Просыпаюсь я в знакомой палате: просторная, выкрашенная в светло бежевый. На окнах тканевые жалюзи кофейного цвета. Рядом с кроватью тумбочка, а на противоположной стене тонкий экран телевизора. В такой же палате лежит мой отец. За небольшим исключением: в моей полнейшая тишина. Тоненькие нейлоновые трубочки тянутся из локтевого сгиба к штативу с капельницей. Голова всё ещё болит, но сознание такое ясное, каким не было уже давно. Я приподнимаюсь на локтях и замираю. На моей кровати, всего в дюйме от моего колена покоится чья-то голова. Я с опаской подвигаюсь ближе, чтобы внимательнее рассмотреть хозяина иссиня-чёрной шевелюры и не верю собственным глазам. - Д-Джи Хун? – срывается с моих губ. Но он ничего мне не отвечает, а продолжает лежать, мирно прикрыв глаза. Тогда я решаюсь на безумный, по нынешним меркам, поступок – провожу ладонью по его тёмным волосам. Они коротко острижены под ёжик. Будто он готовится к службе в армии. - Уже проснулась? – тихо спрашивает он, не открывая глаз. - Как ты здесь оказался? – смущённо бормочу я, отдёрнув руку. - Приехал с тобой повидаться. - А как ты узнал, где я работаю? - С моим статусом это не сложно. - И то верно. – Соглашаюсь я. - Я болтал с твоей подружкой в тот момент, когда ты хлопнулась на пол! – оповещает Джи Хун. Он приподнимает голову и сканирует меня взглядом. – Ты в порядке? - Д-да…- киваю в ответ я. – Постой, ты знаешь английский? - Мы все знаем английский! – пожимает плечами Джи Хун, принимая вертикальное положение. – А ещё китайский и японский. Языки – это то, что мы обязаны знать, будучи звёздами такого уровня. Он крутит шеей и потягивается, обнажив тонкую полоску кожи на животе. - Странно, что в больницу заявился ты. Отведя взгляд от Джи Хуна, признаюсь я. - А ты ждала кого-то другого. - Да, Ын Джи… - Ын Джи?! В голосе Джи Хуна звучит медь. - Он писал мне после того, как… Я заминаюсь, бросаю на Джи Хуна быстрый взгляд. - После того как я вернулась в Америку. - Так и знал, что он так просто не сдастся… - еле слышно шепчет Джи Хун. - Что? - Кто такая Мэди? – спрашивает он. – Ты звала её всё время, пока спала. - Мэди?! Я сглатываю образовавшейся ком. - Моя подруга, которая умерла. - Точно! Ты уже об этом рассказывала. Он проводит рукой по своей шевелюре, словно ещё не привык к такой короткой стрижке. - Ладно, пойду позову твою подружку медсестру. Пусть освободит тебя от этих пут. – Он кивает на трубочку, тянущуюся от капельницы к локтевому сгибу моей руки. Когда Тереза мягкой поступью вплывает в мою палату, на её лице играет лукавая улыбка. - Кто ты? – заговорчески шепчет она. – И где скромница Сара О’Шэйн, которую я знала. - Это не то, что ты думаешь! – так же шёпотом отвечаю я. - Возможно! - соглашается она. Аккуратно вытаскивает иголку из моей вены и ловко наклеивает маленький кружок пластыря телесного цвета. Я сгибаю локоть. Чувствую лёгкое покалывание и огромное облегчение. Не знаю, сколько времени моя рука пролежала в таком положении, но я рада сменить позицию. - Мои предположения могут быть ошибочными, но глаза врать не могут! – заявляет она. Отходит в сторонку, тянет за собой стойку от капельницы и та, скрипя, едет за ней, перебирая маленькими колёсиками. - Ещё увидимся! – громко произносит она, подмигивая мне. И я понимаю, что наш разговор ещё не окончен. - Собирайся, я тебя отвезу! – командует Джи Хун. Он стоит, облокотившись плечом о бежевую стену. Его руки спрятаны в карманах чёрных джинсов. Я спускаю ноги на пол, нащупываю кроссовки и тянусь за ними, чтобы обуть. - Я помогу! – басит Джи Хун. Его рука ложится мне на плечо, и я замираю. Жду железную руку, которая будет душить меня до тех пор, пока я не потеряю сознание. Чувствую, как ускоряется моё сердцебиение. Пульс с грохотом раздаётся в ушах, становится тяжело дышать. Я закрываю глаза и жду. Жду. Жду. - Ты чего? – спрашивает меня Джи Хун. Он присаживается и поднимает кроссовок. Касается моей стопы и по моей спине бегут электрические мурашки. Я всё ещё жду железную руку. - Что-то болит? – беспокоится он. - Нет… - хрипло отвечаю я. Открываю глаза и как безумная таращусь на парня, натягивающего на мои ноги кроссовки. Украдкой, касаюсь своей шеи и сглатываю, пытаясь почувствовать хоть какой-то намёк на железную руку. Но её нет. - Идём! – командует Джи Хун, хватая меня за руку. Мы идём по узкому коридору больницы. Рука Джи Хуна, крепко сжимает мою и я не могу перестать смотреть на этот замок из переплетённых пальцев. Минуем дежурный пост, и Тереза радостно машет мне на прощание молочной ладошкой. - Садись! – командует Джи Хун, раскрывая передо мной дверь чёрной «тайоты-ланкрузер». Я забираюсь на пассажирское сидение и устраиваюсь прямо за спиной Джи Хуна. Тот пристёгивает ремень и с готовностью кладёт руки на руль. Его длинные пальцы крепко сжимают рулевое колесо, и я замечаю чёрное карбоновое кольцо на большом пальце его левой руки. «Тайота» плавно выезжает с парковки, ловко лавируя между автомобилями. Мы катимся по знакомой дороге. Рядом с Джи Хуном, я чувствую себя спокойно. Он не пытается ни чего выяснить, он даже не говорит. Молча сидит за рулём, барабаня пальцами по рулю в такт музыки, мягко наполняющей салон. Она обволакивает меня, словно укутывает в пушистое одеяло, и я поддаюсь этому чувству. Закрываю глаза и засыпаю. Когда я снова открываю глаза, то мы стоим, а на водительском месте пусто. Пуст! Джи Хуна нет. Я вскакиваю, но быстро успокаиваюсь, заметив его за окном. Одетый во всё чёрное, он с лёгкостью сливается с вечерней темнотой. Изо рта Джи Хуна вырывается густое облако серого дыма. Он курит. Меня это сбивает с толку. Джи Хун, которого я знаю – не курит. Он вообще не имеет вредных привычек. Видимо, за то время, пока я его не видела, он сильно изменился. Да и я тоже. Мы оба уже не те, что были пару месяцев назад. Джи Хун, словно чувствует мой взгляд, поворачивает голову и смотрит на меня, выдыхая очередное облачко дыма. Затем тушит сигарету о подошву ботинка и выбрасывает в рядом стоящую урну. Открывает дверь с моей стороны и оповещает: - Приехали! Я выбираюсь наружу и кручу головой, убеждаясь в том, что нахожусь в двух метрах от дома, где снимаю квартиру. - Спасибо! – смущённо бормочу я и постукивая каблуками, устремляюсь навстречу подъездной двери. - Не так быстро! – громко выкрикивает он. Ставит «тайоту» на сигнализацию и следует за мной. – Я сегодня ночую у тебя. - В каком это смысле? – оторопело мямлю я. - А есть ещё какой-то смысл? – он засовывает руки в карманы. – Открывай, давай! Холодно! Оказавшись в моей квартире, он с любопытством рассматривает каждый предмет, словно старается его запомнить. - Почему ты решил остаться у меня на ночь? – недовольно бормочу я. – Вдруг у меня тут родители или парень?! - Никого же нет! – пожимает плечами он, перекатывая в руках маленькую статуэтку рыжего кота, которую я выиграла у Мэди в «уно», когда нам было по девять. - Это ты сейчас знаешь! – замечаю я и выхватываю из его рук статуэтку. На долю секунды наши пальцы соприкасаются, и он одаривает меня удивлённым взглядом. Я ставлю статуэтку на место. - Ты голоден? - Нет, спасибо! – отвечает он. - Ванная комната пряма по коридору, с левой стороны от гостиной. – Чеканю я. – Чистое полотенце в шкафчике. Там же найдёшь зубную щётку. Спать будешь на диване. – Я указываю пальцем на небольшой диванчик оливкового цвета и добавляю: – Он раскладывается. - Хорошо. – Кивает головой Джи Хун. – Кто первым идёт в душ? Его губы поддёргивает ироничная ухмылка и я, закатив глаза, удаляюсь в свою комнату, закрыв за собой дверь. Долго сижу на кровати сложив ноги по-турецки и не могу поверить в происходящее. Джи Хун, которого я ненавижу, ночует в моей квартире. Джи Хун, которого я ненавижу, моется в моём душе. Джи Хун, которого я ненавижу, курит сигареты. Джи Хун, которого я ненавижу, держит меня за руку. Джи Хун, которого я …люблю. Глава 18. Тайна моего отца. Лицо Ген Вана нависает надо мной. От него жутко пахнет потом и одеколоном. Он улыбается, но его жёлтые зубы и тонкие линии губ больше походят на оскал. Он склоняется надо мной, едва касаясь моего носа своим. - Тебе понравится! – зловеще выдыхает он, сжимая моё горло. Я бьюсь в конвульсиях, пытаюсь разжать его пальцы. Ударяю его по руке и в живот, но его хватка даже не слабеет. Шея болит, в висках бешено стучит кровь. Где-то вдалеке я слышу всхлипы. Краем глаза замечаю белокурые волосы с розовой лентой. Это Мэди и она плачет. По её лицу текут кровавые слёзы. Она плачет по мне. Вскакиваю с кровати с оглушительным криком. Провожу рукой по вспотевшей шее, пытаясь убрать это мерзкое ощущение его натруженных пальцев на моей шее. Дверь в мою комнату с грохотом открывается и на пороге появляется Джи Хун. Его грудь быстро поднимается и опускается, глаза яростно вглядываются в темноту ища источник угрозы. - Всё в порядке! – хриплю я, растирая шею. – Просто, плохой стон. Он включает маленький ночничок на прикроватной тумбе и усевшись рядом, принимается осматривать мою шею. - Ты так кричала…- взволнованно шепчет он. - Да, со мной такое бывает. – Признаюсь я. Он собирает мои волосы в хвост плотно перевязав их оставленной прядью вместо резинки. - Расскажешь, что тебе снилось? – ласково просит он. - Ген Ван… - коротко отвечаю я после непродолжительной паузы. – И моя подруга Мэди. Я поворачиваюсь к нему лицом и окатываю его взглядом. Он сидит в одних трусах – длинных чёрных боксерах. Его торс оголён, и я вижу крепкие кубики пресса, которые он прятал под одеждой. Мой взгляд скользит по его рукам и плечам, перескакивает на квадратную челюсть и замирает на губах. Я нервно сглатываю, ощущая тепло, расплывающееся внизу живота. Поднимаю глаза и встречаюсь с его взглядом. Он смотрит на меня ни мигая. И, должно быть, видел, как я его рассматриваю. От этого мне делается не по себе. Стыдливо опускаю голову вниз, лихорадочна соображая, что сказать в оправдание, но он хватает меня за подбородок и тянет его вверх. Когда наши глаза снова встречаются, меня обдаёт новой волной жара. Его лицо приближается, а взгляд смещается на губы. Я тоже поддаюсь вперёд, когда наши губы оказываются в дюйме друг от друга и поцелуй становится чем-то необратимым, я шепчу: - А как же, Е Чжин? - Между нами всё кончено, ты же знаешь! – шепчет в ответ он. - Но я видела вас в новостях. Тогда, в кафе вы… - Ничего не было. – Перебивает он. – Мы встретились случайно. Она, конечно, хотела меня вернуть, но я уже люблю другую. Его губы касаются моих. - Давно? – шепчу я, прерывая поцелуй. - Как только впервые тебя увидел! – отвечает он и снова впивается в мои губы. Его движения плавные и неспешные. Он, как гурман, растягивает удовольствие. Проводит руками по моим волосам, спине и бедрам. Из его рта вырываются хриплые выдохи. - Я не могу…- шепчу я. - Что? – переспрашивает он, слегка отдаляясь от моего лица. - Я не могу касаться других мужчин. Он смотрит мне прямо в глаза, словно заглядывает в самую душу. - После того, случая с Ген Ваном, меня накрывают панические атаки, если я касаюсь кого-нибудь из мужчин. – Торопливо объясняю я. – Всех, кроме отца, мистер Марса и тебя. Он тянется к моим волосам и закладывает мне за ухо выбившуюся прядь волос. - Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. – Он опускает голову и добавляет еле слышное: - всё из-за меня… - Из-за тебя? А ты тут причём?! Всё было бы хорошо, не будь Ген Ван психом. Разве ты виноват, что он псих? – возражаю я. - Тогда, почему я всё ещё чувствую себя виноватым? - Потому что у тебя есть совесть! – отвечаю я. – И ты постоянно берёшь на себя чужую вину. - Я никогда не хотел быть певцом! – признаётся он. – Согласился на это лишь потому, что надеялся найти родителей. Мечтал, как они посмотрят телевизор, увидят меня и заберут домой. – Он выдерживает паузу. – Если бы Ген Вана взяли вместо меня, то не случилось бы того, что случилось. - Но, тогда бы мы тоже не встретились! - Ты права… - задумчиво шепчет он и добавляет. – Иди сюда… Наши губы сливаются в поцелуе. И на этот раз в нём нет ни капли робости. Утром меня будет мобильный. На часах 5:30. В квартире так холодно, что не хочется и носа высовывать из-под тёплого одеяла. Я поворачиваюсь на другой бок и прижимаюсь к спине Джи Хуна. Вдыхаю аромат его кожи и желаю провести здесь остаток своей жизни. - Тебе пора на работу! – ворчит Джи Хун. Он поворачивается ко мне и заключает в объятия. – Хочешь, сварю тебе кофе? – с закрытыми глазами предлагает он. Когда я выхожу из ванной, он уже одет, а на столе дымится чашечка кофе. В кухне пахнет табаком. - Извини… - он размахивает руками, выпроваживая остатки дыма в раскрытую форточку. Я прижимаюсь к его груди. Мои волосы ещё влажные и оставляют на его рубашке мокрые пятна. - Тебе лучше одеться. – Хрипит он, взирая на меня с высоты своего роста. – Иначе, опоздаешь на работу. - Но, у меня в запасе ещё добрых двадцать минут. – Канючу я. - Я успею. - Успеешь, если будешь заниматься только сборами. – Он бросает на меня многозначительный взгляд и добавляет уже тише: - Не дразни меня. Многочисленные ранние «пташки» торопятся по своим делам, поглубже зарываясь носами в воротники шерстяных пальто и горловины свитеров. Я сижу рядом с Джи Хуном и держу его за руку. Ласково вожу пальцем по его кольцу, поглядывая на его реакцию. - «Love begets love» - читаю в слух вырезанные буквы на чёрном ободке. Лицо Джи Хуна по-прежнему без эмоционально холодное. На долю секунды мне начинает казаться, что он меня не услышал, но тот выдыхает и произносит: - Мой учитель говорил эти слова слишком часто. Настолько, что я решил никогда с ними не расставаться. Он одаривает меня смущённой улыбкой, и я понимаю, что это слишком личное, но не могу удержаться от вопроса: - Твой учитель? - Учитель Сон. – Джи Хун барабанит пальцами по рулю. – Он преподавал мне музыку и пение, когда я жил в интернате. Именно благодаря ему я тот, кто я есть. Я пробегаю по закоулкам собственной памяти и выуживаю оттуда разговор с Ын Джи, который состоялся после первой съёмки с Е Чжин. Тогда Джи Хун ушёл «проведать одного человека» и Ын Джи сказал, что должно быть это его учитель по пению. Припоминаю, каким обеспокоенным был его взгляд. - Вы были близки? - Да, - кивает головой Джи Хун. – Как и сейчас! Правда, он уже не работает. Пять лет назад ему диагностировали рак гортани на третьей стадии. Сейчас он почти