Глава 9. В плену. Когда мне было четырнадцать, моя лучшая подруга Мэди пропала. Вышла из дома и не доехала до конечной точки: дома бабули Рэйчил в Бруклине. Весь город гудел неделю, пока велись поиски. А потом Мэди вернулась домой. Сама. Без чьей-либо помощи. Правда, она больше не была той Мэди, которую мы все знали. Видимо, тот ужас, который ей пришлось пережить, здорово повредил ей мозги. Помню, отец тогда сказал, что Мэди временно поживёт в больнице, а когда поправится, вернётся домой. Но, домой Мэди так и не вернулась. Она задушила себя нейлоновой трубочкой от капельницы. Оставила записку и... После этого по городу поползли страшные слухи о содержимом записки. Кто-то говорил, что в ней Мэди оставила адрес, где проживал убийца. Другие утверждали, что это было его имя. А третьи придерживались мнения, что в записке Мэди описала все те злодеяния, которым подверглась. Никто точно не знал, что скрывала в себе злополучная записка. Однако, похитителя Мэди поймали спустя нескольких дней после её смерти. Им оказался старший брат её приятеля Джимми – Пэрис. Он удерживал мою подругу, и шесть девочек до неё, в своей квартире в двух кварталах от места, где жила бабушка Мэди - Рейчил. Уж не знаю, что именно он делал с Мэди, но только я помню, как мама назвала его «грязным подонком», и это было самое грубое ругательство, которое я от неё когда-либо слышала. После смерти Мэди родители не стали вдаваться в подробности и объяснять мне, что произошло с моей лучшей подругой. Так что какое-то время я жила в святом неведении, пока двумя гадами позже не наткнулась на вырезки из газеты в доме всё той же бабули Рэйчил, которая скоропостижно скончалась из-за мучавшего её долгие годы диабета. «Седьмая жертва Бруклинского маньяка самостоятельно вернулась домой!» - гласил заголовок. «Мэдисон Марс – четырнадцатилетняя девушка, пропавшая семь дней назад, вернулась домой. В 6:30 утра во вторник, Мэри Марс – мама девушки, обнаружила пропавшую на пороге своей квартиры. При осмотре медики зафиксировали множество ссадин и гематом, а также разрывы, свидетельствующие о сексуальном насилии, которому неоднократно подвергалась пострадавшая. Добиться каких-либо показаний от жертвы не предоставляется возможным. По заключению психиатра, ужас, который пережила жертва, буквально свёл девушку с ума.» Эта грязная, ничем не прикрытая правда настолько впечатлила меня, что я какое-то время боялась выходить из дома и полгода просидела на домашнем обучении. Родителям я, конечно же, ничего не сказала. Так что боролась с этим страхом в одиночку. - Са Ра! – кто-то зовёт меня по имени. Знакомый голос прорезается сквозь темноту, заставляя пробудиться от летаргии, в которую я медленно впадала. – Са Ра! – снова зовёт голос. – Просыпайся! Открывай глаза! Голос звучит требовательно с еле уловимыми нотками страха. Уверена, будь я в сознании, пропустила бы эту мелочь. Но я медленно погружаюсь в сон, забившись в тёмный уголок своего сознания и свернувшись там клубочком. Я, практически смирилась с темнотой, которую боялась с детства. Я с ней слилась. Стала частью её, а она частью – меня. Не знаю почему, но мне это нравится. - Открой глаза! – голос звучит громче, вызывая непреодолимое желание закрыть уши. Мне хочется, чтобы он заткнулся, дал уснуть, как того требует всё моё существо. Но голос не унимается. Он продолжает меня звать, пока не начинает бесить до такой степени, что я открываю глаза. Приглушённый свет расплывается в неоновые круги, напоминающие мыльные пузыри. Смотреть через такой эффект неприятно. Я зажмуриваюсь, потираю глаза руками, удивляясь незнакомой мне прежде тянущей боли в запястьях. Открываю глаза. Моргаю. Картинка начинает медленно приобретать чёткость, открывая для меня всё новые и новые детали окружающего мира. А «миром», собственно, является тёмное, плохо освещённое полуподвальное помещение. По крайне мере, оно кажется мне таковым. Внутри стоит запах тухлой рыбы и весь пол в брызгах воды. - Са Ра! – как мантра, звучит новый зов, и я поворачиваю голову в сторону исходившего звука, но вижу лишь пару спортивных белых кроссовок, мелькающих в темноте. Это Джи Хун. - Открой глаза! – попросил он. - Джи Хун!! – отзываюсь я. Мой голос звучит хрипло. Должно быть из-за того, что в горле всё пересохло. – Где мы? - Не знаю! – слабым голосом отвечает он. – Но судя по морозильным установкам и рыбьим кишкам на полу – мы либо в подвале рыбного ресторана, либо на заводе по переработке рыбы. Одно из двух. - Гадость! – морщусь я. Никогда не любила рыбу. – Тебе тоже связали руки? - потупив взгляд на затянутые верёвкой запястья, интересуюсь я. - Угу. – Отвечает Джи Хун. В его голосе звучит напряжение словно каждое произнесённое слово, даётся ему с трудом. – Надо выбираться отсюда! – предлагает он. - Но, как? Я ещё раз осматриваю помещение. Окна отсутствуют, как и запасной выход. А тот, что имеется, наверняка охраняется снаружи. - Прости, что ввязала нас в это. – Осознав наше положение, всхлипываю я. – Не надо мне было… - Кто-то идёт! – шипит Джи Хун и я тут же умолкаю, прикрыв руками рот и сотрясаясь в беззвучных всхлипах. «Скрр- скрр- скрр» - раздаются отчётливые скрипучие шаги, звук которых ударяясь о пустые холодные стены превращается в оглушительный грохот. Внутренняя паника нарастает. Тело бьёт мелкая дрожь, сердце в панике рвётся наружи, а в голове звучит лишь одна мысль: «сейчас я умру». Поддавшись животному инстинкту, я забиваюсь в ближайший угол, выставив перед собой, как щит, связанные руки. Они единственная преграда между мной и тем, кто сейчас войти в эту комнату. Раздаётся очередной скрип. На этот раз дверной. И кто-то, крадучись, входит внутрь. - Уже очнулись? – по-змеиному глухо, интересуется незнакомец. Он осторожно пробирается сквозь рыбные ошмётки, боясь поскользнуться на чешуе. - Отвечайте! – рявкает он и замирает на месте, прислушиваясь к нашему дыханию. Мне начинает казаться, что я слишком громко дышу. И я задерживаю дыхание, боясь себя обнаружить. Но мужчина, судя по шагам, надвигается прямо в мою сторону. - ЭЙ! – подаёт голос Джи Хун. Он отвлекает внимание незнакомца на себя и тот, повернувшись ко мне спиной, направляется в сторону сидящего на полу Джи Хуна. Тощая, с узкими плечами и по девичьи круглыми бёдрам фигура незнакомца одета в форменную серую куртку с надписью «рыбный магазин Ин Воля». А это значит, что Джи Хун был прав в своих предположениях. - Какие люди! – злобно присвистывает незнакомец, присев на корточки рядом с Джи Хуном. – Не слишком убого для тебя? А? - Ген Ван. – Хмыкает в ответ Джи Хун. - Как видишь! Незнакомец разводит руками. - Как и обещал! - Разве ты не должен сейчас быть в тюрьме? – слегка надменно интересуется Джи Хун. - Видишь ли, мой адвокат выбил для меня условное наказание с исправительными работами в этом захолустном местечке и сумасшедшим штрафом. Как видишь, твоя популярность не всемогуща! Ты – не всемогущ! – голос говорящего приобретает гневный оттенок. – Так что приготовься! Сегодня тебе придётся ответить за всё. - И за что же? - За мою жизнь, которую ты разрушил! - Это сделал не я, а ты сам! - Ты не должен был стать певцом! Он вскакивает на ноги и начинает кричать как обезумевший: - Они должны были взять меня! Слышишь, МЕНЯ! - Но, я лицом не вышел! – он зловеще усмехается и больно пинает Джи Хуна в бедро. Тот издаёт сдавленный стон. - Больно? – ехидно интересуется незнакомец. – Мне было в тысячу раз больнее! – признаётся он. - Каждый раз, когда видел твоё смазливое личико на экране, хотелось придушить тебя собственными руками. Ты занял моё место! Украл мою жизнь! Ты… Он снова пинает Джи Хуна ногой. Тот валится на бок, и я вижу, как его лицо искажает боль. - Ты должен умереть! – злорадно произносит незнакомец. Он поднимает ногу и ставит её на щёку Джи Хуна. – Сдохни! Сдохни! – шипел он, упиваясь своей властью. - ЭЙ! – что есть мочи кричу я. Незнакомец подпрыгивает от неожиданности. Он так увлёкся, что попросту забыл о моём присутствие. - А-а-а! Ты! – шипит он. Снимает с щеки Джи Хуна ботинок, оставляя красный след и движется в мою сторону. Я вжимаюсь спиной в стену, не в силах оторвать взгляд от его обезумевших глаз. - Хорошенькая! – облизывается он. – Джи Хун, ты не против, если мы с твоей подружкой немного развлечёмся? - Не трогай её! – хрипло рычит Джи Хун. – Она здесь не причём! Это наше с тобой дело! Он пытается подняться, но каждое движение даётся ему с трудом. Так что я быстро понимаю, что осталась одна – связанная и напуганная, против надвигающегося на меня монстра. - Верно! Это наше с тобой дело! – соглашается незнакомец. – Но, ты можешь подождать! А вот женщины ждать не любят. - Ген Ван! – рычит Джи Хун, но тот его не слышит. Вернее, делает вид, что не слышит. - Уверен, тебе понравится! – заявляет с ухмылкой Ген Ван. – Если не будешь сопротивляться! Он издаёт мерзкий звук, похожий на вой шакала. Его лицо искажается в зловещей улыбка. - Не подходи ко мне! – дрожащим голосом говорю я. Не то моля, ни то приказывая. - А то что? Ты меня съешь? Он снова разражается мерзким смехом, а затем склоняется надо мной и шепчет: - Здесь я – волк, а ты – поросёнок! Маленький, глупенький поросёночек! – напевает он. Я морщу нос. От него пахнет потом и солёной рыбой. - Джи Хун! – громко кричит он, всё ещё нависая надо мной. – Ты ещё не подох? Подай голос! Мне очень важно, чтобы ты слышал, как я развлекаюсь с твоей девчонкой. Он выпрямляется и принимается расстёгивать ширинку форменных серых брюк. Я с ужасом наблюдаю за ним и думаю, что чувствовала Мэди, когда Пэрис проделывал с ней тоже самое? Боялась ли она как я? Тряслась ли от страха? Кричал? Звала на помощь? Или молчаливо ждала? Может мне тоже стоит позвать на помощь? Есть ли в этом смысл? И что будет после того, как всё произойдёт? Он убьёт меня или я сойду с ума как Мэди? Сведу счёты с жизнью, задушив себя трубочкой от капельницы и оставив напоследок невнятную записку? Прежде чем я успеваю, понять, что делать, он наваливается на меня пытаясь стянуть джинсы. Не смотря на его худобу, я чувствую себя как жаба, которую переехал каток. Секунды длятся бесконечно долго и, когда я наконец прихожу в себя, он успевает разорвать на мне рубашку. - А-а-а! – кричу я что есть мочи и пинаю его коленом в пах. Он скрючивается в болезненных потугах, прикрыв ладонями ушибленное место. Второй пинок приходится ему в грудь. Он заваливается на спину, а я, улучив возможность, пытаюсь встать. Но со связанными руками это оказывается не так уж просто. Я переворачиваюсь на живот и упераюсь локтями в пол, пытаясь приподняться. Но мой соперник отходит от боли быстрее, чем я на то рассчитывала. Он вскакивает на ноги и с размаха ударяет меня кулаком в затылок. Пол начинает кружиться в призрачном вальсе, а голова наливается свинцом. Оглушённая, я переворачиваюсь на спину, и он тут же хватает меня за шею. Наваливается всем весом и рвёт мои джинсы. Раздаётся предательский треск рвущейся ткани и его лицо искажает властная улыбка. Я пытаюсь прийти в себя. Мысленно зову на помощь, молю, кричу, но тело мне не повинуется. Я только наблюдаю за происходящим. Чувствую, как он рвёт на мне одежду и не могу ничего сделать. А потом за спиной Ген Вана вырастает тёмная тень со светящимся нимбом над головой. Я решаю, что это ангел смерти пришёл, забрать меня. Но это не ангел смерти. А Джи Хун державший над головой что-то блестящее. Что-то, что с тошнотворным треском опускается на голову Ген Вана. Лицо, искажённое улыбкой, заливает кровь. Он резко выпрямляется, касается стекающей по лбу алой струйки пальцами и закатив глаза, валится на меня. Откинув в сторону орудие убийства, Джи Хун стаскивает с меня тело Ген Вана и одним рывком ставит меня на ноги. Я оказываюсь перед ним в разорванном белье и лохмотьях, которое раньше было