— Я бы хотела, чтобы ты был здесь. — То же самое. Она помолчала несколько секунд. — Лос-Анджелес звучит оживленно. Движение на Франклин-стрит было плотным, бампер к бамперу. Тротуар был так же переполнен. В каждом городе были одинаковые звуки, так что она не смогла бы сказать, что я на самом деле в Сан-Франциско. — Ничего такого, чего бы я ни ожидал, — ответил я, глядя на вход в ресторан Basil's и наблюдая за тем, как в дверь заходят желающие заказать столик. И все из-за нее. — Ты сможешь немного отдохнуть? — Ммм, — простонала она, и я услышал, что она сглатывает. У меня было чувство, что это, вероятно, вино. — Я, конечно, постараюсь. — Я напишу тебе, когда вернусь в отель. Если ты не будешь спать, я позвоню. Она засмеялась. — Ты думаешь, что разговор с тобой меня расслабит? Я уперся тыльной стороной ступни в здание. — После того, как я скажу тебе, что делать с твоими руками, я не сомневаюсь, что ты уснешь через несколько минут. — Ради этого стоит не спать, — сказала она, ее тон снова изменился. Я улыбнулся и направился обратно к входу. — Я постараюсь закончить здесь все как можно быстрее. Я попрощался и вернулся на кухню, где Маркус стоял перед конфорками, работая сразу с несколькими кастрюлями на газовой плите. — Первый ― соус с водкой, — сказал он, как только я подошел к нему. В кастрюлю бросили пасту, затем добавили соус из другой кастрюли и соединили их. Как только зити были хорошо пропитаны, он вылил часть смеси на тарелку и пододвинул ее ко мне. Я взял вилку и подождал, пока он посыплет сверху свеженатертым пармезаном, после чего отправил несколько макаронин в рот. Я жевал губчатую текстуру, давая вкусу устояться, прежде чем предложить: — Только немного соли. Он потянулся к миске рядом с конфоркой, отщипнул белые гранулы и бросил немного на сковороду. Маркус несколько раз перевернул пасту, соединяя все вместе, а затем подал мне новую тарелку. Взяв свежую вилку, я попробовал немного, следуя тому же процессу, не отрывая глаз от еды. Когда я проглотил, поднял глаза и улыбнулся своему другу. — Это чертовски идеально. — Да? Я кивнул. — Добавь это в меню и дай мне еще одну тарелку прямо сейчас. Он положил руку на мое плечо, похлопав по нему ладонью. — Еще нет. У меня есть еще несколько блюд, которые ты должен попробовать. Маркус отошел на несколько шагов от стойки и взял бутылку вина. Он налил два бокала и протянул один мне. Мы звякнули ими друг о друга и оба сделали по глотку. — Это была она? Я посмотрел на него, подняв брови. — Кто? — Девушка, с которой ты встречаешься. Маркус не был моим самым старым другом, но он был рядом со времен колледжа, а это было чертовски давно. Я не обсуждал с ним Билли, но не был удивлен, что он мог сказать, что я счастлив. — Я несу ответственность за то, чтобы уложить ее в постель, — сказал я, — Так что сегодня вечером нам придется все сократить. Он сделал еще один глоток и рассмеялся. — Сделай мне одолжение. Не провали это дело. Я бы хотел, чтобы она была здесь хотя бы на ужин. Он понятия не имел, что говорит. Но я понимал. И я хотел сказать ему, что для этого уже слишком поздно. Но это было бессмысленно, потому что я чувствовал, что, когда он в следующий раз спросит меня о женщине, с которой я встречаюсь, Билли уже исчезнет из моей жизни. ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ ХАНИ ВЕСНА 1987 Хани не ожидала, что вспомнит последнее, что сказал Эндрю перед тем, как она потеряла сознание после операции. Но она запомнила. Каждое слово. А на следующее утро, когда она проснулась, он сказал ей, что они могут обсудить ее диагноз, когда она будет готова. Хани не была готова. Она хотела вылечиться, вернуться на работу и почувствовать себя немного более нормальной, прежде чем они заговорят обо всем, что было сломано внутри нее. Но пока она ждала этого разговора с Эндрю, его слова продолжали преследовать ее, и она не могла их отпустить. Прошла неделя, и когда пришло время идти в кабинет доктора Кац, они все еще не поговорили об этом, но акушеру-гинекологу не нужно было рассказывать им о трудностях, с которыми им предстояло столкнуться. Когда Хани смотрела на нее, ее собственные глаза показывали, насколько она была напугана этим путешествием. Когда пара уходила с приема, Хани поклялась пока не принимать никаких решений. Она хотела посмотреть, как отреагирует ее тело, если она отбросит все ожидания. Если она даст себе свободу, чтобы снова получать удовольствие от всего, испытать секс не только для того, чтобы сделать ребенка. Но когда прошло три месяца, еще три случая, когда она смотрела вниз и видела красное, Хани была готова поговорить с Эндрю. Она ждала его на диване, зная, что он увидит ее, как только откроет дверь, обнимая афган, который связала ее мать. Когда Эндрю пришел после смены, он все еще держал ручку двери в руке, когда спросил: — Что ты делаешь так поздно, детка? — Он оставил свой портфель и пиджак у двери и сел рядом с ней. Хани поплотнее натянула на себя одеяло. — Не могла уснуть. Его рука забралась под одеяло, и когда он нашел ее пальцы, он наклонился вперед и поцеловал ее. Она чувствовала его больничный запах. Это заставило ее полюбить его еще больше. — Ты никогда не просыпаешься, когда я возвращаюсь домой после смены. — Его губы переместились на ее лоб. — Скажи мне, что происходит. Ей пришлось на минуту отвести взгляд. Ее мысли были слишком тяжелыми и разбегались во все стороны. Хани планировала то, что собиралась сказать, репетировала это много раз, особенно если учесть, что она пролежала на этом диване уже несколько часов. Но теперь, когда Эндрю был здесь, слова давались ей не так легко. — Хани… Она смотрела на стеклянный журнальный столик перед ними. Она надеялась, что однажды он будет покрыт отпечатками маленьких пальчиков, острые края нужно будет обмотать, чтобы они не выкололи глаза, а керамическую вазу в центре убрать, чтобы она не была на расстоянии вытянутой руки. Все проблемы, о которых она молилась. Поэтому Хани посмотрела на мужа, сжала обе его руки и сказала: