– Я тоже не сам по себе, – напомнил Илья. – Гадить мне – дело рискованное. – Ну да! – подхватил Маттах. – Пусть только попробует. Он у нас не бычью, а свою собственную печень жрать будет! – Это да, – согласился княжич, хотя и имел в виду не Маттаха с Рулавом, а кое-кого повыше. – Всё. На-конь, братья! Нас уже ждут. Зубр оказался помоложе первого, но такой же чернобородый красавец. На людей глядел надменно, не нападал. Брезговал. Людьми, лошадьми, брешущими с безопасного расстояния псами. – Давай, хузарин, не посрами Киев! – напутствовал Владимир. Маттах смолчал, ведь в киевской гриди никогда не числился. Он вдруг стал непривычно строг и сосредоточен. Во время обеда хузарин ходил глядеть, как разделывают убитого зубра, и уже обдумал, куда будет бить. Не в шею и не в сердце. Слишком много шерсти, сала, мышц. Стрелу запросто может увести. В печень тоже нельзя. То есть попасть-то он наверняка попадет. И зубр от такой раны умрет тоже наверняка. Но умрет не скоро и неправильно. Так что выбор был невелик. Дождаться, пока бык заревет, и послать стрелу прямо в глотку. А если не заревет? Первый вот не ревел, сразу кинулся. Значит, надо, чтоб заревел. А бить придется шагов с тридцати и под правильным углом. Иначе все впустую. И что совсем неудобно, чтоб послать стрелу правильно, Маттаху придется спешиться. А если хузарин спешится и подойдет к зубру на тридцать шагов, тот может напасть. И тогда тоже путного выстрела не выйдет. – Илья, брат, последи, чтоб его не спугнули, – попросил Маттах, соскальзывая на землю. – И собак пусть уберут. Хузарин двигался очень медленно. Шевельнется, замрет… Так кошка подкрадывается к птичке. Вот только в этой птичке пудов пятьдесят. Когда охотники отъехали, а собак убрали, бык успокоился и занялся припорошенной снегом травкой. Но Маттах не сомневался: выпуклые темные глаза зубра видят всё, а мохнатые подвижные уши ловят любой опасный звук. Потому ступал хузарин очень, очень аккуратно. Цена ошибки была велика. И не риск потерять язык (в это Маттах, понятно, не верил), а жизнь. Это олень или тарпан, если их спугнуть, просто убегут. Зубр же атакует. Шаг, еще шаг… После каждого Маттах замирал на несколько мгновений. И дорогу старался выбрать так, чтобы его хотя бы частью прикрывал древесный ствол или кустарник. Это удлиняло путь, но ничего не поделаешь. Зверю знаком силуэт человека, но если он видит только голову и часть плеча, то может не узнать охотника. Маттах смотрел не только на зубра, он видел и слышал всё вокруг. Громкое хлопанье птичьих крыльев, почти неслышный писк мыши под снегом. Зверя может насторожить всё что угодно. Совсем не обязательно это будет неловкое движение охотника. Тридцать шагов. Два дерева заслоняют зверя, но хузарину хорошо видна часть массивной головы, мерное движение челюстей, мелькание языка… Зубр его не замечает, даже когда тот, очень медленно и плавно, накладывает стрелу и поднимает лук. Обычно хузарин натягивает тетиву быстрым рывком, чтобы сразу отпустить. Долго не удержать – слишком тугая. Но сейчас резко нельзя. Но можно быстро. Чуть качнуться в сторону, чтобы ствол заслонил натягиваемый лук, и на обратном движении… Звук спущенной тетивы чуткие уши зубра поймали слишком поздно. Зверь вскинулся, заревел, подпрыгнул, тяжко ударив копытами в землю… Маттах прижался к стволу. Он знал, стрела вошла верно. Но он знал и другое: бывает, что и человек продолжает сражаться со стрелой в голове. Или в сердце. Но человека надолго не хватит, а вот зверя… Еще один удар копыт… И шумное, под хруст ломающихся кустов, падение. Маттах осторожно