не говорит, но всё ещё жив. Я оплачиваю его лечение и …- он заминается. – В общем-то, есть ещё кое-кто, кто переводит ему деньги каждый месяц. Некто по имени Шин Дэ. Но, я не знаю этого человек. Никогда его не видел. - Кто-то вроде «Тайного Санты»? Джи Хун смотрит на меня с непониманием. - Не знаю о чём ты, но если он имеет какое-то отношение к анонимной благотворительности, то да. - Понятно. - Выдыхаю я. И тут же вспоминаю отца, лежащего на больничной койке под мерными взвизгами мониторов. - А как же его семья? - Жена умерла много лет назад, а детей никогда не было. Так что, пожалуй, я и есть его семья. Он поднимает руку, держа мою ладонь в своей и целует в тыльную сторону пониже костяшек. Я чувствую его тёплые губы на своей коже и жалею, что не могу вернуться в прошлый вечер. - Мы приехали. – Сообщает он и ещё раз прижимается губами к моей руке. - Не дразни меня! – передразниваю его я и он издаёт приглушённый смешок. - Я буду скучать… - признаётся он, выпуская мою руку. - Я тоже. Заедешь за мной вечером? – с надеждой спрашиваю я. - Сегодня у нас финальная репетиция перед завтрашним концертом. Закончим поздно. – Он морщит нос. – Ничего, если ты меня подождёшь? - Ничего! – улыбаюсь я, сдерживая волну нахлынувшего счастья. Прощаемся долгим поцелуем, после чего я, совершив невероятное усилие, покидаю «тайоту» и спешу навстречу рабочей рутине. Весь день я раздаю таблетки, меняю постельное бельё, расчесываю волосы, умываю, вожу на прогулки и без умолку болтаю. К обеду я еле стою на ногах, так что, усевшись на холодный стул в больничной столовой сметаю всё, что стоит на моём подносе. - Ничего себе! – удивлённо вскидывает брови Тереза. – Никогда не видела, чтобы ты так много ела. В тебя вселился дух чревоугодия? – она шутливо тычет мне в рёбра острым локотком. - Просто, я проголодалась! – пожимаю плечами я. Нервно поглядываю на телефон. До встречи с Джи Хуном ещё слишком долго. - Наведаюсь к отцу! – говорю я и поспешно встаю из-за стола. В палате отца всё так же, как и всегда: светло, чисто и слегка пахнет чистящим средством для пола. Монотонное «пи-и-ик» оповещает, что его сердце всё ещё бьётся. - Привет, пап! – здороваюсь я. Подтягиваю кресло поближе к его кровати и забираюсь в него с ногами. Касаюсь его еле-тёплой руки и рассказываю всё, что произошло со мной за последние сутки. Опустив детали ночи. Уверена, что любой отец, даже будучи в коме, не захотел бы знать, что его дочь спит с парнем. Пока я веду свой неспешный рассказ, моя рука сжимает его пальцы. Трижды я прерываюсь, потому что мне кажется, что они шевелятся и я со сверлящей внутри надеждой, всматриваюсь в его лицо, ожидая, что он откроет глаза. Но этого не происходит. Откидываюсь на спинку и долго молчу. А потом решаюсь залезть в интернет. Открываю «googl» и набираю в поисковой строке «авария на Бруклинском мосту. Июнь 2020 год». Мне открывается окошко с целой страницей похожих заголовков. Я просматриваю их все, пока не натыкаюсь на фотографию разбитого всмятку «Альфа ромео-гулия» серебристого цвета. Автомобиль моего отца. Не знаю, почему я раньше этого не сделала. Наверное потому, что боялась увидеть все эти страшные фото с места аварии, прочитать строчки, пестрящие словами «кровь», «смерть», «разбился» и им подобными. Набираю полную грудь воздуха и читаю статью. «В двенадцать часов утра, на Бруклинском мосту произошла шокирующая авария. Водитель на всей скорости въехал в ограждение сбив, по пути, пешехода». Я читаю эту строчку ещё раз. И ещё раз. И ещё. До тех пор, пока до меня не доходит смысл прочитанных слов: МОЙ ОТЕЦ СБИЛ ЧЕЛОВЕКА. «Двадцати двухлетний Пэрис Баунфелд скончался на месте от полученных травм». Пэрис.Пэрис. Пэрис. И почему же мне так знакомо это имя?! Набираю его имя в поисковике и кликаю по фотографии. Это лицо я точно где-то видела. Я снова роюсь в подкорках своей памяти, пока не натыкаюсь на воспоминание: вырезка из газеты, которую я нашла в доме бабули Рэчил. На ней кучерявый мальчишка с голубыми глазами и кривоватой улыбкой на губах. Довольно симпатичный. Под левым глазом чёрная каплевидная слеза – татуировка. Или, как назвали это потом - опознавательный знак. А сверху над его фото, большими заглавными буквами выведен заголовок: «Седьмая жертва Бруклинского маньяка самостоятельно вернулась домой!» Глава 19. Полуночный рамен учителя Сон. Бреду по узкому больничному коридору как зомби, еле-еле передвигая ногами. Где-то впереди мигает перегорающая лампочка и это только усиливает эффект киношной неправдоподобности. Я останавливаюсь и с силой щиплю себя за бедро. Так сильно, что на глаза наворачиваются слёзы от колючей боли. Но несмотря на это, я всё равно не могу поверить в то, что навязывает мне моя внутренняя Сара. Не та, что отвечает за эмоции, а та, что управляет рациональным мышлением. «Мой отец НАМЕРЕННО сбил Пэриса. Это не было случайностью. Не в тот день…не после того, как его отпустили спустя пять лет принудительного лечения. Не после разговора с Марсами…» Я нервно сглатываю и ускоряю шаг желая вырваться из цепких лап собственных мыслей. Но они меня настигают и бьют по голове обухом. «Он был готов умереть? Но, почему? Ради справедливости, которой Марсы не смогли добиться через суд? Или ради Мэди, которая была мне подругой?» «Нееет» - шипит в ответ голосок внутри меня. – «Он сделал это ради тебя, Сара! Он так боялся, что подобное может произойти с тобой, что решился на крайние меры, лишь бы его любимая девочка была в безопасности.» Горячие слёзы ударяют по щекам и я перехожу на бег. Этот чёртов коридор всё никак не заканчивается. Впервые жалею, что не воспользовалась лифтом. - Сара! – окликает меня Дэвид. Он стоит в холле, у самого выхода, с тоненькой папкой в руках. Я быстро вытираю глаза и кашляю, прочищая горло. Досадливо поджимаю губы и направляюсь в его сторону. - Привет! – здоровается он, обведя меня взглядом. – Прекрасно выглядишь. – Добавляет он и я усмехаюсь, хоть и знаю: он говорит правду. Он, буквально, поедает меня взглядом. Протягивает ко мне руку, но быстро одёргивает её. – Как и обещал! – кротко говорит Дэвид и вручает мне папку. - Что это? – осипшим голосом спрашиваю я. - Информация о Нам Джине. Всё, что смог. - Спасибо! – оторопело благодарю я. Хватаю папку и засовываю в свою рабочую сумку. Неловко опускаю взгляд и долго разглядываю носки своих кроссовок, прежде чем его голос раздаётся снова. - У тебя всё в порядке? - В общем-то, да! Всё хорошо. – Стараясь сохранять спокойствие, вру я. – А как ты? - Не особо! – пожимает плечами он. – Говорят, девушка, которая мне нравится вчера ушла под ручку с другим парнем. – Его слова звучат как упрёк. Внутренности в животе закручиваются в узел. По телу пробегает неприятный холодок, и я мечтаю оказаться на необитаемом острове. Всё, что угодно, лишь бы не обсуждать эту тему с Дэвидом. - Я не «другой парень», я – её парень! Парень Сары! – раздаётся знакомый голос за моей спиной. – Моё имя Ким Джи Хун. Я поднимаю глаза. Рядом стоит Джи Хун. На его лице суровая маска мафиози, готового в любой момент выхватить из-за пазухи пистолет и прострелить Дэвиду голову. Нечто подобное я уже видела, когда он застукал нас с Ын