За один вечер я потеряла Кэса и Эзру. Дала отпор Стэнтону Перкинсу, боялась за свою жизнь, испортила вечернее платье. Вдруг я почувствовала себя слишком усталой, чтобы плакать. Поэтому просто прижалась лбом к рулю и зажмурилась. Фостер прикоснулся головой к моему плечу в странном подобии объятия. И это меня утешило, в какой-то мере. 32 После такого вечера требовался только сон — тяжелый, всепоглощающий сон, который притупил бы остроту произошедшего. Но он оказался не настолько освежающим, как я надеялась, а когда наутро я увидела лицо Фостера, на нем ясно читалось, что его сон был таким же беспокойным. Большую часть дня мы просидели на диване, играя в видеоигры и смотря дерьмовые сериалы по телеку. В какой-то момент я посмотрела на Фостера и подумала, с кем бы провела такой день раньше, до его приезда. Наверное, с Кэсом. Но даже Кэс не смог бы высидеть так долго. Фостер был согласен оставаться со мной сколько потребуется. Забавно: теперь я высоко ценила черту, которая так раздражала меня в нем поначалу. Игры и бесконечные сериалы были вполне подходящим отвлечением, но я не могла навечно выкинуть прошлый вечер из головы, и в конце концов мысли о нем начали меня настигать. Сначала мне вспомнился Кэс. При мысли о выражении его лица, когда мы стояли перед спортзалом, во мне поднялась свежая волна негодования. Но при этом я чувствовала смущение и отчасти боль. Невозможно порвать с кем-то, если вы никогда не встречались, но в каком-то смысле это походило именно на расставание. Может быть, не настолько окончательное, как разрыв, но что-то между нами основательно изменилось. Мне не хотелось сильно задумываться на эту тему, не хотелось разбираться, потому что от этого становилось грустно. Но затолкав Кэса на задворки сознания, я добилась только того, что на передний план вышел Эзра. Эзра, с необъяснимым выражением беспокойства на лице. Эзра, который был терпелив с Фостером, который не задавал вопросов, когда мы нуждались в нем. Между тем, я сразу же вычеркнула его, когда он, возможно, нуждался в нас. Как он сказал тогда на трибуне? «С тобой легко говорить». Примерно то же самое сказала мне Рэйчел: «Ты умеешь говорить с людьми». По-моему, это явная ложь. Если бы я была так хороша в общении с людьми, я бы просто поговорила с Эзрой после игры с Лейк-Фолс. Я бы поговорила с Линдси про бал выпускников. Линдси. Вчера она вся светилась в своем великолепном платье. Я поняла, что в тот день в торговом центре она предложила мне быть соседками по комнате, даже зная, что я собираюсь на свидание с парнем, который ей нравится. Она относилась ко мне лучше, чем я к ней, никогда не таила на меня зла, никогда не относилась ко мне с пренебрежением. С каждым открытием мне все больше хотелось утонуть в диванных подушках. В конечном счете я бы впиталась прямо в набивку этакой лужицей сожаления. Всего этого можно было избежать. Этих диванных страданий, этой... потери... Я могла бы избежать большей части случившегося, просто сделав чуть больше. Я могла бы постараться, как сказала Рэйчел. Приложить усилия. Но что можно было сделать? Что я могла сделать теперь, кроме как играть в «Супер Марио Карт» с Фостером? Наверное, я была хуже всех. Мы с Фостером переместились с дивана только ради ужина, и как раз тогда мама с папой сообщили нам новость, за ужином с самыми любимыми блюдами Фостера. Они собирались в Калифорнию «завершить процесс» — окончательно оформить усыновление. Как сказала мама, оно должно произойти в штате настоящего местожительства Фостера. Юридическая фигня. — Мы уезжаем в четверг утром и вернемся в пятницу поздно ночью. Как по-вашему, справитесь или нам попросить миссис Паттерсон переночевать с вами? — Нет! Миссис Паттерсон была нашей престарелой соседкой и моей нянькой с самого детства. Не то чтобы я возражала провести с ней вечер время о времени в прошлом, но теперь я уже слишком взрослая для того, чтобы за мной «приглядывали», как выражалась миссис Паттерсон. — С нами все будет в порядке, — сказала я, понизив голос. — Мы способны присмотреть за собой одну ночь. — Я многозначительно посмотрела на Фостера. — Так ведь? Он не поднимал глаз от тарелки. — Конечно. Минуту все молчали. — Фостер, понимаю, все происходит очень быстро, — сказала мама. — Мы не обсуждали