выглянул… Зубр лежал. Тело его содрогалось, ноги подергивались, из пасти сочилась слюна… Надо выждать. Нетерпеливый охотник запросто может стать жертвой опасного зверя, если сунется к нему слишком рано. Хузарин никогда не забудет, как вскочивший кабан запорол его троюродного брата. Маттаху тогда было десять, брату – двенадцать. Кабан ударил всего один раз, но этого хватило. Брат истек кровью рядом со своей добычей. Одного удара зубра Маттаху хватит с лихвой. Только когда бык перестал вздрагивать, хузарин рискнул выйти из-за дерева. Зубр не дышал. Единственный выстрел оказался смертельным. Стрелу, с пятидесяти шагов пробивавшую любой доспех, не остановила слабая кость глазницы. Вошла по самое оперение. Теперь не достать. Пропала стрела. Ничего. Честь дороже. * * * – Надо было тебе уступить с тем, первым, быком, – сказал Воислав Горацек, наполняя кубок своего князя франкским вином. – Чем дольше он здесь, тем хуже положение у него дома. – Печенеги еще не осадили Киев? – спросил Болеслав, отпив из кубка. – Еще нет. Но судя по письмам, которые мы перехватили, до этого очень скоро дойдет. Думаю, одна из орд подступит к столице Владимира, вынудив дружинников оставаться за стенами. А вторая разграбит окрестные земли, угонит смердов и уничтожит всё, что не сможет забрать с собой. От такого удара княжество Владимира оправится не скоро, и ты сможешь спокойно делать свои дела на западе, не опасаясь русов. Главное, чтобы Владимир и его дружина как можно дольше оставались здесь. Лучше месяц кормить пятнадцать сотен, чем годами лишнюю тысячу воинов, которых придется держать близ границы с русами. – Ты так уверен, что Владимир непременно напал бы? – засомневался князь Польский. – Мне он нравится, Воислав. Думаю, я ему тоже. Я бы предпочел с ним дружить, а не воевать. – Именно поэтому надо его ослабить, – возразил Горацек. – Это политика, мой князь. Владыки не дружат, как обычные люди. Они дружат только против кого-то. Владимир тебе нравится потому, что похож на тебя. Но скажи, отдал бы ты ему хорватские земли, умри твой отец на год раньше? Вот то-то! Или ты забыл, как еще пару лет назад собирался отбить у русов Червень? Нет уж! Пусть Владимир охотится, пьет и веселится в Гнезно, не ведая, что степные волки терзают его землю. Тем крепче будет ваша дружба. – А если он узнает, что ты перехватываешь гонцов? – Я? – поднял бровь чех. – При чем тут я? В Польше множество мятежников, не желающих признать твою верховную власть. Владимир это знает. Вон даже вашего общего любимца Илью едва не прикончили. Уж в чем в чем, а в нападении на этого рыцаря нас заподозрить никак нельзя. Так удачно всё получилось. – Кроме того, что он мог погибнуть, – проворчал Болеслав. – А я тебе уже говорил… – Если бы он погиб, это значило бы, что ты, мой князь, ошибался, полагая, что ваши судьбы связаны, – неучтиво перебил Болеслава чех. – За что ты его не любишь? – нахмурился князь. – Он хороший рыцарь и сражался за меня на ристалище! – С ним хлопотно, – сказал Горацек. – А еще беспокойнее с его отцом и братом. Всё это время мне приходится следить за их подворьем и держать наготове людей с соколами на тот случай, если сюда прилетит голубь с вестями из Киева. Можно не сомневаться, что эти вести тут же передадут Владимиру. – Но голубь пока не прилетал? – Нет, – покачал головой чех. – И это мне тоже не нравится. Серегею наверняка известно, где сейчас его князь. Этот хитрый старик всегда всё знает. И если он не поторопился предупредить Владимира, ему это зачем-то нужно. И теперь нам придется ломать головы над тем, что он задумал. – А может, он