– Почему ты не работал? Он объяснил это с легкостью, с какой объясняют правила сложения: – Я художник, Анна. И всегда был художником. Мне требовалось время для того, чтобы писать картины. Много свободного времени. И при этом я должен был что-то есть, чтобы не протянуть ноги. – А как же другие художники? Те, кто начинает с нуля, как и ты. – Другие художники? – Он закашлялся от смеха. – О да, я видел этих других! Тех, кто целыми днями посиживает на ступенях Сакре-Кер, мечтая о горячем кофе с булочкой. Художники! К тридцати годам они все уже законченные пьяницы. – И что же, всегда находились люди, готовые взять тебя на содержание? – Я не всегда находил в себе силы ответить согласием, вот в чем дело. Даже когда таким людям удавалось облечь свое предложение в чрезвычайно деликатную форму. Я шел на это только в крайнем случае. – Какой случай будем считать крайним? – К примеру, когда ты пытаешься, не бросая живописи, получить высшее образование и опять-таки не помереть с голоду. – Цель оправдывает средства, не так ли? – проронила Анна. Дэймон смерил ее саркастическим взглядом. – Ай-ай-ай, кто это говорит? Девочка, у которой всегда все было! Ей стало неловко. – Извини. – Я не люблю вспоминать о тех временах, когда моя цель оправдывала любые средства. – Он покачал головой, глядя на нее с той же беспощадной иронией. – Но ты меня вынуждаешь. – Пожалуй. – Надеюсь, твои вопросы продиктованы не похотью. – Надеешься? – вспылила она ни с того ни с сего. – А почему, собственно, ты на это надеешься? Разве похоть, чужая и твоя собственная, сослужили тебе плохую службу во времена твоей молодости? Разве не на нее ты делал ставку, предлагая свое тело тем, кто был в состоянии за него заплатить? Это было жестоко и бестактно. Застонав, Дэймон сжал пальцы в кулаки. Анна уже приготовилась получить по заслугам. Но он сдержался. – Ладно. Ладно. – Голос его звучал хрипловато. – Ты хочешь, чтобы я сказал, и я скажу. Тем более что я никогда этого не скрывал. А если и умалчивал об отдельных событиях, то… О, shit! С какой стати я оправдываюсь перед какой-то лицемерной сучкой? Она это проглотила. – Не надо думать, что я пристраивал свою задницу под каждого встречного-поперечного, – продолжил он с ожесточением. – Я бы предпочел не делать этого вовсе, но… Представь себе Гарвард! Плата за обучение, плата за проживание. Первые два года я пользовался гостеприимством одной весьма состоятельной супружеской пары, потом скрашивал одиночество профессора Лемана с кафедры высшей математики. К счастью, он держал себя в рамках. – А супруги? Извини, мне просто любопытно. Как ты с ними познакомился? Через интернет? Интеллигентная супружеская пара ищет молодого человека без вредных привычек для совместного досуга… Так, что ли? – Нет. – Дэймон снова потянулся за сигаретами, и Анна с трудом удержалась от того, чтобы не сделать ему замечание. – Я не искал их специально. Мы познакомились в городском парке, я и Лилиан. Она сидела у фонтана и ела мороженое, а я набросал в блокноте ее портрет. Мы поболтали. Ровно через пять минут стало ясно, что она умирает от желания. Я был голоден, молод, красив, и ни одна скучающая, обеспеченная женщина старше сорока лет была ни в силах передо мной устоять. Она привела меня домой, отмыла, накормила, напоила и уложила в кроватку. – Все получилось? – Конечно. Как я уже сказал, я был молод, красив… К тому же преисполнен благодарности. Да и Лилиан была вовсе не дурна собой. Я разрабатывал ее, как золотоносную жилу, до самого вечера. А потом появился Ричард, ее муж, она похвасталась своим новым приобретением, и по блеску его глаз я сразу же понял, что дело в шляпе. Представить все это не составляло никакого труда. Талантливый, невероятно сексуальный юноша, с прелестной покорностью исполняющий прихоти двоих пресыщенных буржуа. Постепенное расширение границ дозволенного, игры в рабов и господ… пока только игры. – И все же ты сбежал от них к профессору. Почему? – Все рано или поздно приедается, а секс без любви – тем более. Заскучав, они начали ссориться, изводить меня своей бесконечной ревностью, устраивать сцены со слезами и мордобоем… Это было невыносимо. Я позволил им оплатить очередной семестр и свалил от них к старине Грегу Леману. К тому времени он уже был для меня просто Грег. Пробуя представить старину Грега, Анна почему-то представила собственного отца и безудержно захохотала. – Очень смешно – проворчал Дэймон. Но в углах его глаз тоже плескался смех. – Бедный мальчик. – Анна вытерла слезы. – Нелегко тебе пришлось. – You said it![90] В сто раз легче было пережить то, о чем ты узнала из газетных статей, что вызвало у тебя такую бурю негодования. Всего два дня. Два дня, а не два года. – Что-то подсказывает мне, что за эти два дня на твою долю выпало гораздо больше испытаний, чем за те два года. – Так оно и есть, – равнодушно подтвердил Дэймон. – Но я неплохо заработал – это раз. И совершенно случайно встретил там человека, который подарил мне четыре года беспредельного счастья. Чего еще искала душа моя, и я не нашел? Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщины между всеми ими не нашел.[91] – Лоренс? Так вы познакомились в доме этого «мистера N»? Он тоже зарабатывал таким образом? – Нет, он не зарабатывал. Он там жил. Видишь ли, «мистер N»… как бы это сказать… – Дэймон жестковато усмехнулся, – приходится ему отцом. Не берусь утверждать, что биологическим отцом, судить об этом с уверенностью может только один человек, Элейн Мак Кеннит, а она всегда отвечала на этот вопрос несколько уклончиво. Тем не менее официально Лоренс считается единственным сыном и наследником мистера Сиднея Портера. – А ей известно о том, как проводит время ее муж? – Да. Именно это и послужило причиной развода. Они прожили вместе не то два, не то три года, не более того. Но Лоренс был рожден в браке, хотя и носит фамилию матери, так что с юридической точки зрения имеет полное право претендовать на наследство. – Если Элейн оставила мужа много лет тому назад, как же Лоренс снова оказался в его доме? – Это долгая история, – нехотя отозвался Дэймон. – И для меня в ней тоже много неясного. Ларри не любил распространяться на эту тему. Я знаю одно: когда мы повстречались в доме его так называемого отца, он был уже махровым джанки, а Сидни не проявлял по этому поводу ни малейшего беспокойства. Наоборот, поощрял. Ведь наркоман управляем, а слово его не стоит ломаного гроша. За территорию поместья его не выпускали. Так что мне пришлось в буквальном смысле слова похитить его из отчего дома. Анна так и подскочила. – Что? – С его согласия, разумеется. Через неделю после известных событий нам удалось связаться по телефону и обсудить время и место. Он спер из отцовского кабинета свой паспорт и четыреста долларов наличными, забрался на крышу оранжереи, добежал до того места, где выступ ее подходил близко к ограде, спрыгнул на землю… – Боже! Прямо шпионский боевик! – Не то слово. Ну, вот… Мы сели в машину и – прощай, Калифорния! – Дэймон помолчал, щурясь на небо, на котором до сих пор не было ни облачка. – С тех пор много всего случилось, но не спрашивай больше ни о чем. – Ладно. А тебе удалось заставить его отказаться от наркотиков? – В общем, да. Изредка он, конечно, срывался, но это случалось все реже и реже. И только год назад… – В дни Самайна. – Да. Он повернулся к ней всем телом, и она увидела в его глазах последний день мира. – Слушай. – Он схватил ее за руку. – Слушай… Все выглядело так, как будто он вкатил себе дозу и ушел в астрал. Я не должен был оставлять его одного. Но дело не в этом. Потом, уже позже, когда прибыли врачи, а за ними полицейские, когда всем стало ясно, что человек исчез из запертой комнаты, и началась вся эта жуткая канитель с розыском и расследованием… я кое-что вспомнил, и даже сказал им, но они так и не поняли, что это значит. – Скажи мне, – шепнула Анна. Дэймон помолчал, превозмогая боль. – Ларри лежал на кровати, шприц валялся на полу. Вроде бы все сходится, да? Передозировка, мгновенная отключка… Я сам повелся как ребенок. И только потом почувствовал: что-то не так. – Что же было не так? – Я увидел это сразу, как только вошел, когда в комнате, кроме нас, еще никого не было. Увидел и забыл, а потом снова вспомнил. Баллон шприца был раздавлен, как будто на него наступили. Но кто мог на него наступить после того, как Ларри выронил его, потеряв сознание? – Упал и разбился? – предположила Анна. Они сидели друг против друга, крепко держась за руки. В страшном напряжении, как заговорщики. – Невозможно. На полу ковровое покрытие. – Как же это могло случиться? – Не знаю. Есть еще одно. Баллон шприца разбился, но если бы Ларри выронил его после того, как вкатил себе джанк, он был бы пустым, не так ли? Под ним на ковре не осталось бы мокрого пятна. – А оно осталось? – Да. Как если бы его раздавили еще полным. – Господи! – воскликнула Анна, сознавая банальность этого восклицания. – Так ты думаешь… – Ничего я не думаю, – отрезал Дэймон. – Инсценировка? – в раздумье проговорила она, не обращая внимания на его резкость. – Но зачем ему это? Он мог просто уйти. Собрать вещи и уехать. Дэймон улыбнулся с закрытыми глазами. – Я задаю себе тот же вопрос.