Джи за поцелуем. Джи Хун берёт меня за руку, не сводя грозного взгляда с Дэвида. - Пойдём! – чеканит он и неспешно выводит меня за пределы больничных стен. Он тянет меня к своей машине, вышагивая на несколько шагов впереди, что, при моём не высоком росте, довольно приличное расстояние. - Ты злишься? – еле слышно спрашиваю я. Он останавливается и не поворачивая головы отвечает: - Я не злюсь, я ревную! Разворачивается, не выпуская моей руки. Его лицо всё ещё напряжено, а между широких бровей залегла гневная складка. - Он – твой бывший? - Нет. - Тогда, какого чёрта он лезет в твою личную жизнь? - Он признался мне в чувствах незадолго до того, как появился ты. Снова… Он шумно выдыхает через нос. - Есть ещё что-то о чём я должен знать? Он буравит меня взглядом, и я сдаюсь. - Дэвид не единственный, кто признался мне в чувствах. – Я сглатываю. - Ын Джи тоже… - Ясно. – Быстро кивает он и тащит меня к припаркованной «тайоте». В машине мы не разговариваем. Он молча выкуривает сигарету за сигаретой, учтиво приоткрыв окно. Когда мы поднимаемся в квартиру, от него разит как от пепельницы. Словно чувствуя мою неприязнь к табачному запаху, он сразу направляется в ванную, где проводит добрых полчаса. Я же растягиваюсь на своей кровати и мысленно пробегаюсь по деталям сегодняшнего дня. Если бы меня попросила охарактеризовать его всего одним словом, то я бы назвала его молодёжным сленгом «криповый». И почему в моей жизни всё так сложно? Бесспорно, сложности закаляют характер, но когда они валятся на каждом шагу, то хочется просто вздёрнуться. Усталость берёт своё и я засыпаю. Я слышу горестные всхлипы и сразу же понимаю, что это Мэди. Она предстаёт передо мной в своём розовом наряде, перепачканном кровью. По её лицу бегут кровавые слёзы, и я не сразу понимаю, что виной всему десятки кровоточащих порезов. Слёзы смешиваются с кровавыми ранами и ползут по подбородку тонкими красными дорожками. Они капают на её платье и растекаются алым пятном на её груди. Она сидит на полу, вжавшись спиной в угол. Её зубы выбивают дробь, ни то от холода, ни то от страха. А может и от того, и от другого. Её взгляд прикован к чему-то, скрывающемуся в темноте. И как – только, это что-то начинает пробираться на свет, она взвывает как раненое животное и в этом вое я слышу еле уловимое: «Не надо!» Кто-то незримый разражается диким хохотом. Он хохочет и хлопает себя по коленке. Но когда хохот обрывается, глаза Мэди расширяются от ужаса и последнее, что я вижу перед тем, как проснуться – чёрную татуировку слезы под левым глазом. Я резко сажусь в кровати и дышу так глубоко как могу. Сердце ударяется о грудину с такой силой, что кажется, при случае оно сломает кости и выскачет наружу. Когда Джи Хун заключает меня в объятия, я вскрикиваю, но быстро успокаиваюсь, поняв, что это он. - Всё хорошо! – шепчет он, притягивая меня к себе. Я утыкаюсь в его грудь мокрым от слёз лицом. Вдыхаю его запах и пытаюсь прийти в себя. Но мои сны такие реальные. - За что она так со мной? – без злости шепчу я. – Мы, ведь, были подругами. – Я всхлипываю. – Мой отец сделал всё, чтобы человек, который сделал это с ней, никогда не был счастлив. Никогда не был… Я прикусываю язык. - Расскажи мне. – Просит он. И я выкладываю ему историю своего счастливого детства, которое закончилось со смертью подруги Мэди, задушившей себя нейлоновой трубочкой от капельницы. Рассказываю, как странно вели себя родители. Умалчивали подробности, не говорили правду, подменяли понятия и стерегли меня сменяя друг друга, как сослуживцы, несущие вахту. Вспоминаю похороны бабули Рэйчил и крики отца Мэди в нашей прихожей. А потом рассказываю про аварию. Про отца, три года прикованного к больничной койке, про уговоры врачей отпустить его и про то, как сегодня узнала о том, что в той аварии отец сбил человека. - А что пострадавший, выжил? – интересуется Джи Хун. - Слава Богу, нет. – Хмыкаю я. - Слава Богу? Я не вижу лица Джи Хуна, но уверена, он поднял брови, как и всегда, когда удивляется. - Ещё вчера, я бы так не сказала. И не только потому, что не знала, что кто-то ещё пострадал, кроме моего отца. Но и ещё потому, - делаю глубокий вдох. – Что человек, которого сбил мой отец – тот самый парень, что насиловал мою подругу. Джи Хун молчит и я, буквально, слышу, как скрипит его мозг обрабатывая новую информацию. Я его не тороплю и терпеливо дожидаюсь ответа. - Хочешь сказать, твой отец совершил наезд на человека нарочно? Его тихий голос режет тишину как бритва бумагу. - Я ничего не говорю! Факты говорят сами за себя. - Но, тогда ему должны были выдвинуть обвинения! – замечает Джи Хун. - Никто не выдвигал обвинений. Аварию списали на несчастный случай. Родители погибшего быстренько похоронили его. Без пышной церемонии, телевизионщиков и судебных исков. Они знали, кто их сын и, видимо, сочли такой его конец – лучшим стечением обстоятельств. К тому же, виновник (мой отец) – уже третий год находится в вегетативном состоянии и давно бы умер, если бы не его чокнутая семейка, готовая оплачивать огромные больничные счета, лишь бы поддерживать ощущения «он всё ещё с нами». - Всё так плохо? - Безнадёжно! Меня бросает в холод. Мои губы впервые произнесли нечто подобное, имея в виду отца. - Но, я всё ещё верю! – поспешно добавляю я. Он сжимает меня в объятиях ещё сильнее, и я радуюсь тому, что теперь у меня есть кто-то, кто может вот так, собрать меня в охапку и стать на мою защиту. - Хочешь, я приготовлю рамен? - Но, в моём доме нет рамена. Как и прочих продуктов. Чувствую, как моё лицо наливается румянцем. В последнее время я частенько забывала поесть. - Я ездил в магазин, пока ты спала. – Спокойно сообщает Джи Хун. – Прикупил себе одежды, раз уж я живу здесь. – Я слышу в его голосе улыбку. – И за одно купил продуктов. - Вот как! – теперь и я не могу сдержать улыбку. - Так что на счёт рамена? - Если он будет не острый, то я – за! - Так и быть, сделаю для тебя исключение. Через несколько минут я с интересом наблюдаю за Джи Хуном завязывающим фартук на талии и благодарю всех богов о которых знаю, за такое зрелище. Он выуживает из холодильника овощи, моет их и мелко нарезает. Ставит сковороду на огонь и поливает её подсолнечным маслом. Когда сковорода нагревается, отправляет в шипящее масло мелко нарезанные зелёные перья лука, помидоры и чеснок. В отдельную мисочку выбивает два яйца, добавляет щепотку соли и красного перца, взбивает массу в пушистую пену. Мгновение и на плите скворчат две сковороды, а Джи Хун, как дирижёр, ловко помешивает ингредиенты двумя руками сразу. Поверх овощей он выкладывает рамен и сдабривает его порцией приправы из пакетика. Заливает водой и накрывает крышкой. - Ещё пять минут и всё будет готово! – Обращается он ко мне, когда я подхожу к нему и обнимаю, уткнувшись лицом в мускулистую спину. - Не могу сказать, что я голодна, но запах восхитительный. – Отвечаю я. Он издаёт приглушённый смешок. - Но, мне казалось, что рамен готовят в кастрюльке. Разве нет? Я видела такое в дорамах. – Для пущей уверенности, добавляю я. - Всё так! – соглашается Джи Хун. – Я готовлю рамен по рецепту учителя Сон. А он делает это на сковороде. – Отвечает Джи Хун