это с Элизабет, но подумали, может быть, ты захочешь поехать с нами и увидеться с ней? Фостер не раздумывал ни секунды. — Не хочу пропустить игру. — Но... — Он не хочет пропускать игру, Кэт. — Папа накрутил пасту на вилку и посмотрел на Фостера. — Эта важная, да, приятель? Фостер кивнул: — Окружная. — Окружная, — повторил папа, а затем послал маме такой же многозначительный взгляд, каким я только что смотрела на Фостера. После ужина мы вернулись на диван, только на этот раз Фостер разложил на журнальном столике поле для «Монополии». Я смотрела, как он раскладывает яркие купюры. Он всегда был банкиром. — Как так получилось, что ты не хочешь видеть свою маму? — Я не смогла придумать достойное вступление, поэтому просто пропустила его. — Она не хочет меня видеть, — просто ответил Фостер. — Ты этого не знаешь. — Не знаю? — Выражение его лица не изменилось, но он прижал карточки «Общественной казны» немного сильнее, чем необходимо. — Может быть, это было бы хорошо для... завершения. Или вроде того. Фостер только покачал головой, но когда поднял глаза, они подозрительно блестели. — Это что-то вроде тайной шутки, Дев. Тебе не понять, потому что с тобой такого не случалось. Ты никогда не поймешь. После некоторой паузы я прочистила горло. — Ну... я бы хотела понять. — Нет, ты не поймешь. — Ты знаешь, что я имею ввиду. Секунду он смотрел на меня, а затем кивнул: — Да. Спасибо. 33 Мне не особенно хотелось в школу, но понедельник наступил и прошел без лишнего шума. Я ждала, что Стэнтон Перкинс попытается напасть или на Фостера, или на меня, но даже не видела его. Я также не видела ни Кэса, ни Линдси, ни Эзру. После таких бурных выходных школа показалась немного скучной. Ну и слава Богу. Я не хотела никаких разборок. Я просто хотела делать домашку по математике и писать эссе про Чинуа Ачебе [21]. Спрятаться в пещере знаний. Я теперь готовлюсь к колледжу, помните? Я поступлю в Ридинг и однажды, когда я буду заниматься под теми дубами, все это покажется мне далеким прошлым. Как по волшебству, во вторник отменили физкультуру, и у нас появилось окно в расписании. Я работала над эссе в библиотеке и посылала искренние благодарности тому, кто наградил ребенка мистера Селлерса конъюктивитом. И только в среду днем я увидела Линдси. Она остановила меня в коридоре, когда я шла на свое «рабочее место». По крайней мере попыталась остановить. — Девон! — Она стояла возле своего шкафчика и махала мне рукой. — Мы можем поговорить? Подойдя ближе, я немного замедлилась. Я хотела поговорить. Правда хотела. Но... не смогла. — Ой, извини, — сказала я. — Мне нужно идти преподавать. — Всего на секунду? — Жутко опаздываю! — сказала я, указывая на запястье, где не было часов. И рванула к кабинету английского языка. Я как раз добралась до двери, когда от группы стоявших рядом девятиклассников отделилась Алекс, ученица с эссе про Гэтсби, и подбежала ко мне. Превосходно. Отвлечет меня от собственной явной трусости. — Привет. Есть вопросы? — Не сегодня. Смотри! — Она перевернула титульный лист своего эссе. В верхней части первой страницы большими красными цифрами было выведено 87%. — Это не «отлично», — невозмутимо произнесла я. — Ты издеваешься? — Ага. Это здорово. Поздравляю. — Дай пять за метафорические платья. Я хлопнула по ее ладони, и она пошла дальше по коридору догонять своих друзей. Я смотрела, как она уходит, и, даже зная, что на самом деле не имею отношения к ее оценке, что я не сделала ничего примечательного, все же испытывала странное удовлетворение, как будто сама достигла чего-то. Так чувствуют себя учителя? Поэтому они учат людей? Я никогда не задумывалась о том, каково быть учителем. Если бы раньше мне нужно было кратко сформулировать, то я бы сказала, что это, скорее всего, отстойно. Может, ваши ученики не хотят быть тут, или слушать вас, или делать домашнюю работу. Но несмотря на это, вы можете научить их чему-то. Может, это будет труднее, но зато будет приятнее, когда вы действительно достигнете цели. Я уже была готова зайти в класс, как меня окликнули. Сквозь толпу пробирался Джордан, а следом за ним Эзра. — Чемпион, — сказал Джордан, — я тебя искал. — В чем дело? — Я, э-э, хотел спросить, есть ли у тебя записи к сегодняшнему немецкому. — Я учу испанский.