рубашкой, с перепачканным кровью лицом и не знаю, что должна чувствовать. - Помоги мне! – вглядываясь мне в лицо, мягко просит Джи Хун. – Подержи нож! И не дожидаясь моего согласия он вставляет в мои затёкшие пальцы рукоятку огромного тесака и начинает тереть о лезвие верёвки, связывающие его руки. К счастью, верёвки поддаются легко и путы Джи Хуна падают на пол. Он быстро растирает затёкшие руки и вспарывает верёвки на моих запястьях. - За дверями наверняка есть кто-то, кто нас охраняет! – говорит он. Стягивает с себя свитшот и вкладывает его в мои руки. – Я пойду первым и, если между мной и тем, кто снаружи завяжется драка, тебе придётся выбираться одной. Ты меня поняла? – с этими словами он слегка встряхивает меня, приводя в чувства. - Чем ты его? – хриплю я, не в силах оторвать взгляд от красной лужице растекающейся под Ген Ваном. - Головорезом.. – тихо отвечает Джи Хун и помогает мне натянуть свой свитшот. – Тебе надо одеться! – поясняет он, не отрывая от меня взгляда. - Думаешь, он выживет? Но Джи Хун ничего не отвечает и тогда говорю я. - Надеюсь, что нет. Глава 10. Спасение. Говорят, пережив сильнейший стресс мозг «стирает» из памяти травмирующие воспоминания. Я же, помню тот день в деталях. Помню, Джи Хуна стоящего возле железной двери с тесаком в руках. Помню, скрежет открывающейся двери и испуганные глаза лысеющего мужчины. Он выскочил перед нами так же неожиданно, как чёрт из табакерки. Помню, как из его рта вырвался сдавленный вскрик, когда Джи Хун пнул бедолагу в живот. К счастью, этого оказалось достаточно, чтобы тот потеряв равновесие, плюхнулся на пол и больше не встал. - Он тоже умер? – на бегу спрашиваю я. Мы бежим по узкому коридору держась за руки. Джи Хун двигается чуть быстрее, держа наготове тесак. - Нет, - качает головой Джи Хун. – Он просто побоялся напороться на нож. Вот и остался лежать на полу. Эти слова меня немного успокаивают. Думаю, моя психика не выдержала бы вида ещё одного окровавленного тела. - Кажется, там выход! – говорит Джи Хун и прибавляет шаг, так, что я еле поспеваю за ним. На нашу удачу железная дверь оказывается не запертой. Она с лёгкостью открывается, когда Джи Хун тянет за ручку. Дождавшись, когда дверь глухо ударится о стену, он крадучись выходит наружу и осматривается. На улице темно. Ночь это или ранее утро – не разобрать. - Никого! – шепчет он и схватив меня за запястье, тянет прочь от этого гиблого места. Мы бежим целую вечность. Ослабленная голодом и стрессом, я еле передвигаю ногами. Если бы не крепкая хватка Джи Хуна, я бы осталась на пороге злосчастного здания. Он бежит довольно быстро, для человека, дважды получившего по голове. Я окидываю его любопытным взглядом. Желваки на его скулах выпирают так, что о них можно порезаться. Создаётся впечатление, что он преодолевает себя не меньше моего. Быть обузой мне не хочется, поэтому, собрав последние силы, я ровняюсь с ним и держу этот темп до тех пор, пока на горизонте не начинаю мелькать огни больницы. - Ещё немного! – кричит Джи Хун и в его голосе слышится облегчение. К этому моменту я совсем выбилась из сил, так что новость Джи Хуна становится топливом для моего истощённого организма. Наше появление в больнице вызывает большой переполох среди медперсонала. И я удивляюсь этому, не осознавая, как плохо мы выглядим. От быстрого бега в горле всё пересохло и какое-то время мы молча восстанавливаем дыхание под удивлённые взгляды собравшейся толпы. - Помогите… – выдыхает Джи Хун и валится на пол без чувств. Медсёстры с визгом подскакивают к нему и окружив со всех сторон, принимаются суетливо ощупывать и осматривать его тело. Одна из них подбегает ко мне и схватив за плечи, требовательным тоном просит: - Ты должна рассказать, что с вами произошло! Хорошо? - Х-хорошо! – заикаясь отвечаю я. - Вы попали в аварию? - Нет – качаю головой я. – Нас похитили! На следующее утро, когда я открываю глаза, ярко светит солнышко, норовя проскользнуть сквозь плотно задёрнутые шторы. Всё тело болит от синяков и ссадин, особенно затылок, куда пришёлся удар Ген Вана. При одной мысли об этом человеке, по коже пробегают мурашки. Страх поднимается от трепещущего сердца к горлу и железной рукой сдавливает его так, что я не могу дышать. Если бы не медсестра, вошедшая в палату, я бы задохнулась. Она подбегает ко мне и бросив взгляд на мои обезумевшие глаза, нарочито медленно проговаривает: - Ты знала, что Эверест – не самая высокая гора на планете? Конечно, Эверест выше над уровнем моря, чем любая другая гора на Земле, но если брать за точку отсчёта дно океана, то наивысшей горной вершиной следует считать щитовой вулкан Мауна-Кеа на Гавайях. - Ч-чего? – сиплю я, чувствуя, как железную руку ослабляет хватку. - Вот и молодец! Дыши глубоко и думай об Эвересте и Мауна-Кеа. Сделав несколько глубоких вдохов, я начинаю чувствовать себя лучше. Железная рука сдаётся, спазм проходит, и я, удивлённо ощупывая шею, спрашиваю: - Что это было? - Паническая атака! – поясняет медсестра. – У тебя это впервые? - Да… – отвечаю я. Она понимающе кивает. - Меня зовут Ми Э! – представляется она. – Я наблюдаю тебя со вчерашней ночи. – Она выдерживает паузу, раздумывая задавать ли следующий вопрос, а потом осторожно спрашивает: - Тебя изнасиловали? Я отрицательно качаю головой. - Тебя пытались изнасиловать? Я медлю, а затем делаю один неуверенный кивок. - Хочешь, чтобы тебе оказали психологическую помощь? Мы можем пригласить специалиста. Он поможет тебе справиться с… - Не надо! – тихо прошу я. – Я не хочу никуда обращаться. Мне не нужна ТАКАЯ помощь. - Как скажешь! – спокойно соглашается Ми Э и ласково треплет меня по плечу. – Кстати, за дверью твоего пробуждения дожидается один господин. Он сказал, что является менеджером группы, с которой ты снималась в реалити-шоу. Мне его позвать или сказать, что ты ещё спишь? - Позовите…- неуверенно бормочу я. Ми Э, послушно кивает головой и выходит из палаты. А спустя несколько секунд в дверях появляется менеджер Ким. На нём одет мятый костюм, что совсем не в его правилах. Волосы всклокочены, под глазами тёмные круги, а в руках стаканчик с кофе из автомата, который он, второпях, забыл выбросить. - С-Са Ра! – неловко тянет он, поправляя галстук. – Как ты себя чувствуешь? Он обводит меня взглядом и его лицо искажается от боли. - Уже лучше, господин Ким! – сдавленно улыбаюсь я. - Как Джи Хун? Этот вопрос застаёт его врасплох. Он мешкает с ответом, а потом выдаёт размытое: - Не так хорошо, как ты. Но врачи говорят, что он поправится. - Поправится? Что с ним? - У него осложнения после полученной травмы головы. Когда вы были там, - неуверенно тянет менеджер, - он не жаловался на боль в голове? - Нет… - задумчиво отвечаю я. – Но, иногда мне казалось, что она у него болит. Потому как он сжимал зубы. Будто терпя болью - Хм-м-м… - выдыхает менеджер, нахмурив кустистые брови. – Всё ясно. Он переступает с ноги на ногу и осторожно говорит: - Я хотел поговорить с тобой, Са Ра! И, я очень надеюсь, что ты поймёшь меня правильно. То, что вы с Джи Хуном пережили…- он заминается, одарив меня сочувственным взглядом и исправляется: – То, что ты пережила – просто ужасно, но сейчас твоё тело восстанавливается и будет чувствовать себя ещё лучше, через несколько дней. Я хочу сказать Са Ра… - он замолкает. Слова даются ему с трудом. - Скажите! – прошу я. - Са Ра, тебе лучше вернуться домой! - А как же шоу? - В связи со случившемся, реалити-шоу остановлено и, как ты сама понимаешь, продолжения уже не будет. - А как же… - Наша компания выплатит тебе всё, что должна по договору. Об этом можешь не беспокоится. – Заверяет он. - А мой паспорт? Разве я могу лететь без паспорта? – я устремляю на него взгляд человека, который нашёл лазейку. - Вот твой паспорт, а это твоя кредитная карта…- выгружая на мою кровать украденные вещи, перечисляет он. – Телефон, к сожалению, найти не удалось. Парень успел его продать. Но, ты можешь оставить себе тот, что купила наша компания. - Но, как Вы… - На следующий день, после знакомства с тобой, я обратился к знакомому детективу. Попросил его помочь, и он помог. Вернул твои вещи через несколько дней. Ну, а я, - он стыдливо опускает глаза. – Просто не торопился тебе их возвращать. Боялся, что ты не выдержишь и сбежишь домой. - Правильно боялись! – принимая свои вещи, бормочу я. – Я бы сбежала. В ответ, господин Ким грустно кашляет. - А я могу увидеть Джи Хуна? – чуть помедлив, спрашиваю я. - Извини! – качает головой он и напоминает: - Скоро к тебе заглянет детектив, чтобы взять показания о случившемся. Постарайся описать всё подробно. Он ещё раз кашляет и легонько кивнув напоследок спешит к двери. - И почему у меня такое чувство, что вы просто избавляетесь от меня?! – шепчу ему в след я. Дверь закрывается и я снова остаюсь одна. Менеджер не поскупился. Купил мне билет в бизнес-класс, так что домой я возвращаюсь как королева – в кожаном кресле и в огромных солнцезащитных очках. История нашего с Джи Хуном похищения всколыхнула всю Корею, вызвав множество противоречивых последствий. Народ устроил забастовку, узнав, что преступник, которому грозил срок, отделался исправительными работами и штрафом. В результате чего, несколько человек были сняты с должности, а кто-то и вовсе лишился работы. Фанаты, выступили с заявлением о недопустимой халатности по делу о клевете и чёткими намерениями раз и навсегда «отмыть» имя Джи Хуна. Хуже всего пришлось семье убитого Ли Ген Вана. Не выдержав обрушившуюся на них волну негатива, они в спешке покинули Сеул и затерялись где-то в Кимчхоне. Оставив тело убиенного на попечение государства. В новостях крутили вырезки с камер видеонаблюдения, транслировались наши фотографии крупным планом под выразительные возгласы телеведущих. Так что я немного радовалась, покидая Сеул – ведь, моя узнаваемость на улице, за три дня доросла, практически, до звёздного уровня. Тут и там мелькали вспышки фотоаппаратов, слышались громкие выкрики раскрасневшихся корреспондентов, жаждущих грязных подробностей. Меня даже несколько раз дёрнули за волосы, в надежде обратить моё внимание или сделать провокационное фото. Но я молчала. Молчала во блага Джи Хуна. Потому что я возвращалась домой, а он оставался здесь. В самом эпицентре скандала. Часть вторая. Глава 11. После. Папа всегда был занятым человеком. Сколько себя помню, у него никогда не хватало времени, чтобы поиграть со мной. Единственные совместные часы, которые осели в моей памяти – это Рождество и мои дни рождения. До тех пор, пока мне не исполнилось девятнадцать. А потом произошла авария. Никогда не забуду тот день. Дрожащий от злости голос мамы, сообщающий мне, что с отцом произошло несчастье и долгие часы ожидания у операционной. А он так и не пришёл в себя. Глупо, наверное, но последние три года я вижу отца чаще, чем за всё то время, когда он не зависел от аппарата дыхания. Я бы многое отдала за то, чтобы всё вернулось на круги своя. Я бы больше не роптала и терпеливо ждала папиного возвращения из очередной командировки. Правильно говорят: «Что имеем – не храним, потерявши – плачем». По правде говоря, эту фразу можно применить ко многим моментам в моей жизни. Можно сказать, что вся моя жизнь и есть одно сплошное «Потерявши – плачем». Спустя месяц после моего возвращения, Корейские СМИ сообщают, что Джи Хун с прогрессивной скоростью двигается в сторону выздоровления. По всем новостным каналам крутят его исхудавшее, бледное лицо, с вымученной улыбкой на губах. За то время, которое он провёл в больнице, телеведущие обсосали каждую косточку скелета, запрятанного Джи Хуном в платяной шкаф. Обсуждалось его детство в интернате, учёба, дебют, популярность. Даже пытались искать его родителей. Но, к счастью желающих, оказаться родителями известной поп звезды, оказалось столько, что