и тихо поправляет себя: - Делал, когда был здоров. Когда мы усаживаемся перед дымящимися тарелками с лапшой и он протягивает мне деревянные палочки, я улыбаюсь и искренне говорю: - Спасибо, учителю Сон за наш полуночный рамен. Глава 20. Мэдисон-сквер-гарден. Утром собираюсь в смертельной спешке, потому что впервые проспала. Джи Хун наблюдает за мной с еле уловимой улыбкой, выражающейся в приподнятом уголке губ. Я поспешно подвожу глаза и пробегаю по ресницам тушью, но стоит мне нанести на губы тонкий слой помады, как Джи Хун склонившись, целует меня пуская все мои старания коту под хвост. - Ты же это нарочно? – уточняю я, когда он прерывает поцелуй. - Не смог удержаться! – усмехается тот в ответ. Я закатываю глаза и быстро провожу помадой по губам. Джи Хун подвозит меня к самому входу в больницу. Я торопливо освобождаюсь от ремня безопасности и целую его в щёчку. - И всё? – разочарованно тянет он. - Остальное вечером! – улыбаюсь я, открывая дверь «тайоты». Он молча кивает и выходит из машины вместе со мной, но заметив моё ошеломлённый взгляд, спрашивает: - Ты, ведь, придёшь сегодня на наш концерт? Он протягивает мне два билета. - Зачем второй? - На случай, если ты решишь пригласить подружку. - Мэдисон-сквер-гарден? – ахаю я, пробегая глазами по глянцевой бумаге. – Серьёзно? - Ты встречаешься с корейской суперзвездой! – с напускной обидой произносит он. - Мы встречаемся? – парирую я. – Не помню, чтобы кто-то делал официальное предложение. Брови Джи Хуна взмывают вверх и прежде, чем он успевает сказать хоть слово, я говорю: - Не уверена, что найду подружку, но сама точно приду! - Хорошего дня Са Ра! – он слегка кивает мне головой, и я отвечаю тем же. Энергично работаю локтями и бёдрами в сторону входной двери, не хуже Лю Хун – китайской легкоатлетки, завоевавшей золото в 2016 году по спортивной ходьбе. Проношусь мимо дежурного поста, махнув Элис рукой в знак приветствия. - Не так быстро! – она выскакивает из-за стойки и преграждает мне путь своим худеньким тельцем, драматично раскинув в стороны руки. Я останавливаюсь и растерянно хлопаю ресницами. - Ты должна! Нет. Ты обязана, рассказать мне про парня, о котором ходит столько слухов! Элис хватает меня за руку и тянет за собой в ординаторскую. Пока я переодеваюсь, она с любопытством внимает каждому моему слову, то и дело приподнимая и хмуря брови. - Так этот парень корейская знаменитость? – шёпотом произносит она, как будто нас может кто-то услышать. - Ага. – Кисло отвечаю я, заметив неподдельный интерес на её лице. - Везучая же ты! – завистливо закусывает губу она. - Не знаю… - пожимаю плечами я, вспоминая об отце, Мэди и Ген Ване. – Я бы так не сказала. - Ты встречаешься с суперзвездой! - Он обычный парень! – заверяю я. - Обычный парень, гребущий доллары лопатой. - Во-первых, не доллары, а воны. А во-вторых, мне нет дела до его денег. - Да ладно. – Усмехается она и мне ужасно не нравится этот смешок. – Всем есть дело до денег. - Не всем! – я с силой захлопываю дверцу своего шкафчика и выправляю из-под униформы волосы. – На деньги счастье не купишь, Элис. - Но можно купить много всего остального. – Упирается она. - «Всё остальное» - я могу, и сама себе купить. - Но, зачем покупать самой, если кто-то другой может купить это за тебя?! – недоумевает Элис. И судя по её озадаченному лицу, это искренне. И мне становится её жалко. Я не знаю, почему деньги для Элис важнее самого человека, его личности. Не знаю и не хочу знать. - Что тебе надо, Элис? – приглушённым голосом спрашиваю я. - Познакомь меня с кем-нибудь из его друзей. - Нет. - Почему это? - Потому что его друзья – и мои друзья тоже! И я не хочу, чтобы кто-нибудь из них попался на твой крючок и стал кошельком, имеющим на иждивении фальшивую куколку Брац. Мой голос пропитан медью и звучит так, будто я надзиратель, говорящий с преступником. - Вот как! – хмыкает Элис. Она манерно взмахивает волосами и выходит из ординаторской громко хлопнув дверью. Весь день я провожу погружённая в свои мысли. Работу выполняю на автомате, не забывая улыбаться и здороваться. Всё обеденное время провожу у отца, молча грызу безвкусные гренки, запивая их соком. Когда дело клонится к вечеру и до конца моей смены остаётся всего пол часа, я спешу в ординаторскую, чтобы поправить макияж. А тридцатью минутами позже вызываю Uber. - Мэдисон-сквер-гарде?! – басит с акцентом водитель. Он лихо крутит «баранку» и меня то и дело заносит в стороны. Так что, когда мы доезжаем я оставляю ему чаевые ровно в половину от той суммы, которой рассчиталась по счётчику. Водитель с недоумением рассматривает купюры, а я радуюсь, что осталась жива после такой поездки и, в который раз, даю себе обещание: сдать на права. Огромный спортивный комплекс встречает меня яркими билбордами и разноцветной подсветкой по всему периметру здания. Народ толпится на улице, выстроившись в тонкую шумную линию. Я занимаю место в очереди и открываю сумочку. Долго роюсь, перебирая вещи, натыкаюсь на папку, которую вручил мне вчера Дэвид, ставлю в уме напоминание: «обязательно посмотреть!», а потом, всё-таки выуживаю злосчастный билет. - Только один?! – хмурюсь я и снова пускаюсь на поиски, но они ни к чему не приводят. И я решаю, поискать второй билет позже. В холе ко мне подходит внушительных размеров мужчина, больше похожий на прямоугольник, чем на человека. Он одет во всё чёрное, а на груди его футболки красуется надпись «Секюрити». - Мисс, - обращается он ко мне, и я вздрагиваю от неожиданности. – Прошу прощение! Не хотел Вас напугать. Он делает шаг назад соблюдая дистанцию. - Ваше имя Сара О’Шэйн? – интересуется он. - Да. - Тогда, пройдёмте. Он указывает в сторону выхода. - С какой стати?! – упираюсь я, чувствуя, что что-то здесь неладное. - У меня распоряжение. – Пожимает плечами здоровяк. - От кого? - От менеджера группы. - Менеджера Кима? Ким Дон Сана? Мужчина кивает. - Н-но, - блею я. – У меня есть билет! Я протягиваю слегка помятый кусок бумаги, но он не сводит с меня глаз. - Мне жаль, мисс. Но Вам придётся покинуть здание. Я кротко киваю и окидываю взглядом толпу, медленно заполняющую холл. Внезапно, мой взгляд упирается в знакомую фигурку на тощих ножках и с завитушками на выкрашенных под платину волосах. На миг девушка поворачивается, и я узнаю в ней Элис. Она тоже узнаёт меня. На долю секунды по её лицу пробегает смущение, сменяющееся ядовитым оскалом. Словно желая мне досадить, она поднимает над головой руку и машет мне билетом. Билетом, который стащила у меня из сумочки. Я понимаю это и чувствую, как щиплет глаза от происходящей несправедливости. Человек-прямоугольник, взирает на меня с высоты своего роста и мне ничего не остаётся, как покинуть холл Мэдисон-сквер-гарден. До начала выступления ещё пятнадцать минут. Я бы успела, если бы смогла прорваться через силовое поле мистера Прямоугольника. Но вместо того, чтобы попробовать, вызываю Uber. - Ты что делаешь? – задыхающимся голосом вопрошает Ын Джи. Он стоит передо мной в зелёной клетчатой рубашке и модных рваных джинсах, согнувшись пополам от интенсивного бега. Из его рта вырываются облачка пара, а уши покраснели от холода. - Почему ты не… - Я первый