Вокруг так тихо, что, мне кажется, я слышу не только стук собственного сердца, но и сердцебиение Зака. Что я наделала? Задавал ли Зак себе тот же вопрос после того, как вколол Сьюзи смертельную дозу морфия? Продумал ли он свои действия? Или под влиянием импульса позволил своему уязвимому сердцу принять решение? — Т-ты женился? — разрывает тишину голос Сесилии, появившейся рядом с Заком. На его лице то же безжизненное выражение, что и у меня. Он знал о слоне в комнате. Но решил его проигнорировать. Теперь слон вышел из-за угла и разрушил все своей бушующей поступью. — Да, — шепчет он. — К-когда? — спрашивает Сесилия. Зак моргает еще несколько раз, — единственная часть его лица, которая двигается. — В прошлом году. Рука Сесилии опускается на ее грудь. Она знает, что это означает, что мы поженились вскоре после смерти Сьюзи. Она просто не знает причины. А может, это и не ее дело. А может, мне стоило держать себя в руках… здесь нет места для «может». Я выпустила своего внутреннего трехлетнего ребенка и не могу отменить того, что только что сделала. Но любовь толкает людей на безумные поступки. Она не будет сидеть без дела в углу. Любовь требует признания иначе… взорвется. — У вас… — Сесилия слегка задыхается, — …был роман… — Нет, — обрывает ее Зак. — Тогда, в чем причина? Я не могу оторвать глаз от Зака, а он от меня. — Хочешь рассказать всем, почему мы поженились? — спрашивает меня Зак. В его тоне нет гнева. Это воплощение капитуляции. Поражение. Взбесись, Зак. Пожалуйста, сойди с ума. Будь человеком! Я моргаю, освобождая слезы, чувствуя яд сожаления. — Нет, — мой голос срывается. — Я… Моя голова двигается из стороны в сторону. — Я просто хотела, чтобы меня признали твоей женой. — Я всхлипываю, из носа текут сопли. Прекрасный аксессуар к моему праздничному платью. — Ну… теперь все знают, что ты моя жена. Счастлива? — Зак разворачивается и пробирается сквозь небольшую толпу. Через несколько секунд входная дверь захлопывается. Я бегу за ним, но он уже съезжает с подъездной дорожки. Придерживая подол платья, я мчусь вдогонку, но на каблуках не успеваю. Достигнув конца длинной дорожки, мне остается лишь тяжело дышать и вытирать слезы. — Прости, — шепчу я задним фарам его машины. К тому времени, когда я возвращаюсь на крыльцо, многие уже собрались перед домом, а некоторые пялятся в окна. Я открываю дверь, и толпа разбегается — все, кроме Сесилии. — Простите… меня, — говорю я ей. Мне больно на нее смотреть, поэтому я отвожу взгляд. Прошаркав в библиотеку, беру свою сумочку и плащ и заказываю такси. — Я отвезу тебя домой или куда угодно, если ты расскажешь мне, что только что произошло, — говорит она. — Ваш сын — добрый самаритянин. Вот что произошло. Он дал мне больше, чем я заслуживаю. А мне этого оказалось недостаточно. Это все моя вина. Я испортила свадьбу и испортила отношения с ним. Мне невыразимо жаль. — Я вытираю случайную слезу и снова иду к входной двери. — Я все равно не понимаю. Открывая дверь, я оглядываюсь через плечо, улыбаюсь через боль и слегка пожимаю плечами. — Это больше не моя история. И никогда ей не была. Пожалуйста, передайте мои искренние извинения Аарону и Данни. Когда прибывает такси, у меня нет иного выбора, кроме как вернуться в дом Зака. Мои вещи там. Мой паспорт. Мой кот. Меня приветствует гнетущая тишина, когда я открываю дверь и снимаю туфли. Проглотив страх и поникшую гордость, волочу ноги к его спальне. Дрожащей рукой обхватываю ручку, чтобы толкнуть ее вниз, но она не поддается. Он заперся от меня. Сжав кулак, я поднимаю его, чтобы постучать, но останавливаюсь. Мои пальцы разжимаются, и я кладу ладонь на дверь и закрываю глаза. Что я наделала? — Прости, — снова шепчу я, прежде чем удалиться в свою спальню. У меня нет сил смыть макияж или переодеться ко сну. Мне лишь удается вылезти из платья и в нижнем белье заползти в постель. Я прижимаю подушку к себе, и мои слезы, наконец, высыхают. Разум успокаивается. И я засыпаю. На следующее утро пронзительный звук кофемолки выводит меня из комы сожаления. Прежде чем пройтись по пути позора, принимаю душ и надеваю джинсы и футболку. Волосы мокрые. Глаза все еще немного красные и опухшие. Как бы мне ни хотелось телепортироваться буквально в любую точку мира, я не могу. Так что я бреду на кухню. Зак не отрывает взгляд от своей тарелки и телефона рядом с ней. Одной рукой он держит кружку с кофе, медленно поднося ее к губам, будто меня нет в комнате. Я наливаю себе кофе и усаживаюсь рядом с ним. А он все продолжает вести себя так, будто меня не существует. — Думаю… — Я поджимаю губы и тщательно взвешиваю слова. — Думаю, мне хотелось быть твоей женой по-настоящему. А вчера ты заставил меня почувствовать себя никем после того, как заставил чувствовать себя… ну, кем-то для тебя. Ты отступил от меня на шаг, чтобы объявить о своем статусе вдовца. А когда я попыталась взять тебя за руку, ты сунул ее в карман. Я качаю головой. — Я не могу быть с тобой близка и быть никем. Возможно, я думала, что смогу, но нет. — Я обхватываю чашку обеими руками и смотрю на черную жидкость вместо того, чтобы ждать, пока Зак посмотрит на меня. — Моя мать так и не вышла замуж. Не требовала ни от кого ничего большего, чем одну ночь в постели. Никогда не осмеливалась мечтать о большем, чувствовать, что