СМИ пришлось отказаться от этой затеи. Джи Хун был везде: в новостях, в прямом эфире с фанатами. Он всё ещё держал меня за руку. Я чувствовала его пальцы на своём запястье и мне было так спокойно. А потом, спустя ещё месяц, в СМИ всплывают размытые фотографии Джи Хуна и Е Чжин (чей развод прогремел на всю Южную Корею несколькими неделями ранее). Они стоят у барной стойки в кафе в ожидании заказа. Губы Е Чжин кривятся в улыбке, словно она смеётся над его шуткой. А моё сердце рвётся на части от неизвестного мне чувства. - Вам надо жить собственной жизнью! – низкий тембр, выводит меня из задумчивости. – Вы же знаете? - Прошу прощение! – я вскакиваю со стула, разглаживая свою новенькую униформу. - Это я прошу прощение! – поспешно извиняется мужчина. – Не хотел Вас пугать! Доктор Макнамара – новый хирург и по совместительству, секс-символ нашей больницы. Красавчик с голубыми глазами и светлыми волосами до плеч, которые он обычно затягивает в плотный узел и прячет под тканевую шапочку. Как только он появился в больнице, в которую я устроилась, чтобы быть поближе к отцу, медсёстры сразу же определили его в топ самых сексуальных врачей и прозвали «сердцеедом», что довольно иронично, учитывая, что Дэвид Макнамара – кардиохирург. Такое прозвище он получил благодаря синей униформе, плотно обтягивающей его крепкие руки и бёдра. К счастью, после возвращения из Сеула я была так подавлена, что в упор не замечала никаких намёков на сексуальность доктора Макнамара. Он был для меня одним из безликих боссов, которых я не хотела подводить. - Говорят этой ночью Вы впервые оставались на дежурство. - Угу, - устало киваю головой я. - И как всё прошло? - К счастью, спокойно. Тереза сказала, что это хорошее начало для новичка, вроде меня. – Я смущенно щиплю себя за локоть. - Что ж, я за Вас рад, хотя и не могу сказать, что не завидую! – улыбается он и шёпотом поясняет: - В моё первое дежурство случилась экстренная операция из-за множественных ножевых ранений. - Оу, - тяну я, наморщив нос. – Повезло, что я всего лишь медсестра! - Медсёстры – важная составляющая любой больницы. – Изрекает он. - Фундамент! Как черепаха, держащая на своей спине Землю! - «Мир держится на черепахе!» - Вы это хотите сказать? - Именно! - Ободряющая фраза, жаль, что теория провальная! – хмыкаю я. - И правда, жаль… - отвечает Дэвид, наблюдая за тем, как я укрываю отца пледом, лежащим у его ног. – Похоже, на данный момент Ваш мир держится именно на нём! – он указывает пальцем на отца, и я молча киваю, соглашаясь с его выводами. Я бросаю взгляд на часы, что висят у входа в палату и спрашиваю: - Моё дежурство закончено. Я могу идти? - Да, конечно! – торопливо отвечает он. – Только сообщите об этом Терезе. - Хорошо! – выдавливаю улыбку я, дожидаясь, когда он выйдет из палаты. Постояв ещё несколько минут в гуле работающих приборов, я целую отца в лоб и направляюсь к выходу. Прохожу по коридору, украшенному гирляндами с ярко-оранжевыми тыквами, привидениями, паутиной и ведьмами на мётлах. Резко сворачиваю налево и чуть не сбиваю картонную мумию, внизу которой виднеется логотип компании, торгующей бинтами. Устанавливаю пострадавшую мумию, подальше от края поворота и спешу к стойке регистрации, где пышногрудая Тереза с переливающимися рожками на голове ведёт беседу по стационарному телефону. - Представляешь, - сетует она, - какой-то умник догадался разлить возле своего дома бутафорскую кровь. Уже пятый человек звонит…и это только утро! Ненавижу Хэллоуин! Худший из праздников! - А как же «День хот-дога»? – парирую я. - Это второй худший из праздников! – отвечает она. - Смена окончена. – Напоминаю ей я. – Могу я пойти домой и как следует отоспаться? - Конечно можешь! Но вечером встречаемся в баре у Бруно! Будем праздновать твоё первое дежурства и этот поганый Хэллоуин! - Договорились, - даже не сопротивляюсь я. – Но не раньше шести! - Шести? – Тереза возмущённо морщит аккуратный носик. – Это же детское время! В девять и ни минутой раньше! Тем же вечером мы встречаемся в баре неподалёку. Там, где медперсонал обычно снимает стресс Маргаритой или текилой. - Добрый вечер, Бруно! – кокетливо приветствует бармена Тереза, с всё теме же мигающими рожками на голове. – Нам как обычно, - просит она, - плюс один шот. - Тереза! – бармен расплывается в улыбке. – Давно не виделись! – замечает он. – У вас новенькая? – он разглядывает меня, протирая салфеткой стакан. - Привет! – неловко машу рукой я. - Это Сара! – представляет меня Элис. Тощая и плоская со всех сторон, на высоких каблуках и длинном узком платье в пол, она больше походит на стриптизёршу, чем на вам-гёрл, которой подражает. – И да, она у нас новенькая! - Хорошенькая! – одобряет Бруно, словно меня здесь нет. - Закатай губу! – рекомендует Тереза. – И давай уже сюда эти чёртовы шоты! - Уно моменто! – отзывается Бруно и достаёт откуда-то из-за барной стойки бутылочку со светло-коричневой жидкостью. Составив в ряд стопки, он наполняет их почти до самых краёв и подвигает к нам. - Что это? – принюхиваясь к поданной жиже спрашиваю я. - Текила! – бросает Тереза. – Ты что, никогда не пила текилу? - Никогда! - Слышал, Бруно?! Она никогда не пила текилу! – ухмыляется Элис – А ну-ка, давай покажем ей как надо! Она протянула Бруно руку. Тот, встряхнув солонку, посыпает тыльную сторону её запястья белыми кристалликами соли, поверх которых выжимает несколько капель из дольки лайма. - Учись! – бросает Тереза и сняв накладные клыки, слизывает с руки пропитанную соком соль. - Ф-у-у-у -морщусь я, наблюдая как Элис запивает соль содержимым из стопки. - У-х-х! – выдыхает она, нарочито громко стукнув донышком стопки о барную стойку. – Твоя очередь! – с вызовом заявляет она - Ладно! – неуверенно, тяну я, желая доказать, что мне не слабо. Кисло-солёная смесь обволакивает язык, вызвав мгновенное желание выплюнуть всю эту гадость к чертям, но я сдерживаюсь. Опрокидываю горькую жижу и ощущаю как вся эта мешанина обжигает мне горло. – Гадость! – прохриплю я. - Многие так говорят в первый раз! – хлопнув меня по плечу, смеётся Тереза. – Тут нужна практика! Элис щёлкает пальцами, намекая Бруно на повтор. - Я больше не буду! – протестующе размахиваю руками я. - Как это? – брови Элис взмыли вверх. – Так не пойдёт! - На сегодня с меня достаточно! – чувствуя горечь в желудке, заявляю я. – Ограничусь колой! – я бросила умоляющий взгляд в сторону Бруно. - Да ладно тебе! – вступается за меня Тереза. – Девчонка впервые попробовала текилу! Сама ведь, в первый раз больше одной стопки не потянула. – Хихикает она. - Зато сейчас мне равных нет! – обижено бурчит Элис, складывая руки-плети на груди. - Это да! – соглашается с ней Тереза. Весь вечер я сижу молча, потягивая колу из стакана для виски и выслушиваю сокрушительные рассказы Терезы о не сложившемся браке и о трёхлетнем сыне Джордже, за которым присматривает её мать. Опрокинув ещё три стопки текилы, Элис умчалась танцевать и теперь сидит за столиком в дальнем углу бара, в обнимку с незнакомым мужчиной. - Она будет в порядке! – проследив за моим взглядом, отмахивается Тереза. – Элис любит мужчин, а мужчины любят Элис! Она пожимает плечами и сделав глоток из своего стакана, просит: - Вызови мне такси! Усадив набравшуюся Терезу на заднее сиденье, я склоняюсь перед окном водителя, диктую адрес и отстёгиваю ему двадцатку. Возвращаюсь в бар, расплачиваюсь с Бруно и попрощавшись, снова выхожу из бара. Осенний ветер нещадно колотит полы моего пальто, заставляя поднять воротник повыше. - Холодная погода для Нью-Йорка, не так ли? – интересуется мужской голос. Я дёргаюсь от неожиданности. - Простите, что напугал. – Извиняется Дэвид. - Д-доктор Макнамара! - блею я. Он стоит одетый в кожаную косуху и такие же кожаные штаны. Его светлые волосы свободно развеваются на ветру, а лицо озаряет довольная улыбка. - Удивлены? - Немного! - признаюсь я. - И правильно! – кивает головой он. – Я, вообще-то, в такие места не хожу. Но тут увидел Вас…- он слегка заминается. – В общем, решил предложить Вас подвести. Если Вы не против, конечно. Я выдерживаю паузу, обдумывая его предложения и нехотя соглашаюсь. - Вот и отлично! – радуется он. Я сразу жалею о сказанном, когда вижу, как Дэвид залезает на ярко-зелёный «Кавасаки», в простонародье именуемый «Ниндзей». - Вы водите мотоцикл? - Больше десяти лет! – хвастается он, водружая на голову серебристый шлем. – А этот Вам! – он протягивает мне такой же шлем с золотой расцветкой и красными полосками по диагонали. - Спасибо! – озадаченно мямлю я. - Надевайте и садитесь сзади! – инструктирует он. Я послушно натянула шлем, поправив через «окошко» выбившиеся волосы. - Готово! – выкрикиваю я, не решаясь занять предложенное место на мотоцикле. - Не бойтесь! – ободряет Дэвид. – Если будете держаться крепко, ничего плохого не произойдёт! - И за что же здесь держаться? – бурчу я, вскарабкиваясь на мотоцикл. - За меня! – выкрикивает он и, прежде чем я успеваю сообразить, с оглушительным визгом срывается с места. Я, по инерции падаю на его спину и отчаянно пытаюсь схватиться за его куртку. Но кожаная ткань предательски выскальзывает из моих пальцев. На светофоре, Дэвид опускает на асфальт ногу и, придерживая «Ниндзю» в такой позе, расстегивает куртку. Приподнимает забрало и взяв меня за руку, громко выкрикивает: - Так будет удобнее! Главное - держитесь крепче! Он укладывает мою руку к себе на талию, и я почувствую исходившее от него тепло. От этого мне становится дурно. К горлу подкатывает тошнота, которая сворачивается в плотный ком и застревает поперёк горло. Я пытаюсь проглотить ком, но ничего не выходит. Он лишь сильнее давит изнутри. Паника нарастает. К глазам подступают слёзы. Я готова спрыгнуть с мотоцикла на полном ходу, но вовремя замечаю знакомый перекрёсток. Дожидаюсь, когда Дэвид затормозит у моего дома и, спрыгнув на землю, несусь к дому. Закрываю за собой дом и падаю на пол, судорожно сжимая горло. «Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше! Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше! Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше!» - как мантру прогоняю мысленно я. Глава 12. Хороший доктор. Ноябрь в Нью-Йорке выдался по-настоящему дождливым. Огромные капли барабанят в окна, цепляясь за малейшую возможность пробраться внутрь. Настроение же, вторит в такт погоде. Просыпаться сложно. Есть не хочется. Не хочется ничего. Единственное моё утешение - видеть, что отец всё ещё дышит. Многочисленные приборы, стоящие в его палате, пищат и шипят, создавая неприятную атмосферу обречённости. Но мне радостно видеть, как вздымается его грудь, наполняемая воздухом, как выплясывает пульс на мониторе. Это всё даёт надежду. У меня всегда были хорошие отношения с отцом, чего я не могу сказать про маму. Во время наших ссор, когда у неё заканчивались аргументы (а случалось это довольно часто), она бросала фразу: «Вся в папочку!» Намекая на нашу общую с ним твердолобость и уверенность в собственной правоте в любой ситуации. Да, я пошла в отца! И считаю, что это лучшее, что могло произойти. Потому что становиться такой как мама я не хочу. Сколько себя помню, она всегда отмалчивалась, когда дело доходило до серьёзных вопросов. Подолгу не разговаривала с «обидчиками» и никогда не просила прощение. С маниакальной навязчивостью требовала отчёта по каждому моему шагу и, при случае, умело перекладывала вину за принятые ей решения. Так что, «пойти в отца» - было лучшим решением! И пусть, моя твердолобость ни раз меня подводила, всё же чаще она шла мне на пользу. Например, в тот день, когда лечащий врач моего отца, доктор Майлз, в очередной раз предложил отключить папу от аппарата искусственной вентиляции лёгких. И в очередной раз получил отказ: - НЕТ! – повысив голос больше, чем требуется, говорю я. - Но твой отец… понимаешь… - заплетающимся языком начал он, - статистика говорит… - Мне плевать, что говорит статистика, Стэнли! – обратилась я к нему формально. Хотя мы и договаривались, что несмотря на то, что они с отцом знакомы тысячу лет, здесь, в больнице я буду называть его: Доктор Майлз. – У меня нет задолженностей по больничным чекам! Я исправно плачу за всё, что вы тут делаете. Так что пожалуйста, оставьте разговоры про статистику, при себе. Я, буквально, задыхаюсь от гнева. - Он же, Ваш друг! – с укором напоминю я. - Именно потому, что он мой друг, я это и говорю. – Стэнли обидчиво поджимает губы в тонкую линию и добавляет: - Мне очень жаль, Сара! Но, по СТАТИСТИКЕ, - он специально выделяет это слово, - твой отец не протянет и двух месяцев. После этих слов он уходит, оставив меня в молчаливом раздумье. Сегодня мой выходной. И я, как обычно, провожу его в компании папы и его личного симфонического оркестра. От волнения, накатившего на меня, после ухода доктора Майлза, я принимаюсь грызть ногти – ужасная привычка с успокоительным эффектом – но быстро бросаю это дело, прикусив палец до крови. Делать нечего. Обшариваю комнату в поисках пульта и натыкаюсь на него на кресле. Забираюсь в него с ногами, предварительно сбросив ярко-жёлтые кроксы на пол и нажимаю на кнопку. Телевизор оживает. На экране красивые девушки с длинными волосами и широкими улыбками, вытанцовывают под дурацкую музыку в белых штанах в обтяжку. Никогда не понимала, почему именно в рекламе прокладок все поют и танцуют в белых одеждах с неизменно счастливыми улыбками. Готова поспорить, за всей этой масляной ложью стоят мужчины, ничего не знающие о менструальной боли. Один канал сменяет другой и так до тех пор, пока я не натыкаюсь на утреннее шоу с Е Чжин. Она выглядит, как и всегда – с сногсшибательно. От причёски до острых кончиков туфель. Не отразимая, блистательная и, невероятно лживая Е Чжин. Е Чжин – коварно шагающая по головам, одержимая одним единственным человеком – собой. Е Чжин – жонглирующая судьбами людей, как факельщик горящими булавами – без страха и сомнения. Е Чжин – которую я ненавижу. - Люблю тебя! – шепчу я папе перед уходом и, коснувшись его прохладного, но всё же еле тёплого, лба, оставляю аппаратную какофонию за дверями больницы. На улице моросит дождь, и я с готовностью раскрываю зонт с кружевной оборкой, намереваясь прогуляться. Укрывшись от небесной воды под зонтом, я подставляю руку под капли, наслаждаясь их прохладой. Моя любовь к дождю появилась ещё в детстве. Должно быть, её мне привил отец, неустанно повторявший, что дождь – этот хорошо! Влага - которую он даёт – рождает новую жизнь и укрепляет ту, что уже есть. Так что дождь для меня как питательная энергия, дающая силы жить и двигаться дальше. - Снова Вы! – мягко произносит Дэвид, остановившись в паре шагов от меня. В правой руке он держит зонт, а в левой – стаканчик кофе из кофейни поблизости. На нём синяя униформа и белые больничные кроксы, что совсем не подходит для такой погоды. - Забыл переобуться! – смущённо говорит Дэвид, заметив мой взгляд. – Кофе – моя слабость! Не чувствую себя работоспособным, пока не выпью хотя бы один стаканчик. – Он крутит в руках стакан с кофе, будто это всё объясняет. - Кофе вызывает зависимость. – Напоминаю я. - И, я осознанно ей поддаюсь! – парирует он. – На самом деле, - начинает он, переминаясь с ноги на ногу, - я рад, что встретил Вас. - Правда? И почему же? От его слов мне становится неловко. И я начинаю переживать, вдруг в прошлую нашу встречу он что-то заметил или, и того хуже, понял, что со мной что-то не так. - Я хотел предложить Вам поужинать вместе. Вы ведь, сегодня свободны? – неожиданно спрашивает он. Он не сводит с меня глаз и меня поражает это его умение – удерживать взгляд на протяжении всего диалога. Лично я, быстро сдаюсь и пускаюсь «плясать» взглядом по ящикам, дверям, прохожим, да всему, чему угодно, только бы не смотреть в глаза. - Д-да, - неуверенно тяну я. - Тогда, может встретимся здесь в 9? Я утвердительно киваю головой, потому что живу в паре кварталах от больницы. Помню, отец как-то сказал: «Запомни, Сара! Ни один парень не будет тратить на тебя время, если ты ему не нравишься!» Тогда я училась в восьмом классе и была по уши влюблена в Дилана О’Грейси. Только вот, Дилан О’Грейси был влюблён в Кэтрин Дуглас – рослую рыжеволосую девочку с ярко-синими глазами, реагировавшую на его шутки громоподобным хохотом. Я же, хохотушкой не была, поэтому в ухажёры мне достался Колин Рив – обжора и двоечник, заваливавший меня любовными посланиями. Он сминал их в шарики и забрасывал в мой портфель, частенько промахиваясь. Так что к концу урока вокруг моей парты образовывалось небольшое озеро из белых любовных шариков. К счастью, отец Колина получил работу в Германии, и они всей семьёй переехали в Кёльн. Напоследок Колин вручил мне зелёный конверт, с ещё не просохшими следами от слёз. И я выбросила его, не прочитав ни строчки. Дэвид не писал мне любовных записок и не сминал их в шарики, но он уже во-второй раз собирался потратить на меня своё время. Значит ли это, что я нравлюсь Дэвиду? Вечером дождь перестаёт и я нехотя выбираюсь из-под шерстяного пледа. Причёсываюсь. Укладываю волосы аккуратными волнами. Подвожу глаза и слегка прохожусь по губам ягодного цвета помадой. Наряжаться мне не хочется. Даже ради Дэвида Макнамара. Так что останавливаю свой выбор на прямых чёрных джинсах и мягком пуловере. Надеваю кроссовки и, набросив поверх куртку, выхожу из дома. - Сара? – окликает меня Тереза, когда я, пройдя через вращающуюся дверь, оказываюсь в холе больницы. – Что ты тут делаешь? – она морщит лоб так, что её идеально выведенные брови съезжаются к переносице. - Жду…- кратко отвечаю я. - И кого же ты ждёшь? – лукаво тянет она, как лисица, уговаривающая колобка залезть ей на нос, чтобы затем сцапать его. – Не доктора ли Макнамара? – она по-дружески шлёпает меня по плечу папкой, которую держала в руках. – А ты далеко пойдёшь! – одобряет она. - Но, как ты… - Забыла, где мы работаем?! Здесь ни от кого ничего не скроешь. – Заговорщически шепчет она. А я лишний раз убеждаюсь, что больница – рассадник сплетен, а Тереза – это центр эпидемии. - Это просто ужин! – пытаюсь отмахнуться от её расспросов. - О-о-о, не приуменьшай! Доктор Макнамара уже полгода работает в этой больницы и до этого ещё никого ужином не угощал! - Возможно, ты просто не всё знаешь! – снова пытаюсь увильнуть я. - Ну-у-у! – тянет Тереза. – Это уж вряд ли! Я, в этой больнице, знаю всех! И про всех! Потому что я… – она красноречиво заглядывает мне в глаза. - Сплетница? – шутливо предполагаю я. - Главная медсестра, дурёха! – она снова ударяет меня своей папкой. – Лучше присядь и выпей кофе из автомата. – Советует Тереза. – У «сердцееда» коронарное шунтирование. Он уже три часа бьётся над старикашкой, надеюсь, обойдётся без осложнений. – Последнюю фразу она произносит с неподдельным волнением. Два часа в холле больницы с тремя стаканами кофе из автомата в полнейшем одиночестве – хорошее свиданьице! Возможно, кто-то из многочисленных поклонниц Дэвида был бы рад подождать до утра, лишь бы он до них снизошёл, но я никогда не была поклонницей Дэвида. Именно поэтому, когда стрелка часов щёлкнув, касается цифры одиннадцать, я встаю на слегка занемевшие ноги и нетвёрдой походкой направляюсь к мусорной корзине, стоящей на противоположной стороне коридора. Я уже заношу над ней стакан, когда слышу торопливые шаги, переходящие в бег. Я поворачиваю голову на звук и вижу Дэвида, мчащегося мне на встречу. Его волосы растрепались и бьют по плечам при каждом шаге. Странно видеть его без привычного пучка на затылке, но так, ему даже лучше. Вместе с недельной небритостью он походит на скандинавского викинга. - Извините, - задыхаясь произносит он, - я ужасно задержался! Мне нет оправдания, но в качестве объяснения могу сказать лишь то, что пациент пытался умереть прямо на операционном столе. – Он переводит дыхание и говорит с искренней досадой: - Если бы не это, я бы успел вовремя! - Но Вы же этого не допустили? – интересуюсь я, всё ещё держа стакан над мусорной корзиной. – Вы не дали умереть пациенту? - Прозвучит немного самонадеянно, но я - хороший доктор! - Вот и прекрасно! – улыбаюсь я и бросаю стакан в чрево урны. – Мне было бы не по себе, если бы Ваш пациент умер. - Это жизнь! - просто пожимает плечами Дэвид. – У всего, что имеет начало, есть и конец. Таков жизненный цикл всего живого. - Так вот, как Вы к этому относитесь. - Это то, как я должен к этому относиться. – Глухо отзывается он. Пылающие искорки в его глазах потухают, превратив их в ледяные айсберги. Я прячу руки в карманы куртки и стою, нетерпеливо перекатываясь с пятки на носок и обратно, ожидая его дальнейших действий. Как школьница, отвечающая перед классной доской. - Боюсь, сегодня нам уже не удастся поужинать чем-то приличным. - Глядя на циферблат своих наручных часов, констатирует Дэвид. – Но, как Вы относитесь к уличной еде? - Положительно! – отвечаю я, вдруг вспомнив наш ужин с Ын Джи на торговой улочке Мёндон. По груди разливается тоска. На днях Ын Джи прислал мне сообщение. Первое с тех пор, как я вернулась в Нью-Йорк. В сообщении он спрашивает, как у меня дела. Говорит, что переживает и просит прислать ему ответ. Но я всё никак не решаюсь ему написать. Да и не знаю, нужно ли. Прошлое должно оставаться в прошлом. Так будет лучше для всех. - Вот и замечательно! Я знаю одно местечко. - Отрывает меня от раздумий Дэвид. Ночные Нью-Йоркские улочки вполне можно назвать романтичными, если не брать во внимание разбросанный мусор, оставленный торопливыми гражданами ещё днём и вероятность того, что кто-то выскочит из тёмного переулка, охотясь за твоим кошельком и телефоном. Но в компании Дэвида я чувствую себя почти в безопасности. По крайней мере его мускулатура и высокий рост вселяют надежду, что злоумышленники, притаившиеся в темноте, просто побоятся с ним связываться. - Мы можем перейти на «ты»? – после долгого молчания, спрашивает Дэвид. - Не повредит ли это Вашему статусу, доктор Макномара? – шутливо осведомляюсь я. Он одаривает меня недоумённым взглядом. - Конечно же, можем! – выдыхаю я. - Вижу настроение у тебя улучшилось! – замечает он, всё ещё не отрывая от меня взгляда. - Возможно. Не знаю. Я посильней кутаюсь в воротник куртки. Нахлопывают воспоминания о той ночи. Я вижу лицо Джи Хуна, когда Ген Ван ударяет его в живот, надменные огоньки в глазах Ген Вана, когда он нависает надо мной. Помню боль, после удара в затылок и Джи Хуна держащего меня за руку, пока мы бежим по ночному Сеулу. От этих воспоминаний желание шутить пропадает. И я иду молча, вжав голову в плечи. - Я сказал что-то не то? – озадаченно спрашивает Дэвид. - Нет, нет. Всё в порядке. Просто задумалась. - Вот как. И о чём же ты думала? Я растерянно хлопаю ресницами не зная, что ему сказать. Даже соврать не могу. В голову не идёт ничего путного. - Лезу не в своё дело, да? Понимаю. Но, надеюсь, однажды, мы станем настолько близки, что ты сможешь доверить мне эту тайну. – С улыбкой говорит он. Но несмотря на то, что его губы растянуты в улыбке, глаза сохраняют ледяную гладь, заставляя меня поёжиться. Глава 13. Тот, кого надо найти. У моего отца есть тайна. Я узнал о ней, когда он впал в кому. В тот день я полезла в отцовскую библиотеку, за толстенным словарём по корейскому языку. Я знала, что он у него есть, потому что он, как и я, закончил кафедру востоковедения и даже успел поучиться в Корее. Именно в том злополучном словаре я и нашла фото, которое привело меня в Сеул. Маленькая потёртая фотография полуторагодовалого мальчишки с красивыми миндалевидными глазами и густой шевелюрой. Он сидел на руках у моего отца, обнимая его за шею и прижимаясь