задал вопрос! Ты что тут делаешь? - Я жду… - Я тебя везде обыскался! Джи Хун сказал, ты должна прийти. Я прождал тебя целый час и сейчас ты здесь? А зайти не хочешь?! – в его голосе играет обида. - Я пыталась! Но менеджер Ким распорядился меня не пускать. - Менеджер Ким? – его губы дрожат от холода. - Иди. Не мёрзни. – Тихо говорю я и перевожу взгляд на экран телефона. Ни один водитель ещё не принял заказ. - Ты идёшь со мной! – решает он и тянется к моей руке. - Не надо! – я поспешно отдёргиваю руку. – Не хочу, чтобы тебя отчитали из-за меня. - Хорошо! – кивает он. – Тогда я останусь здесь. С тобой. - Что? НЕТ! У тебя выступление через десять минут. - Наплевать! – бросает он и засовывает руки в карманы джинсов. Совсем, как Джи Хун. - Но, мне дали распоряжение. - Оправдывается здоровяк. - Как дали, так и забрали! – чеканит сквозь зубы Ын Джи. – Если не пропустишь нас, я опоздаю на своё собственное выступление. – Он тычет в здоровяка пропуском. - Ладно, ладно! – сдаётся прямоугольник. – Только, если что, я здесь ни при чём! - Беру менеджера Кима на себя! – обещает Ын Джи. - Спасибо! – шепчу я Ын Джи, когда мы заходим в лифт для персонала. Возле гримёрок он перехватывает одного из охранников и на ломанном английском просит провести меня к самой сцене. Тот бросает на меня подозрительный взгляд, но соглашаясь, кивает головой. Возле сцены творится что-то невероятное. Сотни людей с плакатами и светящимися лайстиками скандирует на распев «H.I.M». Здесь так шумно, что, если бы я закричала, мой крик потонул бы в озере их голосов. На протяжении всего выступления, я не свожу глаз с Джи Хуна. Никогда прежде я не слышала, как он поёт. Сама не знаю почему. Я люблю музыку и среди моих любимчиков не мало корейских поп групп, но…Даже для себя я не могу придумать разумного объяснения, почему до сих пор ни разу не слышала музыку этих парне. После выступления, всё тот же охранник, ведёт меня в гримёрку, где я застаю группу H.I.M в полном составе. Они выглядят как выжитые лимоны, разбросанные по диванам и стульям. - Са Ра! – радостным голоском тянет Тэ Кван. Его юное лицо озаряет счастливая улыбка и прежде, чем я успеваю среагировать, он подскакивает с места и заключает меня в объятия. По горлу пробегает болезненная судорога. Она спускается вниз и сдавливает мои лёгкие. Я ловлю ртом воздух, но Тэ Кван всё ещё удерживает меня в объятиях не понимая, что со мной что-то не так. Первым реагирует Джи Хун. Он вырывает меня из рук Тэ Квана и утаскивает в уборную, подальше от испуганных глаз. - Са ра! – он садит меня на крышку унитаза, а сам приседает на пол у моих ног. – Са Ра! – повторяет он. На его лице блуждает паника. - Э-э-э – хриплю я. - Что? Я тебя не понимаю! - Э-э-э. - Чем я могу помочь? - Э-Э-Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше! - Что? Делаю глубокий вдох и со свистом выдыхаю: - Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше! - «Эверест – не самая высокая гора! Мауна-Кеа выше!» - тебе это помогает? Я киваю. - Понял. – Отвечает он и проговаривает тайную мантру вместе со мной, до тех пор, пока моё дыхание не выравнивается и не отступает паника. - И так происходит всегда, когда ты… - Когда я касаюсь мужчин. – Заканчиваю я за него. – Да. - Я чувствую себя особенным… - спустя вечность, отвечает он. - Ты и есть – особенный. Он осторожно касается моей руки, словно боится повторения приступа. - Уже лучше? – спрашивает. - Уже лучше! – отвечаю я. – Это так странно! Мы сидим в тесной туалетной комнате и на распев повторяем энциклопедический факт. Я нервно хихикаю. А он хитро щурит глаза. - Давай сделаем этот момент страннее! – предлагает он и касается моих губ своими. Остатки паники выветриваются страстным дыханием Джи Хуна. Я чувствую тепло его рук на своей талии и привкус табака на его губах. - Мне нравится быть особенным. – Шепчет он мне в губы и, не дожидаясь моего ответа, впивается поцелуем с новой силой. Выходим мы из комнаты под пристальные взгляды толпы. Да, да, настоящей толпы. За то время, пока мы с Джи Хуном справлялись с моей ПА, в гримёрку навалило народу, как в церковь в День Благодарения. - Скорее! – торопит Джи Хуна незнакомая мне девушка. – Через пятнадцать минут у вас автограф-сессия с фанатами. Она усаживает Джи Хуна в кресло и принимается за его сбившиеся, после нашего поцелуя, волосы. В гримёрке царит хаус. Я отступаю назад и упираюсь в стенку спиной, стараясь не мешаться под ногами. - Са Ра! Какая встреча! – скалясь белозубой улыбкой, приветствует меня Е Чжин. - Е Чжин? – сдавленно шиплю я. - Давненько не виделись! – Она меряет меня взглядом. – А ты похудела! - Угу… - мычу я. - Джи Хун, такой красавчик! – она устремляет на него взгляд. – Тебе так не кажется? Я решаю промолчать. Она, явно, играет со мной. Как кошка играет с мышкой перед тем, как её проглотить. - Ну ладно, - вздыхает она. – Приятно оставаться! – и виляет бёдрами в сторону Джи Хуна. Я недовольно фыркаю. Когда гримёрная комната пустеет, и я остаюсь одна, я вспоминаю о папке, лежащей в моей сумке. Достаю её и бережно приглаживаю замятые уголки. Открываю и вижу отцовскую фотографию с подписью на обратной стороне «Нам Джин. Сеул». Провожу по ней пальцами. Переворачиваю страницу и вчитываюсь в текст. Там указаны адреса, где жил Нам Джин вместе со своей мамой до того, как та умерла. Ниже прописан адрес учреждения, куда попал Нам Джин после её смерти. Это в Сеуле. Значит, я была права, предполагая, что мой брат может быть там. Дальше говорится о его достижениях в учёбе и на творческом поприще. Когда глаза выхватывают фамилию «Сон», моё сердце замирает в страшной догадке. Я медленно продираюсь сквозь текст и отказываюсь верить в то, что там написано. «Учитель Сон, давший возможность гениальному мальчику пройти прослушивание в одной из известнейших компаний в Республике Корея, отзывается об ученике, как о человеке с уникальным музыкальным слухом. Его слова приведены ниже. - Я всегда знал, что Нам Джин…простите… Джи Хун… Так, ведь, его теперь зовут?! - Всё верно. - Я всегда знал, что Джи Хун сможет стать настоящей звездой. Он -такой особенный мальчик.» Я чувствую, как мои глаза становятся шири с каждой прочитанной строчкой. Руки начинают дрожать, а мозг отказывается воспринимать всерьёз всё, что написано в пресловутой папке. Я закрываю её и обхватив руками, прижимаю к груди. Неужели Нам Джин – это Джи Хун – мой брат? Часть третья. Глава 21. Сын? Брат? Бойфренд? В тот день, когда я наткнулась на фотографию в папиной книге, я решила: если найду этого мальчишку, мой отец обязательно поправится! И я верила в это всем сердцем. Именно эта вера заставила меня купить билет в Сеул и броситься на поиски призрачного брата. Этой же верой я жила до той минуты, пока не узнала, что мой брат – парень, который мне нравится. Эта новость стала последней каплей и слёзы, сдерживаемые на протяжении всего дня, хлынули из моих глаз. Я не плакала. Я рыдала – сотрясаясь в болезненных судорогах. Растирала по щекам чернильные слёзы и не верила, что это происходит со мной. Я так погрузилась в своё горе, что даже не заметила, как в комнату вошёл Ын Джи. Он застывает в дверном проёме не решаясь войти. - Са