заслуживает место в этом мире, где она действительно кому-то нужна, где чувствовала бы себя в безопасности и бескорыстно любимой. Я же всю свою жизнь мечтала о любви, даже когда не знала, что она означает. Думаю, я хотела ее больше всего на свете. Я мечтала о красивой свадьбе, первом собственном доме и топоте крошечных ножек. Это была мечта. Я мечтала о… мечте. Вместо этого получила бракосочетание в суде, брак без любви, дешевые авиабилеты, медицинскую страховку и карту «избавься от долгов и живи свободно». И если я кажусь тебе неблагодарной, то это не так. Я очень, очень тебе благодарна. И я очень сожалею о беспорядке, который устроила твоей семье, и об импульсивном поведении на свадьбе Аарона и Даниэль. Я не горжусь своим поступком и, если бы могла, то вернула бы все назад. Но я не расстроена тем, что правда открылась. Даже если теперь уже не знаю, что между нами правда. От него по-прежнему никакого ответа. — Уверена, ты молча отсчитываешь минуты до моего ухода. — Я быстро смахиваю слезу. Это совершенно новый уровень невидимости. Со мной еще никто так не обращался… находясь в одной комнате. Челюсти Зака напрягаются, сильно и неумолимо. От его тела ударными волнами исходит напряжение, как при землетрясении, оставляя трещины в моем сердце, которые будут ощущаться еще долго. Он относит тарелку и кружку к раковине, с грохотом отправляя их в нее, и опускает подбородок к груди. — Не знаю, когда ты решила влюбиться в меня, потому что я не предлагал брак по какой-то иной причине, кроме как помочь тебе. Мы пересекли линию, и я думал, что контролирую ситуацию. Думал, что готов справиться с последствиями пересечения этой линии, но ошибался. Я не готов. Я… — Он потирает виски. — Бл*дь, я… я ничего сейчас не знаю. Это моя вина, а не твоя. С беспорядком я разберусь. Не думал, что наш брак станет для тебя чем-то большим, чем выгодная сделка. Зак поднимает голову и смотрит мне в глаза, его лицо искажено такой агонией. — Брак… Он делает паузу, закрывая глаза на краткую секунду. — Все… — он качает головой, — …все перевернулось с ног на голову. Ты стала для меня настоящим спасательным кругом, и я все время думаю о тебе. Я тоже не могу совместить брак и близость. Ты гораздо больше, чем друг, и по закону моя жена. Но в моей голове и, возможно, даже в сердце ты не моя жена. И я прошу прощения, если это причиняет тебе боль. У меня в голове полный пи*дец. Я не раз называл тебя своей женой, потому что пытался понять, кем мы стали. Пытался увидеть, как мы вписываемся в жизни друг друга. И пока я этого не выясню, не смогу объяснить себе, то тем более не смогу объяснить своей семье и друзьям. И если ты так хотела моего публичного признания нашего семейного положения, было бы неплохо предупредить. Я столько всего хочу сказать Заку. Полагаю, так было всегда. Однако время вечно выпадает неподходящее. Мое сердце не знает, как ему быть таким смелым. Поэтому я сдерживаю все внутри себя и позволяю назревать, пока боль не станет невыносимой. Возможно, слова, которые я собираюсь сказать, неправильные; скорее всего, так оно и есть, но они самые честные. — Ярлыки не должны иметь значения. В глубине души я это знаю. Но иногда ярлык является подтверждением. Подтверждением чувств. Подтверждением намерений. Я не знаю, как любить тебя и быть за тобой замужем, не являясь твоей женой. И в данный момент это только моя правда. Зак не торопится, доказывая, что он именно тот терпеливый человек, которого я встретила в тот день, когда он меня нанял. — Что же… — Он поворачивается, скрещивая руки на груди. — Мне многое предстоит выяснить. Мы находимся на совершенно разных жизненных путях, поэтому чувство ответственности за твое будущее так же, как и за мое, подавляет. Итак, после вчерашних событий я понимаю, что единственный способ быть с тобой сейчас — это не думать о себе как о твоем муже. Ох, как больно… Я буду чувствовать эти слова еще долго, возможно, целую вечность. Как и прошлой ночью, между нами вновь происходит обмен пристальными взглядами. Я не могу не задаться вопросом: пытается ли он подобрать слова или, как и я, изо всех сил старается найти правильные в беспорядке миллионов отчаянных мыслей, кружащихся в его голове. Похоже, он отказывается от праздных разговоров. И хотя мне хочется продолжать бороться за него, моя совесть все шепчет и шепчет: «Ты не знаешь, как любить его, не потеряв частичку себя». Такова моя реальность на данном этапе жизни. А еще мне ужасно трудно не думать о Брейди и о том, как он, казалось, любил меня (я использую это слово легкомысленно) — человека, которым, как он считал, я могла бы быть, а не человека, которым я являлась на тот момент. Если Зак действительно меня любит, то какую из версий? Ту, кем я являюсь, или ту, кем я могла бы быть? Любовь не умеет гнаться за ожиданиями. Она процветает благодаря принятию. Молчаливым кивком я показываю свою любовь к нему, принятие его и его чувств ко мне. И тоже отказываюсь от праздных разговоров. — Пойду собирать вещи. — Куда ты отправишься? Я вижу в его глазах боль. Этим все сказано. Почему мы не могли найти друг друга в иное время, возможно, в иной жизни? — В Нью-Йорк. Я проснулась среди ночи и забронировала рейс. Лии сейчас не помешал бы друг. Он медленно кивает, и я иду в свою комнату. Собираю вещи.