своей щекой к его щеке. Он улыбался. Он был счастлив. На обратной стороне фотографии стройным отцовским почерком было выведено лишь три слова: «Нам Джин. Сеул». Так я узнала, что у меня есть брат. Конечно, в то время отец ещё не был знаком с моей матерью. Поэтому, считать это за измену – нельзя. Но, то, что он так долго скрывал от меня правду – вызывало горькую обиду. Я долго злилась, прежде чем смогла принять этот неудобный факт из его жизни. Впервые я подумала о том, чтобы найти брата, когда доктор Майлз заговорил об неэффективности лечения и осложнениях, которые проявились позже. Не знаю, что конкретно стало причиной такого желания: любопытство или глупая вера в то, что отец очнётся, услышав его голос. Но в раздумьях я проходила почти год и только летом, после выпуска, решилась на поездку в Сеул. Жаль, что эта поездка не дала никаких результатов и я только потеряла время. С тех пор, как фото попало ко мне в руки, я больше с ним не расстаюсь. Ношу всё в том же словаре, не забывая перекладывать его, когда меняю сумочки. Порой, я достаю фото и подолгу смотрю в глаза мальчишке, словно жду, что он даст мне подсказку. Но он по-прежнему молча улыбается. Именно за этим занятием меня и застаёт Дэвид. - Твой парень? – с напряжением в голосе интересуется он, присаживаясь на диванчик рядом со мной. - Нет, - качаю головой я. – Мой брат. – Я поворачиваю фотографию к Дэвиду и тот удивлённо вскидывает брови. – По крайней мере я так считаю. - Но вы ни капельки не похожи! - Именно! - Ты уверена, что он твой брат? - осторожно спрашивает Дэвид. - Предполагаю. - Даже не знаю, что и сказать. – Он задумчиво складывает руки в замок. - Я пыталась найти его этим летом. – Еле слышно бормочу я, не отрывая глаз от фотографии. – Летала в Сеул, но… - В Сеул? – удивляется Дэвид. – Надо же. - И как? Результативно? Я молча качаю головой. - Сочувствую. – Отвечает Дэвид. – Но, может быть, я смогу помочь? – вдруг выпаливает он. – Что ты о нём знаешь? - Только его имя- Нам Джин. – С безнадёгой в голосе отвечаю я. – И то, что на момент фотографии он жил в Сеуле. - Не густо. – Морщится Дэвид. – Не могу утверждать, что получится, но у меня имеются кое-какие связи. – Он замолкает, продумывая следующую реплику. – В общем, можем попробовать. Он протягивает мне руку. - Одолжу его на некоторое время! – кивает он на фото. Я согласно протягиваю ему фото и он, случайно касается моей руки. По небольшому кусочку кожи пробегают горячие мурашки. Они разбегаются по всему телу неприятно щекоча своими лапками. Внутри живота просыпается страх. Сердце начинает биться быстрее, пока не доходит до скорости легкоатлета, бегущего не первый километр. Я отстраняюсь от Дэвида и отсаживаюсь подальше, так чтобы он не заметил моего состояния. - Вечером встречусь с другом и всё ему передам. Благо у меня сегодня короткая смена. Я нервно киваю и продолжаю делать глубокие вдохи и выдохи. Но они мало чем помогают. Тогда я мысленно перехожу на уже привычную мантру про Эверест и Мауна-Кеа. Чувствую, как мурашки начинают отступать и сердце сбавляет скорость. Но Дэвид, заметивший, что я его не слушаю, совершает роковую ошибку – легонько трясёт меня за плечо с вопросом: - Ты меня вообще слушаешь? На долю секунды всё прекращается. А потом меня охватывает озноб. Озноб, предвещающий приход «железной руки». Я чувствую, как она карабкается вверх по моим внутренностям, пока не останавливается поперёк горло, вызвав сдавленный хриплый звук. Звук, как будто кто-то одним пинком вышиб из моих лёгких весь воздух. Я хватаюсь за горло и пытаюсь сделать вдох. Но у меня ничего не выходит. В панике я бросаю взгляд на Дэвида, но тот лишь молча наблюдает за моими судорогами. И перед тем, как потерять сознание я замечаю его ледяной взгляд и играющую полуулыбку на губах. Когда я прихожу в себя, то вижу, ореол расплывшихся лиц, нависших надо мной и издающих тревожные шепотки. Я потеряю глаза, пытаясь прояснить картинку. Лица начинают приобретать очертания. Тереза, Элис и Стэнли. На их лица застыли маски растерянности и страха. Я кручу головой в поисках Дэвида и понимаю, что его нет. - Сара, ты меня слышишь? – твёрдым голосом спрашивает Тереза. - Да…- морщась, отвечаю я. - Ты в порядке? - Уже лучше. А где Дэвид? – я присаживаюсь и потираю виски. Каким-то образом я оказалась на полу. Скатилась с дивана или меня перенесли на пол? - Дэвид? – удивлённо изгибает брови Элис. – С тобой никого не было, когда я тебя нашла. - Вот как. - Давай я тебя подвезу? – лазского предлагает Тереза. Переводит взгляд на Стэнли и добавляет: - Если доктор Майлз не против! - Не против! – поспешно отвечает тот. – Отвези Сару домой и проследи, чтобы дома кто-нибудь был. Если надо, останься сама. Но одну её не бросай. – Распоряжается он. На его лице явно читается тревога. - Со мной всё в порядке! – пытаюсь протестовать я. - Я Вас поняла. – Игнорируя мою реплику, отвечает Тереза. Спустя двадцать минут мы трясёмся в её минивэне, тёмно-зелёного цвета. - Что это было? – спрашивает она, бросив на меня обеспокоенной взгляд в зеркальце на лобовом окне. - Забыла позавтракать. – Отвечаю я. И это правда. Я действительно сегодня не завтракала. - Вот оно что. При работе на голодный желудок такое бывает. – Заметно успокаивается Тереза. – Говоришь, Дэвид был с тобой, перед тем как ты свалилась в обморок? - Да, - киваю я и чувствую, как внутренности неприятно закручиваются в узел. - Странно, что он бросил тебя в таком состоянии. И действительно, страннее не бывает. Но я всё-таки надеюсь на то, что это банальное недоразумения. - Я тоже, - если слышно бросаю я. Тереза паркуется рядом с моим домом и вместе со мной выходит из машины, громко хлопнув дверью. - Ты не обязана… - начинаю я, но она меня перебивает. - Если я не выполню хоть одно требование доктора Майлза, он оставит меня на две ночные смены подряд. Как минимум. Так что не пытайся меня остановить. Она твёрдым шагом направляется к входной двери и несколько раз громко стучится. Я стою рядом и слышу, как с другой стороны двери, к нам спешат чьи-то шаги. Слышится звук открывающегося замка и дверь открывается. - Чем могу помочь? – интересуется мужчина с копной каштановых волос. - Э-э-эм…- заминается Тереза и бросает на меня недоумённый взгляд. - Мама дома? – спрашиваю я у Бена. Тот переводит на меня взгляд и сразу же мрачнеет. Видимо, до этого он меня не замечал. - Дома. – Бросает угрюмо он и отходит от двери. - Спасибо, что подвезла. – Натянуто улыбаюсь я Терезе. - Всегда пожалуйста…- отвечает она, но в её взгляде отчётливо читается «не думай, оставить эту ситуацию без обсуждения». - Может, объяснишь мне, почему мне звонят из больницы и говорят о том, что ты упала в обморок? – строго вопрошает мама, когда я закрываю за собой входную дверь. Она стоит передо мной с мокрыми руками м губкой в руках. Видимо до этого она мыла посуду. - И тебе привет, мам! – парирую я. - Я задала вопрос! - Хорошо, тогда, может ты мне тоже объяснишь, что делает Бен у нас дома? - Бен теперь здесь живёт! – упрямо заявляет она. - Живёт? С какой это стати? - Потому что я так решила! - Ты так решила? - Да, я! Это мой дом и мне решать, кому здесь жить, а кому нет. - Это не твой дом, а отца! – шиплю я. – И он вряд ли согласился бы приютить в нём Бена. – Я складываю руки на груди в знак протеста. - Твой отец – овощ и не может ничего хотеть! – выпаливает она. - Лучше бы на его месте была ты! – взрываюсь я и яростно топая по ступеням, поднимаюсь в свою комнату. - Что ты сказала? – кричит она. – Мерзавка! Чтобы завтра же ноги твоей в этом доме не было! - Ну и замечательно! Я со всей силы хлопаю дверью. Валюсь на кровать и разражаюсь рёвом. Я чувствую себя одинокой и беззащитной. Понимаю, что рядом со мной нет никого, кому я могла бы довериться. А тот, кому я хотела бы довериться, в моём доверии не нуждается. При мысли об этом, на душе становится так тоскливо, что унявшиеся слёзы снова подступают к глазам. Сквозь всхлипы я слышу тихий писк телефона. Нащупываю его рядом с собой и подношу к глазам. На экране маячит значок непрочитанного сообщения. Нажимаю на него и на экране всплывает текст: «Привет, Са Ра! Не хотел говорить тебе заранее, ждал, когда всё подтвердиться. В общем, через два дня мы приезжаем в Нью-Йорк с концертом. Менеджер Ким ходит как в воду опущенный. Не знаю уж, что между вам произошло… Но, лично я очень хочу тебя увидеть. Надеюсь, что и ты не будешь против встречи со мной. Береги себя! Ын Джи.» Глава 14. Новая квартира. Ночью мне снится сон. Я снова оказываюсь в тёмном помещении со связанными руками. Запах гниющей рыбы ударяет мне в ноздри, заставляя желудок сжаться в рвотном позыве. Откуда-то сверху исходит тусклый свет люминесцентной лампы, который периодически гаснет и загорается, как в дешёвых ужастиках. Я слышу шаги, крадущегося по коридору человека и еле удерживаюсь, чтобы не закричать. Я вижу его приближающуюся тень. Он движется прямо ко мне. Тусклые лучи света выхватывают его лицо, и я вижу звериную ухмылку на его губах. Мне хочется убежать. Но стена, в которую я упёрлась спиной, не даёт мне этого делать. Всё что я могу – наблюдать, как он медленно, по кошачьи сгибается на до мной и смыкает своих холодные пальцы на моём горле. Я дёргаюсь, пытаясь высвободится, но он лишь усиливает хватку. Я жду, когда из-за его плеча покажется Джи Хун и обрушит на его голову головорез для рыбы. Но он не приходит. Жжение в лёгких становится невыносимым и я, не имея возможности сделать вдох, проваливаюсь в темноту. Рабочий день начинается под лозунгом «меньше слов больше дела!» Я, буквально, ухожу в работу с головой. Мечусь из палаты в палату, разнося таблетки, ставя капельницы и необходимые уколы. Всё что угодно, лишь бы не думать о том, что снилось мне сегодня ночью. Заглядываю в палату к отцу, желаю ему доброго утра и торопливо целую его в лоб. А затем бегу к миссис Маргарет Грин – неунывающей старушки девяноста двух лет от роду. - Сара! – радостно восклицает она, как девчушка, прождавшая мать у окна. - Миссис Грин! – мои губы непроизвольно растягиваются в улыбку. – Прекрасно выглядите! – я скольжу взглядом по её аккуратно уложенным седым волосам и новой сорочке персикового цвета. - Спасибо, милочка! – она добродушно похлопывает своей мягкой ладонью по моим тонким пальцам. – Что у нас сегодня по расписанию? – интересуется она, хотя знает распорядок дня лучше меня. - Прогулка! - Обожаю гулять на свежем воздухе! – радуется она. – Мы с Германом так любили гулять. Он всегда держал меня за руку. – Она накрывает одну ладонь другой и констатирует: - Вот так! Герман – муж Маргаред, скончался четыре года назад от панкреатита в этой самой больницы. Она так горевала, что перестала ходить. Буквально! Её ноги парализовало. Начались проблемы с сердцем, обострилась астма. С тех пор, она частенько бывает в больнице. Она была первой, с кем я здесь подружилась. - Так мило! – соглашаюсь я, подкатывая к её кровати кресло. – Должно быть это очень приятно, любить кого-то! – я достаю из шкафа драповое пальто бордового цвета. - А ты что же, никого не любила? – удивляется старушка. - Нет! – качаю головой я, чувствуя некоторые сомнения. Мы молчим. Я помогаю ей надеть пальто: застёгиваю круглые пуговицы и поправляю, чтобы не топорщились плечи. Водружаю на седую голову кокетливый берет в тон пальто и протягиваю руки. Она неуклюже хватается за меня и медленно отрывает своё грузное тело от больничной кровати. Мы делаем несколько синхронных шагов и оказываемся у кресла. Я чувствую, как дрожат её руки. Как они слабы и нуждаются в моей помощи. Это заставляет моё сердце сжаться. - Вот так! – подбадриваю я. – Потихонечку. Не спешите. Отлично! Старушка опускается в кресло, и я помогаю ей удобно расположить ноги на подставке. Укрываю их тёплым пледом и выкатываю миссис