Ра… - зовёт он, но я не откликаюсь, огородив себя завесой из волос. Потоптавшись на месте ещё несколько мгновений, он, всё же переступает через порог и тихо прикрывает за собой дверь. Ын Джи ничего не спрашивает и вообще, не произносит ни слова. Он молча стоит в паре шагов от меня неуверенно переступая с ноги на ногу. - Н-не с-смотр-ри на-а меня-я… - всхлипывая прошу я. - Я не уйду. – Твёрдо отвечает он. После чего стягивает с себя рубашку и накидывает её на меня. Рубашка накрывает мою спину, плечи и голову, пряча в своём нутре от жестокого мира. Я сворачиваюсь под ней калачиком и выплакиваю оставшиеся слёзы. - Ын Джи…- плаксиво тяну я, спустя продолжительное время. - Ммм? – отзывается он с противоположной стороны дивана. - Как на самом деле зовут Джи Хуна? Уверена, ты знаешь. Ты не можешь не знать. - Вообще-то, о том, что он сменил имя почти никто не знает. Даже ребята из нашей группы. – Задумчиво произносит он. – Не знаю, откуда тебе это стало известно, но, если не ошибаюсь, его имя Нам Джин. Фамилия мне не известна. Да и ему, думаю, тоже. Во всяком случае он никогда её не называл. - Значит, это правда. Я чувствую, как к глазам подступает очередная слёзная волна, поэтому делаю глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. - Са Ра, что случилось? То, как ты ведёшь себя сегодня заставляет меня волноваться. Ты очень изменилась с тех пор, как вернулась в Нью-Йорк. Я знаю, что тебя и Джи Хуна похитили, но… - он заминается. – Ни ты, ни он, ни даже менеджер Ким, толком не объяснили, что там произошло. А СМИ, - он громко сглатывает, - то, что они мусолили ни одну неделю в новостях, по-настоящему пугает. И я просто надеюсь, что всё это здоровское преувеличение ради количества просмотров. Я молчала, затаив дыхание. - Скажи, что это не правда. – Тихо просит он. – Скажи, что там ничего такого не случилось. - Ничего такого? – хрипло спрашиваю я, уже понимая, что он имеет в виду. - В новостях говорили, что Ген Ван… - Пытался меня изнасиловать. – Заканчиваю я за него. – Это правда. И ему бы это удалось, если бы не Джи Хун. Теперь молчит Ын Джи. - Когда я очнулась в больнице, менеджер Ким заставил меня улететь. Он просто от меня избавился, как от уродливой бородавки. – Я звучно втягиваю воздух носом, набираясь сил перед тем, как выплеснуть очередную волну правды. – Ещё в больнице со мной произошла первая паническая атака и с тех пор это повторяется, если я касаюсь кого-то из мужчин. Всех, не считая Джи Хуна. Я не совсем понимаю, как это работает, но думаю, что то, что Джи Хун спас меня в тот день, заставляет мой мозг воспринимать его как что-то безобидное. В то время как всех остальных, считает врагами. - Ооу, – тянет растерянно Ын Джи. – Так вот почему Джи Хун уволок тебя в уборную. - Да, это была ПА. - Это больно? - Как-будто кто-то душит тебя. Вышибает воздух ударом под дых. - И как ты справляешься с эти? - Стараюсь не касаться мужчин, а если это всё же произошло, успокаиваю себя «мантрой». Обычно это помогает. - Обычно? То есть, бывали моменты, когда ты не справлялась? - Лишь раз. Я поморщилась вспоминая, тот случай. Благо, Ын Джи не видит моего лица. - И чем всё закончилось? - Я упала в обморок! - Са Ра! - Я в порядке! - Ты говорила, Джи Хуну? - Нет. И я буду очень признательна, если ты тоже ничего не скажешь. - Хорошо. – Соглашается он. – Но, Джи Хун, ведь, твой парень… - Он – не мой парень! По крайней мере официально. И вообще… Я замираю не зная, как сказать то, что рвётся наружу. - Кажется, он – мой брат. – Еле слышно выдыхаю я. - Он твой… ЧТО? - Брат! - Но, как? – Ын Джи подскакивает ко мне, но быстро спохватывается и отодвигается на прежнее место. – В смысле, как это вообще возможно? Ты уверена? - Нет, но доказательства на лицо. - И, когда ты собираешься ему сказать? - Пока не знаю. – Честно признаюсь я. – Но сказать обязательно нужно. Я, ведь, и приехала в Сеул ради него. - Ради Джи Хуна? – с непониманием в голосе спрашивает Ын Джи. - Ради брата. – Отвечаю я. - Хотя, это теперь одно и то же. - Интересное зрелище! – раздаётся жёсткий голос со стороны входной двери. Я поднимаю голову и замечаю стоящего в проёме Джи Хуна. На его лице играет гнев. Интересно, как давно он здесь стоит и как много успел услышать? - Моя девушка и мой лучший друг! – ревниво тянет он. От его подозрений мне становится неприятно, и я бросаю ему обиженное: - Я тебе не девушка… - А он, похоже, уже не лучший друг. – Джи Хун кивает в сторону Ын Джи. - Оставь свою ревность кому-нибудь другому. – Отмахивается Ын Джи. - Интересно кому? – хмыкает Джи Хун. – Докторишке, что открыто флиртует с ней в больнице или тебе, другу, который признаётся моей девушке в любви?! - Когда я признавался ей в своих чувствах, она не была твоей девушкой. – Напоминает Ын Джи, украдкой косясь в мою сторону. От его взгляда мои щёки наливаются стыдливым румянцем. - Но ты бы от них не отказался, если бы даже знал! – Настаивает Джи Хун. Я впервые вижу его таким рассерженным. - Поверить не могу, что ты так плохо меня знаешь! – оскорбляется Ын Джи. – Выдохни уже и послушай, что хочет сказать тебе Са Ра. Джи Хун переводит на меня свой гневный взгляд, который в момент принимает взволнованный оттенок. - Ты плакала? - Наконец-то заметил! – Язвит Ын Джи. – Да, она плакала. - Ты плакала, Са Ра? – повторяет свой вопрос Джи Хун. Он склоняется на одно колено и обхватив моё лицо руками, притягивает к себе. – Почему ты плакала? Что случилось? - Ничего. Я освобождаюсь от его рук и отодвигаюсь подальше. - Что происходит? В его голосе звенит паника. - Сара, что происходит? Почему ты не смотришь на меня? Всё из-за того разговора утром? Если для тебя это так важно, то… - он запинается, бросает колкий взгляд на Ын Джи. - Пожалуй, оставлю вас наедине. – Выдыхает Ын Джи и встаёт с дивана. - Рубашку свою забери! – сквозь зубы цедит Джи Хун. - Пусть оставит себе. – Отвечает ему Ын Джи и не дожидаясь дальнейшей реакции Джи Хуна, выходит из комнаты. - Вот же! – распыляется Джи Хун. - Прекрати! – прошу я. В ответ он срывает с меня рубашку Ын Джи и отбрасывает её на другой конец дивана. Снимает с себя куртку и укрывает ею мою спину и плечи. - Тебе это не понравится… - я закусываю губу и чувствую еле различимый металлический вкус крови. - В таком случае, ты просто обязана сказать мне. Я послушно протягиваю ему папку. Молча наблюдаю, как он листает её, вчитывается в каждое слово. Как поднимаются и падают его брови. Вижу, как его губы вытягиваются в жёсткую линию, а на челюстях гуляют желваки. - Не понимаю, откуда у тебя это досье на меня, а главное, зачем? - Помнишь, я говорила тебе, что прилетела в Сеул, чтобы найти одного человека? - Помню. - Я хотела найти брата. - А я здесь причём? Я указываю пальцем на отцовское фото в папке. – Вот он. На руках у моего отца. - И? – с искреннем недоумением спрашивает Джи Хун. - Переверни фото. Джи Хун послушно переворачивает фотографию тыльной стороной и читает вслух надпись, сделанную моим отцом: «Нам Джин. Сеул. Март 1999г». - Ты – и есть мой брат, Джи Хун. – Я нервно сглатываю. - Или, мне звать тебя Нам Джином? Он долго молчит, обдумывая услышанное, а потом тихо произносит: - Быть не