просто не смог? – предположил польский князь. – Может, с ним что-то случилось? Он ведь уже совсем старый. – Этот совсем старый меня переживет, – возразил Горацек. – Здоровья в нем больше, чем в зубре, которого подстрелил маленький хузарин. Кстати о хузарах. Не хочешь ли нанять сотню-другую? Такие стрелки нам не помешают, и в верности их можно не сомневаться. Они уж точно не сговорятся ни с нашими мятежниками, ни с германцами. Те иудеев ненавидят. – Нет! – отрезал Болеслав. – Я не намерен нести Слово Господне стрелами неверных! – Как скажешь, мой князь, – не стал спорить Горацек. – Хотя столь симпатичный тебе Владимир от их помощи не отказывается. А выстрел был действительно хорош… – Это да, – кивнул Болеслав. – И выстрел хорош, и стрелок. Будь он христианином, я сделал бы его рыцарем. Но с неверного довольно и золота. Глава 13 Дикое Поле. Тремя неделями ранее. Орда Князь Уличский Артём и оба киевских воеводы, молодой Варяжко и старый Претич, смотрели с холма на печенежский стан, расползшийся по ту сторону реки. Хоревой еще не переступили незримой границы, отделяющей Дикое Поле от земель, которые великий князь Киевский считал своими, но были близко. Один дневной переход. – Большая орда, – пробормотал Претич. – Больше двух тысяч всадников. – Здесь, похоже, только Хоревой, – заметил зоркий Варяжко. – А где Курэй? – Дальше, – Артём махнул рукой в сторону заката. – И воев у него побольше, чем Хоревой, которых привел Питик. К нему мы не поедем. К нему надо ехать во главе большого войска, а не с нашими тремя сотнями. – А если осторожно? – Претич щурился, пытаясь подробнее рассмотреть печенежский лагерь: шатры, кибитки, покрывший степь многотысячный табун. – Нет. Это Питик стоит беспечно, а у Курэя не так. Его вои держат всё вокруг на два поприща. Даже мои хузары поближе подойти не рискнули. Взяли один из дальних дозоров поговорить и сразу ушли. С Курэем пришло больше десятка младших ханов и без малого четыре тысячи всадников. Почти все – мужчины его орды. С домашним кочевьем остались только старики и молодняк. – Большая сила, – отметил Варяжко. – А что сам Курэй? В степи его считают героем, ведь это он убил князя Святослава. Но то было давно. А что он теперь? – Очень опасен, – ответил Артём. – Умен, хитер, опытен. Вдобавок богат. Ромеи его прикармливают. А он время от времени рвет тех, на кого они укажут. Когда Владимир ходил на Корсунь, Курэй вертелся поблизости. Прямо не нападал, но обозы исчезали не раз и не два. Доказательств, что это он, не было. Но больше некому. – А здесь он тоже с подачи ромеев? – спросил Претич, остро глянув на Артёма из-под густых бровей. – Может быть. Отец не знает. Ему ничего не передали. А вызнавать тайны Палатина, находясь в Киеве… – Артём пожал плечами. – Но это ведь возможно? – настаивал Претич. – Вполне. А нам-то что? – Если Курэй пришел сюда за ромейское золото, он не будет драться до последнего, чтобы взять хоть какую-то добычу. Если увидит, что мы сильнее… – Мы – это кто? – перебил Артём. – Я со своей дружиной? Вы с той, что оставил вам Владимир? Или, может, Фарлаф Черниговский со своей гридью? – Ну да! – воскликнул Претич. – Видишь, сколько нас! Что нам Курэй с этим, как его, Питиком! – Ага, – согласился Артём. – А если еще полоцких и новгородских добавить… – Эти не придут, – возразил Претич. – Им же далеко. – А другие придут? – поинтересовался Артём. – Фарлаф, скажешь, придет? А вы со своими? Сколько у вас гриди? Тысячи полторы? – Еще ополчение можно привести, – напомнил Претич. – Сюда, в степь? – насмешливо произнес Варяжко. – Под стрелы копченых?