Грин из палаты. Больничный дворик встречает нас приятной прохладой и свежим дуновением предзимнего ветерка. - Хорошо! – громко выдыхает миссис Грин и умиротворённо добавляет: - Ему бы понравилось! - Как Вы поняли, что любите своего мужа? – слова срываются с моих губ раньше, чем я это осознаю. И я тут же краснею. - Что ж, - задумчиво произносит она. – Понравился мне Генри с первого взгляда. Мы оба понравились друг другу сразу. А вот любовь. Она подпирает рукой свой острый подбородок. – Она пришла гораздо позже. Мы уже были в браке и даже родили дочь. - Как это? – недоумеваю я. - Ты путаешь любовь с влюблённостью, милочка! – улыбается она. – Молодёжь частенько совершает эту ошибку по незнанию. – Она умолкает, а затем произносит: - Любовь – это не чувство. Любовь - это принятие! Когда ты принимаешь человека со всеми его недостатками, заботишься о нём и остаёшься рядом несмотря ни на что. Это и есть любовь. А вот все эти эмоциональны и душевные порывы, бабочки в животе - это влюблённость. Влюблённость не всегда перерастает в любовь, но любовь всегда наступает после влюблённости. Понимаешь, о чём я? - Кажется, да! – неуверенно отвечаю я. - Ты ещё поймёшь, когда встретишь того самого! – подбадривает она меня. Этот разговор заполняет все мои мысли. Так что я напрочь забываю о вчерашнем происшествии и приветливо улыбаюсь двигающейся в мою сторону Терезе. - Доброе утро, Сара! – здоровается она, а в её глазах плескается любопытство. - Как ты себя чувствуешь? - Намного лучше! – выдавливаю я. Мои руки начинают слегка подрагивать, и я быстро засовываю из в карманы своей униформы. - Мне тут птичка на хвосте принесла, - шепчет она. – Говорят, на днях, доктор Майлз предлагал тебе отключить отца от аппарата. - Да…- утвердительно киваю головой я, не понимая к чему она клонит. - Так я и знала! – хлопает себя по коленке Тереза. – Это из-за него ты дошла до такого состояния! – она сочувственно гладит меня по плечу. - Не-нет! – пытаюсь сопротивляться я, но вовремя понимаю, что мне придётся выложить всю правду, так что пытаюсь поправить ситуацию бурча еле слышное: - Не совсем так! - Понимаю, понимаю! На тебя так много всего свалилось. – Она бросает на меня взгляд из разряда «я знаю, что новый парень твоей мамы тебе не по душе» и добавляет - Вон какая худая и бледная! Но, ничего! – она берёт себя в руки. – Мы это исправим! – лицо Терезы говорит о том, что настроена она решительно. В обеденный перерыв она тащит меня в кафетерий. Набирает целый поднос всякой всячины: овощной омлет, глазунью с беконом, пончики, булочки с вишней, шоколадный пудинг и огромный стакан кофе, который я принимаю c благодарностью. - Будем тебя откармливать! – решает она. Меня это слегка настораживает, но, вместе с тем и умиляет. Мы медленно пробираемся по узкому проходу между столов, обременённые тяжестью наших подносов. - Ты правда думаешь, что я это съем? – смеясь, спрашиваю я. - Придётся! - Но, я не уверена, что справлюсь. - Смотри-ка ! Доктор Макнамара собственной персоной! – она больно тычет в мой бок локтем. Я неохотно поднимаю взгляд на жующую фигурку в дальнем конце кафетерия. – Он даже ест как бог! – восхищается Тереза. - Думаю, ты преувеличиваешь! – с раздражением замечаю я. - А я думаю, что ты слепая! – заявляет она. – Раз не видишь, насколько он хорош. Или отказываешься это видеть. - Просто меня не интересуют отношения. - Так говорят только те, кто страдает от неразделённой любви! – заверяет она. – Либо….- она поджимает губы в раздумье. – Нет, пожалуй, это единственный вариант! - Поверь мне, это не так! – пытаюсь уверить я. - Значит, всё дело в не разделённая любви. Мы подходим к столу, где сидит Дэвид. Я замираю на месте не зная, что ему сказать. - Здравствуйте, доктор Макнамара! – сладким голоском произносит Тереза. – Вы не будете против, если мы присоединимся? - Здравствуйте, Тереза! Конечно, присаживайтесь! – учтиво соглашается он, окинув меня взглядом, от которого снова бегут ледяные мурашки. Мы занимаем места напротив. Лицом к выходу. - Это вместо завтрака и обеда? – улыбаясь спрашивает Дэвид. Он обращается ко мне. - Вроде того... – не отрывая взгляда от своего подноса, бормочу я. Есть совсем не хочется, но я совершаю над собой усилие и втыкаю вилку в омлет. Он ещё тёплый и приятно пахнет сушёным укропам и помидорами. Я кладу кусочек в рот и долго жую прежде, чем проглотить. Тереза и Дэвид болтают о чём-то пространном, и я немного расслабляюсь. Доедаю омлет и чувствую приятную тяжесть в желудке. Откидываюсь на спину стула и грею ладони о стакан ещё не остывшего кофе. - У тебя не найдётся свободных пять минут после обеда? – интересуется Дэвид. Он сидит со скрещенными руками рядом с пустой тарелкой на коричневом подносе. - Боюсь, что нет! – отвечаю я. - Не дури, у тебя полно свободного времени! – подталкивает меня локтем Тереза. – Это же доктор Макнамара! – шипит она мне в самое ухо. - И всё же? – с улыбкой на губах спрашивает он. - Ладно. – Выдыхаю я и ставлю на стол пустой стаканчик из-под кофе. – Тогда лучше пойти прямо сейчас! – предлагаю я, чувствуя, что если ещё немного помедлю, то уже не решусь. - И это всё? – ужасается Тереза, рассматривая мой поднос. - Спасибо тебе большое, но да. Это всё! – пожимаю плечами я. Дэвид встаёт из-за стола и взглядом приглашает присоединиться. Я следую за ним, шепнув напоследок Терезе «прости». - Что-нибудь слышала про место силы? – спрашивает Дэвид, когда мы выходим из столовой. - Шутишь? – хмыкаю я. – Об этой ерунде сейчас все говорят. Весь интернет и соц.сети в сплошных «местах силы». – Я отклоняюсь в правый бок и едва касаюсь плечом холодной стены, пропуская медсестру из педиатрии. - Куда мы идём? - В моё «место силы» - улыбается через плечо Дэвид. Я чувствую, как жар расплывается по моему лицу, локализуясь преимущественно в зоне щёк. Теперь мне кажется, что мои слова о «месте силы» прозвучали слишком резко. Мы поднимаемся по лестнице на третий этаж, туда, где у нас находится отделение для новорождённых. Дэвид открывает передо мной дверь, и я, проскочив, оказываюсь в коридоре. Мы бредём по коридору и несколько раз сворачиваем прежде, чем оказываемся перед большим стеклом. Оно больше, выше и толще чем обычное оконное стекло. А ещё через него видны маленькие разноцветные одеяла, из которых торчат беленькие чепчики. - Вот оно, - тихо произносит Дэвид. – Моё «место силы». Он молча смотрит на малышей, привычно засунув руки в карманы униформы, а на лице его играет мягкая улыбка. – Я прихожу сюда, когда устаю или чувствую себя плохо. И эти маленькие свёртки успокаивают меня. Дети – лучшее, что может быть с нами! – констатирует он. Я впервые вижу Дэвида таким расслабленным, таким мягким, таким другим. И впервые задумываюсь о том, сколько ему лет. Пробегаюсь взглядом по длинным волосам, собранным в пучок, широким бровям и голубым глазам с длинными светлыми ресницами. Скольжу взглядом по тонким губам и квадратному подбородку. Перепрыгиваю на колкую щетину, отдающую рыжиной и мочку уха, где, судя по отметине, когда-то висела серёжка. Должно быть ему за тридцать. - О чём думаешь? – спрашивает он. - Сколько тебе лет? – не удержавшись спрашиваю я. Он усмехается и глядя мне в глаза, произносит: - Тридцать пять, а что? Староват? - Нет, - тяну я. – Просто пытаюсь понять твои слова. - Слова о том, что дети – лучшее, что может быть с нами? - Угу, - киваю я. – Думаю, так может говорить только человек, который очень хочет семью. - А-а-а, вот в чём дело! Что ж, я действительно хочу семью! – соглашается он. – Но пока у меня нет на это времени. Он не отрывает от меня глаз, и я отвожу взгляд в смущении. Я не сильна в этой «зрительной» игре. - Как ты? – мягко спрашивает он. - Нормально. – Откликаюсь я и чувствую, что готова спросить его о том, что случилось вчера. – Ты, ведь, был там, когда мне стало плохо. – Начинаю я. - А-а-а, ты об этом! – тянет он, словно ожидал этого разговора. – Наверное испугалась, когда очнулась, а меня нет? - Со мной была Тереза и Элис, и доктор Майлз. - Вот как. Это хорошо. - Но, где был ты? - Пошёл за помощью! – спокойно говорит Дэвид. – Но, как видишь, доктор Майлз и его боевые подруги меня опередили. Его слова звучат правдоподобно, но я, отчего-то, чувствую в фальшь. - А как я оказалась на полу? - Не знаю. – Пожимает он плечами. – Когда я уходил, ты лежала на диване. Наш диалог напоминает театральную постановку. И что бы я не спросила, Дэвид найдёт логичный ответ. Так что я больше не решаюсь задавать вопросы. Хотя мне всё ещё есть, что спросить. Например: зачем надо было идти за помощью, если можно было просто подождать, когда я приду в себя или вызвать кого-нибудь по телефону?! Оставшейся день я занимаюсь поиском съёмной квартиры. Всё ещё игнорируя отрывки сна, которые усиленно пытается навязать мне собственный мозг. Мне нужно что-то уютное и недорогое, с возможностью заезда уже этим вечером. И конечно же не далеко от работы, но подальше от мамы. Лучше в противоположной от неё стороне. К вечеру мне всё же удаётся найти подходящую квартиру и даже договориться с хозяйкой о заселении. Когда моё такси паркуется у девятиэтажного дома пятидесятых годов, меня встречает ухоженного вида женщина лет сорока с ярким английским акцентом. Она одета в строгий брючный костюм нежно-мятного цвета, отлично сочетающейся с её бледной кожей и тёмными волосами. - Сара? – с профессорской интонацией спрашивает она. - Да, - отвечаю я, выгружая из багажника три больших чемодана – все мои вещи. – А Вы должно быть Айла? - Айла Олдридж – агент по недвижимости. Квартира, которую я собираюсь Вам показать принадлежит миссис Синтии Робертс. В данный момент она отсутствует, поэтому и наняла меня. - Понятно… - Готовы посмотреть квартиру? Я, невольно, бросаю взгляд на свою поклажу. Что может быть красноречивей, чем три огромные сумки? Первым делом нас встречает уютный холл с почтовыми ящиками по левую сторону, окном по правую и огромным зеркалом прямо напротив входа. Поднимаемся на третий этаж. В узком коридоре находятся три двери ярко-бирюзового цвета, плотно соседствующие друг с другом. Так, что, если все три двери открыть разом, получится настоящий лабиринт, из которого так просто не выбраться. Женщина подходит к самой первой двери и вставляет ключ. Замок щёлкает и дверь послушно открывается, гостеприимно приглашая зайти. Внутри оказывается маленькая гостиная со старым, но аккуратным, ламинатом на полу. Сразу же за ней, разделённая небольшим приступочком – находится кухня с большим окном. Она такая маленькая, что туда едва ли поместится стол. Справа имеется коморка в которой стоит раковина, холодильник, несколько полочек и газовая плита. Вся мебель пусть и аккуратная, но глубокий «привет» из пятидесятых. Слева от гостиной и кухни располагается ванная комната вместе с чугунной раковиной и туалетом, а справа – спальная комната не на много больше гостиной. Там уместилась двуспальная кровать, шкаф и прикроватная тумба. - Что думаете? – интересуется миссис Олдридж, когда я обхожу всю квартиру дважды. Честно говоря, квартира слишком далека от того, к чему я привыкла, живя в отцовском таунхаусе, но на данный момент – это единственный вариант, который я могу себе позволить. - Цена 800 долларов в месяц? – уточняю я. - Да, плюс тысяча долларов в качестве залога. – Отвечает миссис Олдридж. - Тогда, я согласна. - Вот и замечательно! Вечером, когда я сижу за столом в своей маленькой, но уютной квартирке и жую пирожок с вишней, который завернула для меня Тереза, мой телефон вибрирует, оповещая о пришедшем СМС. Я не глядя провожу пальцем по экрану и набираю пароль: дата рождения отца. Экран озаряется радужным светом и я, нажимаю на иконку в виде конверта, возле которой маячит красный кружок. «Привет Са Ра!» - гласит первая строчка на корейском языке. – «Я