого (на медицинское обслуживание, на питание, на образование цены совершенно неподъемные, так стоит ли нищету плодить) и при этом беспрестанно наращивать то волосы, то ногти, то груди, дважды в неделю в обязательном порядке посещать солярий, плюс бассейн, плюс массаж… Все эти жизненно необходимые и далеко не бесплатные процедуры. – Правильно, Костик, держись за нее обеими руками. Принимая во внимание личный авторитет ее папаши, очень может быть, что она-то в конечном итоге и окажется той самой курочкой, которая снесет для тебя золотое яичко. Черт! Вот чертова баба! Он вскакивает с места, хватает ее за плечи и, не говоря худого слова, выталкивает за дверь. – Тварь паршивая! – верещит Ирка на весь коридор. – Скотина! Ее абсолютно не смущает тот факт, что все номера на этаже заняты их коллегами из России, Франции и Великобритании. Все они помалкивают (как-никак Константин Казанцев, выпускник Королевского университета в Белфасте, блестящий археолог, посвятивший себя изучению островного кельтского искусства, считается здесь вторым человеком после Оуэна Бирна), но что при этом думают, одному богу известно. Что касается Оуэна, то ему вообще не позавидуешь, поскольку он вынужден поддерживать дипломатические отношения и с Анной, и с ее отцом, и с четой Казанцевых, которые, как на грех, в этом году вновь оказались в составе одной и той же исследовательской группы. К счастью, ее хватает ненадолго. Умаялась за день? В этом случае те из них, кто трудился непосредственно на участке, сейчас вообще должны валяться без задних ног. С девяти утра в непромокаемой куртке с капюшоном и резиновых сапогах ковыряться под моросящим дождем в холодной, раскисшей земле – прямо скажем, удовольствие ниже среднего. Измученный бесплодными попытками отыскать под руинами жилых построек III века остатки древнего святилища, которое по всем признакам должно было находиться именно здесь, Константин еще раз пересмотрел все исторические справки, ссылки и прочие документы, служившие исходным материалом для поиска, и принял решение начать раскопки по новому направлению – северному. Пройдя около восьмидесяти метров, он обнаружил каменную кладку, которую Оуэн датировал I веком до н. э. Это было на прошлой неделе. Тогда, посовещавшись, они продвинулись еще немного вперед и заложили раскоп в десяти метрах восточнее кладки. И вот, наконец, первые находки. Подойдя к окну, за которым неистовствует уже даже не дождь, а самая настоящая гроза с громом и молниями, Константин прикасается к обломку щита, извлеченному из-под земли только сегодня утром. Тут же, на подоконнике, разложено более тридцати фрагментов деревянных скульптур. Характер изображений не позволяет усомниться – они предназначались для отправления обрядов и могли находиться только в святилище, подобном знаменитому галло-римскому святилищу богини Секваны у истоков Сены. Разглядывая вырезанные из дерева мужские и женские головы с характерной проработкой волос, стилизованными ушами и большими выпуклыми глазами, фигурки животных, целые скульптурные композиции, Константин мысленно соглашался со словами профессора Якобсталя, относящимися, правда, к искусству континентальных кельтов: «Нам говорят, что галлы были храбрыми, воинственными, жестокими, суеверными. Их искусство, даже самое раннее, далеко от примитивности и простоты. Оно изящно по замыслу и технике его воплощения, рационально и иррационально, противоречиво, загадочно, мрачно, неоднозначно. И все же это полностью сложившийся стиль, первый крупный вклад варваров в европейское искусство…» Это был успех. Настоящий успех. Правда, радость омрачило одно незначительное происшествие. Спрыгнув в траншею, Константин впопыхах рассадил кисть руки об острый камень. Когда он осмотрел срез грунта и выбрался на поверхность, столпившиеся вокруг коллеги безмолвно ахнули, а Оуэн Бирн, ирландец до мозга костей, даже побледнел при виде льющейся по пальцам свежей крови. Все они верили в приметы. Все знали: кровь человека привлекательна для фэйри. Если ты, осматривая зачарованный rath[41], или treb[42], или любое другое знатное место, ненароком поранишься до крови, жди беды. Раскат грома заставил его вздрогнуть. Ну и погодка!.. Хорошо, что над траншеями успели соорудить навесы, хотя к завтрашнему утру там все равно будет воды по колено. Константин достал из кармана трубку телефона и, задумчиво хмурясь, пролистал записную книжку. Не надо быть семи пядей во лбу… Интересно, кто из них проделал это раньше. Разумеется, Ирка. Он закрыл глаза. Казанцев, ты идиот. Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.[43] Экран ноутбука призывно светился, но Константин точно знал, что не напишет больше ни строчки. Не сегодня. Или сегодня – уже не сегодня, а завтра?.. Он посмотрел на часы. Странно. Часы остановились. Комната, знакомая до мелочей, вдруг показалась безликой и холодной как склеп. Нежилой. Темные углы, неправильные очертания предметов, нарушенная геометрия, искаженная перспектива. Вертикальные стойки книжных стеллажей, час назад еще привычно параллельные друг другу, теперь сошлись в одну точку под потолком. Заляпанные грязью кроссовки, в которых Константин целый день ползал по раскопу, выглядели так, как будто их сняли с трупа, недавно доставленного в морг и еще неопознанного. Куртка с потрепанными рукавами и оттянутыми карманами напоминала о ночевках под мостами, поездках в товарных вагонах, путешествиях автостопом, арестах за бродяжничество, которых никогда не было… Эй ты, дятел укуренный, очнись. Включай свои мозги, у тебя еще есть на сегодня одно неотложное дело. Он взялся за трубку, набрал по памяти номер. Дэймон ответил сразу, как будто не спал. – Любишь немецких философов, да, мать твою? – процедил Константин. Он услышал гортанный смешок, от которого почему-то по спине побежали мурашки. – Ты правильно понял, chara. – Не хочешь устроить семинар? – О’кей. Когда и где? – Завтра. – Ждать уже не было сил. – В десять утра. – Где? – Мне все равно. – Тогда в долине Бойн. Там, где пять больших мегалитов образуют круг. Знаешь? – Да. – О’кей, – повторил Дэймон. – До завтра, мой воин. После этого Константин еще какое-то время сидел на полу с трубкой в руках, пока не обнаружил, что его с ног до головы бьет нервная дрожь. Это что за новости? Он расправил куртку на вешалке, тщательно вымыл кроссовки, навел порядок на рабочем столе. Включил телевизор. Выключил. Вот бы еще поспать… Стрелки часов по-прежнему не двигались. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; все остальное – глупость. Глава 8