в Нью-Йорке. Давай увидимся!» Сообщение без подписи и, судя по номеру телефона, оно не от Ын Джи. Тогда от кого же? Глава 15. Признание. Ночью меня снова душит невидимая рука Ген Вана. Такая горячая, что я кричу от пекучей боли, которая плавит мою кожу, оставляя красные ожоги. Он улыбается, скалит жёлтые зубы и наваливается на меня всем весом. Я чувствую тяжесть его тела и запах пота вперемешку с ядовитыми нотками тухлой рыбы. Меня бьёт мелкая дрожь, а лицо застилают горячие слёзы. Я кричу и просыпаюсь. Долго сижу в кровати и всхлипываю. А успокоившись, не нахожу в себе сил, чтобы снова заснуть. Утро застаёт меня за уборкой. Я с яростью тру полы маленькой губкой, стоя на четвереньках. Руки от такой «мойки» уже болят, но я не придаю этому значение. Моя главная цель – не возвращаться мыслями к прошлому, и я готова терпеть физическую боль. Всё, что угодно лишь бы не вспоминать. Не переживать это снова. Оказавшись в больнице, я, первым делом, пробираюсь на третий этаж и быстро перебираю ногами по узкому коридору, пока не оказываюсь возле огромного окна, врезанного в стене. - Ну, малыши, - шепчу я, обращаясь к белым чепчикам, - надеюсь, ваши младенческие флюиды сотворят чудо, и я почувствую себя чуточку лучше. Я засовываю руки в карманы пыльно-розовой униформы и прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Наблюдаю за малышами: кто-то еле слышно кряхтит, причмокивая губами, кто-то настойчиво плачет, но большинство – просто спит. Их маленькие сморщенные личики мирно покоятся на тонких подушечках. Такие доверчивые, такие беззащитные. Я примечаю одного малышка. Он укутан в бледно-жёлтое одеяльце и белый чепчик, как и другие. Его глаза широко раскрыты. Взгляд устремлён куда-то на потолок. Я смотрю на него и думаю о том, что Ген Ван, когда-то тоже был таким малышом. Он тоже лежал, уставившись в потолок, беззащитно болтая ручонками в воздухе. Все преступники были детьми. Все были беззащитны, но, что заставило их быть теми, кем они стали? Чем был тот толчок, превративший их в монстров? И главное, если бы можно было всё вернуть обратно, выбрали бы они для себя другую жизнь? - Вот ты где! – перехватывает меня под руку Тереза, когда я врываюсь в коридор первого этажа. Я дёргаюсь от неожиданности и, прижав к груди ладонь, перевожу дух. - Напугала! – возмущённо вскидываю брови я. - Вот уж не думала, что тебя так легко напугать! – подшучивает она, толкая меня плечом. От её лучезарной улыбки исходит тепло, заставляющее расслабиться. Я улыбаюсь ей в ответ. - Доктор Макнамара, снова спрашивал о тебе! – щебечет она. - И что же он спрашивал? - Интересовался, где ты работала прежде. – Она снова ударяет меня плечом. – А ну, колись! Ты чем-то перед ним провинилась? Или может на оборот…- подмигивает она. - Не знаю. – Уже без улыбки произношу я. - Ну, не может же он просто так интересоваться твоим прошлым. За этим стоит какая-то цель. И я догадываюсь, какая цель стоит за его вопросами. - Не знаешь, где его найти? – с каменным лицом спрашиваю я. - Доктора Макнамара? – она растерянно отпускает мою руку. – Так он в ординаторской. - Спасибо! – торопливо благодарю я и срываюсь с места, наплевав на то, что подумает обо мне Тереза. Врываюсь в ординаторскую без стука и, к моему огромному удивлению, не застаю Дэвида врасплох, что было бы волне естественно. Он даже не дёргается. Продолжает спокойно сидеть за столом, уткнувшись в компьютер. - Доктор Макнамара! – выпаливаю я, переходя на формальное обращение. Мой голос резок и звучит злобно. – Какое право Вы имеете… Он поворачивается ко мне на стуле и сканирует взглядом светлых голубых глаз. - Я понимаю о чём ты! – тихо произносит он. - Тогда, какого чёрта Вы лезете с расспросами к Терезе? - взрываюсь я. - Разве не ты попросила меня помочь тебе в поисках брата? – Уклончиво отвечает он. - Ну, во-первых, я не просила. Вы сами предложили. А во-вторых, зачем спрашивать Терезу, если мы знакомы с ней всего пару месяцев? - Ладно, ладно! Ты меня раскусила. - Подняв руки к верху, насмешливо выдаёт Дэвид. – Я просто хотел узнать о тебе побольше. - Зачем? - Просто ты мне нравишься. – Невинно пожимает плечами он. Так как будто мы обсуждаем погоду. - Ого… - выдыхаю я. – Наверное, я сейчас должна прыгать от счастья – сам доктор Макнамара положил на меня глаз, - саркастически произношу я. - Но мне почему-то совсем не радостно. – Сжимаю кулаки, сдерживая закипающую внутри ярость. – Я прошу Вас больше не лезть в мою личную жизнь и не выспрашивать у медсестёр подробности из моего прошлого. – Медленно выдыхаю через нос. - Разве я делал что-то противозаконное? – интересуется он, как бы дразня меня. - Пока нет, но, если и дальше будете так себя вести... - Я понял! – холодно огрызается Дэвид. Его глаза наливаются ледяным сиянием, от чего по моей спине бегут неприятные мурашки. - Ты можешь быть свободна, Сара…- холодно шепчет он, приподнимаясь в кресле. Но я уже пячусь к двери и нащупав ручку, вырываюсь из душного помещения в коридор. Мчусь к туалету и закрывшись в одной из кабинок, даю волю слезам. Я чувствую себя уязвлённой. Я понимаю, что Дэвид догадывается о моём состоянии и боюсь, чтобы его догадки не разлетелись по всей больницы. Сейчас я бы многое отдала за то, чтобы вернуть свою нормальность. Вылезти из ненавистной кожи прокажённого. Избавиться от болезненных, зудящих нарывов и снова стать «как все». Серой массой, к которой я никогда не относилась, а теперь примкнула бы с огромной охотой. Остаток дня проходит в тумане. Всё, что я делаю – делаю по инерции и прихожу в себя лишь, когда Тереза, войдя в раздевалку для медперсонала, с круглыми горящими от восторга глазами, шепчет, что внизу меня дожидается какой-то красавчик. - Ты точно не промах, девочка! – восхищённо изрекает она. – Я даже подумать не могла, что ты такая вертихвостка. - Я-то? – устало отзываюсь я, застёгивая ремень на любимых чёрных джинсах. - Да ты не обижайся! – машет она в мою сторону. – Это я в хорошем смысле! - А-а-а… - безразлично тяну я. - Поторопись же! – командует она. – Такие красавчики не любят ждать. - А я никого и не держу! – шепчу я своим шнуркам. Завязываю их в узел и прячу концы внутри кроссовок, под «язычком». Когда я поднимаю голову, Терезы уже нет, и я радуюсь. Пробегаю губной помадой по губам и аккуратно растушёвываю её подушечкой безымянного пальца. Кто бы там меня ни ждал, он не должен видеть меня в таком состоянии. Прыскаю на себя духами и натянув искусственную улыбку, выхожу в коридор. В холе уже собралась небольшая толпа, в основном состоящая из медсестёр. Хотя, серди разноцветных униформ, виднеются и «гражданские» со стаканчиками кофе в руках. Толпа жужжит, как пчелиный рой, томно вздыхает и бросает вожделенные взгляды в сторону входа. Я с недоумением пробиваюсь сквозь плотное полукольцо и замираю на месте, скованная удивлением. - Са Ра! – разглядев меня в толпе поклонниц, скромно кивает Ын Джи. На нём белый гольф под горло, поверх которого надето шерстяное пальто на распашку цвета капучино, чёрные брюки и такие же чёрные ботинки с высоким голенищем. - Ын Джи? – хриплю я разочарованно. Я, всё-таки надеялась увидеть Джи Хуна. - А ты не очень-то мне рада! – замечает Ын Джи. - Не здесь! – командным тоном Терезы произношу я и, под завистливые взгляды направляюсь прямо к выходу. Ын Джи следует за мной. Прохожу через вращающуюся дверь и оказавшись на улице, делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие свежим, прохладным воздухом. - Са Ра…- пытается начать диалог он. - Зачем ты здесь? – резко поворачиваюсь к нему. - Я-я…- теряется Ын Джи. - Мне кажется, нам нечего обсуждать. Мои руки слегка дрожат от злости и разочарования и я, привычно прячу их в карманы. - Нам есть что обсудить! – мягко говорит он. – Но, давай поговорим где-нибудь в другом месте. – Он неловко косится в сторону окон, которые облюбовала толпа фанаток и я сдаюсь. - Пойдём, здесь есть кафе. – Я вскидываю руку и смотрю на часы. – У нас есть немного времени до закрытия. Мы усаживаемся на мягкие стулья со спинками, предварительно сняв пальто. Я заказываю огромную чашку какао с пенкой, а он эспрессо без сахара. Мы долго молчим в ожидании официанта и когда тот приносит дымящиеся чашки, с облегчением принимаемся за разговор. - Я хочу извиниться… - стыдливо произносит Ын Джи. - Правда, за что? – ёрничаю я. - Не за поцелуй! – поспешно отвечает он. – О нём я не жалею. Я хочу извиниться за то, что не смог помочь тебе, когда вас с Джи Хуном… - Не надо…- прошу я. – Не напоминай. Я делаю глоток из своей чашки и, взяв лежащую рядом салфетку, вытираю с губ пенку. - Прости. – Шепчет Ын Джи и переводит взгляд на крохотную белую чашечку, которую держит в руках. – Я только недавно узнал о том, что ты для нас сделала. И поэтому, мне вдвойне жаль, что вся эта ситуация с Джи Хуном коснулась и тебя. – Он делает глоток из чашки и аккуратно опускает её на белое блюдечко. - Мне тоже жаль, что так получилось. – Искренне говорю я и чувствую, как к горло подступает тошнотворный склизки ком. Запиваю его какао. - Когда это произошло, я чувствовал себя виноватым. – Продолжает Ын Джи. – Да и до сих пор чувствую. Солгу, если скажу, что мне это не льстит. Льстит, конечно. - Ты мне ничем не обязан! – напоминаю я. - Знаю! Но, я хочу быть обязан тебе… - И почему же? - Потому что ты всё ещё нравишься мне, Са Ра! – тихим голосом заявляет Ын Джи. Он не сводит с меня глаз. Прожигает нетерпеливым взглядом пытаясь разгадать мои мысли. – А ты? – спрашивает. – Я тоже тебе нравлюсь? В его голосе читается надежда, а я мысленно закатываю глаза и кричу во всю глотку: «И ты туда же? Что за день сегодня? Спец акция от амуров - Две любовных стрелы по цене одной?». Но в слух говорю: - Я не знаю. Он продолжает буравить меня взглядом, но не выглядит разочарованным. - Ничего, - спокойно говорит он. – У тебя есть время, чтобы во всём разобраться. Глава 16. Призрочная подруга. Ночью мне снится Мэди. Она приходит ко мне в розовом летнем платье и с атласной ленточкой в белокурых волосах. Ей всё ещё четырнадцать. По её худым ногам течёт кровь. Она приседает рядом со мной, и я чувствую трупное зловоние, исходящее от её тела. Она шепчет мне на ухо ужасные вещи. Её хриплый булькающий голос овладевает моим вниманием, и я сижу, зажав рот руками, боясь пошевелиться. Страх пробирает до костей, но я терпеливо жду, когда она уйдёт. Вскакиваю в кровати и тяжело дышу, словно проснулась от летаргического сна. По шее и плечам струится холодный пот. Он стекает мне на спину тонкими каплями, и я тут же замерзаю. Стуча зубами, бреду в темноте к ванной и залезаю под горячий душ. Дрожь долго не унимается, но, когда всё же проходит, её место занимает прерывистый всхлип. Плечи подскакивают, слёзы катятся по щекам от усталости и бессилия перед ситуацией, в которую я попала. На долю секунды в моей голове появляется безумная мысль: может, стоит начать посещать психотерапевта?! Он наверняка пропишет антидепрессанты. Мне станет лучше. Но, «я не сумасшедшая!» - звучит в моей голове. – «Мне просто надо время!» Поворачиваю кран с холодной водой и пускаю на себя ледяную струю. Дышу быстро и через зубы, крепко зажмурив глаза. Холодная вода всегда помогает мне прийти в себя. После холодного душа и глотка свежесваренного кофе, я чувствую себя живой. На часах без четверти семь. За окном всё ещё непроглядная тьма. Я стою, крепко сжимая в руках горячую чашку и бесцельно блуждаю взглядом по еле проступающим очертаниям кухни. Сегодня воскресенье. Мой законный выходной, на который у меня нет планов. Но, когда будильник разоряется унылой трелью, я уже шнурую любимые кремовые кроссовки. Набрасываю на голову тёмно-зелёный капюшон от худи, поддетой под парку и решительно открываю входную дверь. На часах половина девятого. Именно в это время я обычно просыпаюсь по выходным. Вернее сказать – просыпалась. В той нормальной, жизни. Когда меня не душила невидимая рука Ген Вана, а Мэди не нашёптывала ужасы. Я спускаюсь в метро и отстояв бесконечную очередь к автомату, покупаю без лимитную карту. Она обходится мне в 35 долларов. Я не часто пользуюсь метро и виной всему непредсказуемые личности, которые там встречаются. Ну, и может быть крысы. Но их я там видела всего пару раз. Что на 60% реже, встреч с непредсказуемыми личностями. До Бруклина примерно тридцать минут езды. Я могла бы дойти и пешком через Бруклинский мост, но шагать пришлось бы не меньше двух часов. В одиночку я на такой подвиг не готова. Квартал Кэрролл-Гарденс в Бруклине мало чем отличается от родного мне Гринвич-Виллидж в Манхэттене. Разве что безопасностью. На Манхэттене куда более безопасно, чем в Бруклине или в каком-либо другом районе Нью-Йорка. Я подхожу к двухэтажному таунхаусу из красного кирпича, поднимаюсь по ступенькам и помедлив, стучусь в деревянную дверь. На долю секунды в моей голове всплывает воспоминание: седовласая старушка с добродушным морщинистым лицом, раскрывает передо мной дверь и приветствует певучим акцентом. Это бабуля Рэйчил. - Сара? – неуверенно тянет, просунувшаяся в раскрытую щель голова миссис Марс. - Тётя Мэри! – произношу я. Собственный голос кажется мне слишком громким. И не удивительно. На часах начало десятого утра. После смерти бабули Рэйчил тётя Мэри и дядя Тоби переехали в её квартиру в Бруклине. И судя по округлившемуся животу тёти Мэри – это было верное решение. - Проходи, дорогая! – смущённо улыбается она, жестом приглашая войти. Я переступаю через порог и оказываюсь в уютной прихожей. Прямо напротив входа – лестница ведущая на второй этаж. Справой стороны стоит высокий деревянный стол с резными ножками. На нём стоит огромное, тяжёлое зеркало в деревянной раме. Краем глаза я вижу в нём своё отражение и вспоминаю, как мы с Мэди любили «наводить красоту» перед этой старинной реликвией. За столиком – вход в кухню. Я плетусь за тётей Мэри в кухню и удивлённо выгибаю бровь, обнаружив, что и эта комната ничуть не изменилась. В центре стоит большой квадратный стол цвета слоновой кости, а рядом с ним серые табуретки на высоких ножках. С потолка к столу спускаются длинные конусообразные лампы. Поодаль, возле огромного окна, сидит дядя Тоби. Из-за высокой спинки кресла виднеется только его нос с очками половинками и газета, которую он увлечённо читает. В кухне пахнет кофе. - Тобиас, дорогой! – привлекает его внимание, тётя Мэри. – У нас гости! Мистер Марс неохотно откладывает газету и сняв очки для чтения, бросает на меня слегка растерянный взгляд. - Здравствуйте, дядя Тоби! – говорю я. И его лицо озаряется искренней улыбкой. - Сара! – он вскакивает с кресла и бросается ко мне с объятиями. – Как долго мы не виделись! – произносит, похлопывая меня по спине, как старого друга. – Мне так жаль, что твой отец всё ещё…кхм… не с нами. Он неловко отводит глаза, словно что-то скрывает. - Кофе? – интересуется тётя Мэри, держа наготове турку, распространяющую дивный аромат. Я молча киваю и усаживаюсь на один из высоких табуретов. Не без удивления заметив, что моё тело никак не отреагировало на объятия дяди Тобиаса. Не считая, разве что, слегка подрагивающих рук. Ставлю ноги на деревянную планку между ножек и чувствую себя подростком с горсткой веснушек, какой была всего восемь лет назад. Дядя Тоби заваливает меня вопросами, и я ему благодарна, потому что до конца не понимаю, зачем сюда приехала. Тётя Мэди заботливо подвигает ко мне белое блюдце с большим куском шоколадного «Брауни». И я расковыриваю его в крошку. Превращаю в кучку шоколадного песка. Когда речь заходит о Мэди, я слегка напрягаюсь. Но Марсы выглядят спокойно. - Мы решили жить дальше! – словно оправдываясь, гладит себя по животу тётя Мэди. – Через пару недель переезжаем в Канаду! - Моя сестра живёт в Торонто! – вторит ей дядя Тоби. – Она давно нас звала. И вот, мы решились. - Торонто?! – тяну я. – Это замечательно! Отправляю в рот целую ложку шоколадного песка и усердно жую, чтобы не выдать своего разочарования. Пауза затягивается и я, не нахожу ничего лучшего, чем сознаться в истинной причине моего визита. - Этой ночью я видела Мэди! – тихо бормочу я и тут же добавляю: - Во сне! - О, детка! – тётя Мэди, кладёт свою тёплую ладонь поверх моей руки и легонько сжимает её. - Это впервые за восемь лет! – признаюсь я. - Как психотерапевт скажу, что подобное может быть вызвано сильнейшим потрясением или длительным стрессом! – профессорским тоном заявляет дядя Тоби. – Не замечала что-то подобное за собой? - И потрясение, и длительный стресс, всё есть! – со вздохом констатирую я. Не упомянув, что несколько месяцев назад оказалась в схожей с ситуации с Мэди. - Что ж, тогда хорошо, что ты нас навестила! – стуча по подбородку пальцем, заключает дядя Тоби. – Я тебе кое-что пропишу. Но ты пообещай, что будешь их принимать и обратишься за помощью к психотерапевту. Хорошо? Я молча киваю. И от этого мне кажется, что, в случае чего, никто не сможет обвинить меня во лжи. Ведь я не издала ни единого лживого звука. Тётя Мэри подаёт мужу листок и ручку и тот что-то выводит каракулевым почерком. Так, что, когда дядя Тоби подвигает ко мне листок, я не могу разобрать ни слова. - Через пару дней тебе станет лучше! Но, всё равно обратись за помощью к специалисту. – Советует он. Когда я снова оказываюсь в прихожей и по очереди обнимаю Марсов, дядя Тоби, склонившись к моему уху, еле слышно шепчет: «Я всегда буду благодарен твоему отцу за то, что он для нас сделал!» Для меня эти слова звучат странно. Ведь, с того самого дня, как отец попал в аварию, нога Марсов ни разу не переступала порог нашего дома. Собственно, как и наша не переступала их порог. Он отстраняется и бросает на меня многозначительный взгляд. В нём читается и стыд, и грусть, и благодарность и что-то ещё. Что-то, что просит меня разгадать тайну сказанных им слов. Тётя Мэри одаривает меня грустным взглядом, и я понимаю, что во мне она видит Мэди. Свою дочь, которая никогда не повзрослеет. Вернувшись домой, я стаскиваю с ног кроссовки, вешаю в шкаф куртку и валюсь на кровать. Просыпаюсь, когда на часах уже половина пятого. Я проспала больше пяти часов, но чувствую себя разбитой. Долго сижу в постели уставившись в одну точку и никак не могу решиться вылезти из-под одеяла. Из головы не выходят слова дяди Тоби. Он точно хотел сообщить мне что-то важное. Только, вот, что? Что такого сделал отец, что семья Марсов всегда будет благодарна ему за это? А главное, если эта особая благодарность есть, тогда, почему я ничего о ней не знаю? Набираю номер мамы. Знаю, что противоречу сама себе, но сейчас я чувствую, что без её объяснений не справлюсь. Она поднимает трубку на пятом гудке. Её голос звучит нарочито непринуждённо. Так что сразу становится ясно: она смертельно обижена на меня. - Алло! – произносит она. - Привет! – тихо бормочу я. - Что-то случилось? – пропустив приветствие, спрашивает она. - Я сегодня была у Марсов. Они собрались переезжать в Канаду, а тётя Мэри… - Хорошего пути! – саркастически хмыкает мама и я представляю, как она складывает на груди руки. Как и всегда, когда злится. - Дядя Тоби сказал… - пробую я, но мама снова меня перебивает. - Будет лучше, если ты не будешь встречаться с Марсами. Ума не приложу, зачем ты вообще к ним поехала? – её голос наполняется свирепыми нотками. – Эти люди! – она прерывается, подыскивая правильные слова. – Из-за этих людей твой отец… - Договаривай, мам! – почти кричу я. - Нет! – резко отрезает она. – Зря ты мне позвонила. – Почти шепчет она. – Зря поехала к Марсам. Всё зря. Она вешает трубку, а я остаюсь наедине со своими мыслями и теперь, мне ещё больше хочется во всём разобраться. - Он сказал, что всегда будет благодарен тебе за то, что ты для них сделал. Но, я не понимаю, что он имел в виду? А мама ничего не хочет слышать о Марсах и их благодарности. – Бормочу я, устроившись в кресле возле больничной кровати отца. – Если бы ты мог, ответил бы на мои вопросы? Или же как мама, предпочёл отмахнуться от меня, как от назойливой мухи?! – Беру отца за руку и легонько проглаживаю пальцем его сухую ладонь. – Я чувствую себя такой одинокой. Всхлипываю. - Настолько, что с нетерпением жду, когда смогу обнять брата. Пусть он мне и брат лишь на половину, но надеюсь, он будет любить меня как родную. Вытираю слёзы тыльной стороной руки. В животе урчит и я вспоминаю, что, кроме шоколадного Брауни тёти Мэри, больше сегодня ничего не ела. В холле, возле стойки регистрации я вижу Терезу, она стоит ко мне спиной и о чём-то оживлённо болтает с посетителем. Его я не вижу. Рослая и сбитая Тереза полностью закрывает его собой. Она кокетливо наматывает кудрявый волосок на длинный палец и то и дело, склоняется в сторону своего собеседника, словно посвящает его в детали тайны государственной важности. Мне не хочется разрушать эту идиллию, и я решаю обогнуть Терезу, сделав небольшой крюк по холлу. С каждым шагом ноги кажутся всё тяжелее, воздух в горле перехватывает и мне приходится прилагать усилия, чтобы вздохнуть. Перед глазами расплываются неприятные мыльные пузыри, которые лопаясь, оставляют после себя чёрные круги. Темнота в глазах сгущается. Я усиленно тру их руками, пытаясь прогнать темноту, но она не отступает. Поворачиваю голову в сторону Терезы, как забитый зверёныш, ищущий в первом встречном спасителя. Но она и не смотрит в мою сторону. Тело обмякает, и я валюсь на пол больно ударившись головой. Тьма застилает глаза, и я ей поддаюсь. Глава 17. Джи Хун которого я... После смерти Мэди в нашем доме о ней больше не заговаривали. Даже тогда, когда я вернулась с похорон бабули Рэйчил с целой кипой газетных вырезок, родители не сказали мне ни слова. Я кричала, ругалась, плакала, но они были просто не пробиваемы. Не то, чтобы им было плевать на горе, ворвавшееся в жизнь Марсов. Нет. Они просто боялись. Боялись настолько, что даже не могли об этом говорить. Прошло ещё три года, прежде чем я снова услышала имя «Мэди» в нашем доме. В тот день я прогуляла универ из-за сильной боли в животе. Родителям я об этом не сказала. Поэтому, они не знали, что я подслушиваю. - БАУНФЕЛД! БАУНФЕЛД! – нечеловеческий рёв врывается в наш дом. – ОНИ ЕГО ОТПУСТИЛИ! – рыдая в захлёб кричит дядя Тоби. – СПУСТЯ СТОЛЬКО ЛЕТ! ОНИ. ЕГО. ОТПУСТИЛИ. Я осторожно выхожу из своей комнаты и подбираюсь поближе к лестнице, но так, чтобы остаться незамеченной. Отсюда мне открывается хороший обзор на всё, что происходит внизу. - Тобиас! – спокойно отвечает отец. – Тебе надо успокоиться! - ОНИ СКАЗАЛИ, ОН БОЛЬШЕ НЕ ОПАСЕН! - ТОБИАС! – кричит отец. Тот замолкает и вперивает затравленный взгляд на отца. - Если ты хочешь, чтобы я тебя выслушал – успокойся! – твёрдо говорит отец. Он обнимает товарища за плечо и ведёт в кухню. Всё это время, моя взволнованная мама стоит как мраморное изваяние, боясь пошевелиться. Она отмирает лишь спустя несколько мгновений и широко раскрыв рот, зажимает его ладонью. Словно до неё дошёл сакральный смысл прозвучавших слов. Все втроём они долго совещаются на кухне. К сожалению, до меня долетают лишь всхлипы и невнятные бормотания. Когда дядя Тоби снова появляется в прихожей, я замечаю, как опухли и покраснели его глаза. Он кажется мне стариком, хотя на самом деле ему нет и сорока. Отец провожает его долгим, решительным взглядом. Когда дверь за мистером Марсом захлопывается, мать источает ядовитое шипение, сквозь которое просачиваются угрозы и шантаж. Но отец абсолютно спокоен. Он принял решение. Спустя неделю, сидя на скучнейшей паре по теории международных отношений, на мой мобильный приходит сообщение от мамы. Она пишет, что отец попал в аварию и мне срочно надо приехать домой.