может. - Как видишь, может. - Нет! Здесь, определённо какая-то ошибка. - Мне бы тоже этого хотелось, но я так не думаю. - Отвечаю я. - В любом случае, я хочу всё проверить. От его слов веет холодом, и я ёжусь, посильнее укутываюсь в его куртку и закрываю глаза. Чувствую, как он касается лбом моего лба. - Лучше умереть, чем быть для тебя просто братом. – Шепчет он. - Лучше бы мы никогда друг друга не встречали. – Выдыхаю я и пугаюсь сказанных слов. – Мы столько всего наделали… это так неправильно. Я представляю лицо отца. Чтобы он сказал, узнав, что его дети…об этом даже думать больно. - Нам лучше больше не видеться. – Объявляю я, отстранившись от него. – Единственное, я бы хотела, чтобы ты навестил отца. Скажем, завтра. Да, завтра! Чем скорее, тем лучше. - Что? Джи Хун кажется ещё более растерянным, чем после новости о нашем родстве. - Я не говорила. Но, у меня есть тайная надежда, что отец может очнуться, если его сын… - я спотыкаюсь об это слово. – Если ты, придёшь его проведать. - Избавляешься от меня? Так быстро – гневно шепчет Джи Хун. – Даже не разобравшись… - Я искренне хотела найти брата. Думала о том, каково это – иметь кого-то настолько близкого. Представляла, как мы будем проводить вместе время. Но, раз уж мой брат – это ты. Будет лучше если каждый пойдёт своей дорогой. – С горечью в голосе чеканю я. А потом добавляю уже тише и не так уверенно: - Не думаю, что смогу чувствовать себя непринуждённо рядом с тобой, после всего, что между нами было. - А что было-то? – пылит Джи Хун. – Ты сама сказала, что мы не встречаемся. - Тем проще для нас! – замечаю я. Вскакиваю с дивана и демонстративно снимаю с себя его куртку. Он тоже поднимается на ноги. - Спасибо за заботу! Я протягиваю ему куртку и поворачиваюсь к выходу. Он хватает меня за руку с такой силой, что я вскрикиваю от боли. Он тянет меня в сторону и прижимает спиной к стене. В его глазах играют гневные искорки. - Я не заслуживаю такого отношения! – рычит он. – Я не сделал ничего, чтобы ты так ко мне относилась. Его лицо в паре дюймах от моего. Я чувствую запах его парфюма. - Мне больно! – шиплю я, пытаясь вырваться из его цепких рук. - Разве я выбирал быть твоим братом? НЕТ! Так за что ты меня наказываешь? В его глазах стоят злые слёзы. - Отпусти меня! – прошу я, но он лишь сильнее прижимает меня к стене. Его взгляд замирает на моих губах, и я знаю, чем это может закончится. - Джи Хун! – зову я. – Не надо! В попытке избежать поцелую я отворачиваюсь. На него это действует как пощёчина. Он отпускает мои руки и отходит назад, освобождая мне путь для отступления. - Иди! – упавшим голосом произносит он. – Я приду завтра повидаться с отцом, но, это будет наша последняя встреча. Джи Хун держит своё слово. Он приходит в больницу на следующий день, как и обещал. Его лицо непроницаемо холодное. Перебросившись парой слов с Терезой, он проходит мимо меня ни сказав ни слова, лишь кивнув в знак приветствия. Словно мы посторонние люди. Этот жест ранит меня до глубины души. Я медленно плетусь за ним, сама не знаю почему. - Я бы хотел поговорить с ним наедине! – бросает он, не глядя на меня. - Угу – киваю головой я и отхожу к окну. - Чего это с ним? – с тревогой шепчет Тереза. – Пронёсся мимо тебя как метеор, даже «здравствуй» не сказал. Вы что, поссорились? - Вроде того! – коротко отвечаю я. - Ну, это дело молодое! Бывает. – Пожимает плечами она. - А чего это он к отцу твоему пошёл? Я бросаю на неё вымученный взгляд. - Кажется, я понимаю! - с улыбкой на губах, произносит она. А я думаю: «Ничего ты не понимаешь! Моя жизнь рушится, и я ничего не могу с этим сделать». Она дружелюбно толкает меня плечом и хихикает. В ответ я растягиваю губы в улыбку. Выходит плохо. - Какая-то ты сегодня другая. И круги под глазами. - Я просто не выспалась. Была вчера на концерте. Вернулась поздно. «Прорыдала всю ночь, так что почти не спала.» - добавляю я про себя. - Концерт? – удивлённо тянет Тереза. – Элис тоже вчера была на концерте. Позвонила мне сегодня утром и попросила прикрыть перед начальством. Сказала, что познакомилась с одним парнем и жутко перебрала. Обещала приехать к обеду. Я хмыкаю. Не дождавшись моего ответа, Тереза легонько хлопает меня по плечу и качает бёдрами в сторону дежурного поста. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем открывается дверь палаты и в коридор выходит Джи Хун. Я бросаюсь к нему, но останавливаюсь в двух шагах. - Как он? - Так же, как и прежде. Не думаю, что чем-то помог. - Ты пробыл там так долго. – Замечаю я. – Что ты ему говорил? - Это останется между нами. – Бурчит Джи Хун. – Я своё обещание выполнил. Он медлит, а потом срывается с места и шагает в сторону холла. Глава 22. "Скоро увидимся". Ночью меня снова мучают кошмары. На этот раз мне снится Пэрис. Он идёт на меня как зомби – волоча за собой неестественно согнутые конечности. Его лицо залито кровью. Она вытекает из раны на голове. Там, где череп раздавлен, как ореховая скорлупа после удара молотком. Он скалит жёлтые зубы. А когда открывает рот, из него вырывается булькающий свист. Я кричу, что есть мочи. Сжимаюсь в комочек, плотно прикрыв глаза. Бульканье прекращается. На его место приходит еле уловимый шёпот: «Сааараа! Сааараа!» - зовёт кто-то. В этой интонации я улавливаю что-то знакомое. Что-то давно забытое. Я открываю глаза и вижу перед собой отца. Он возвышается надо мной, протягивая ко мне руки. Я хватаюсь за них, и он тянет меня вверх, помогая подняться на ноги. Его лицо такое же, как я его помню – доброе с двумя вертикальными морщинками на щеках. «Счастливые отметины» - как называл их отец. «Потому что они появляются лишь у тех, кто много улыбается.» «Сааараа!» - снова сипит он. Его голос еле уловим, как завывание ветра в дождливую погоду. «Прощай, Сааараа! Скоро увидимся!» - говорит он, заключая меня в объятия. Он так реален, что я готова поклясться, что чувствую его руки на моей спине. А потом он исчезает. Рассыпается на тысячи песчинок, которые тают, подобно снежинкам, не долетев до земли. Я просыпаюсь в слезах. На часах 5:33 утра. Я не могу успокоится и продолжаю тихо всхлипывать до тех пор, пока не приходит осознание того, что это был сон. На работу я прихожу рано. Даже раньше Терезы, которую давно прозвали «ранней пташкой» за её любовь появляться на пороге больницы за добрых сорок минут до рабочего времени. - Сара! – зовёт меня доктор Майлз. Он хромает в мою сторону и неловко замирает на месте, оказавшись рядом со мной. - Доброе утро! – с вымученной улыбкой, здороваюсь я. Лицо доктора напряжено. И без того морщинистый лоб испещрён ещё более глубокими морщинами. – Что-то случилось? - А разве ты не знаешь? - Не знаю, что? - Твоя мама ничего тебе не говорила? – он поджимает губы. - Не понимаю, о чём Вы. Мне никто не звонил. – Я начинаю злиться. – Скажите, что случилось! - Дело в том, – начинает он, но немного подумав тяжело вздыхает и не глядя на меня говорит: - Мне жаль, Сара, но твой отец скончался. - Когда? – холодным голосом спрашиваю я. - Сегодня утром. Если быть точным в 5:30 утра. Я в ужасе прикрываю ладонью рот и не говоря ни слова, срываюсь с места и несусь по коридору. Открываю дверь и застываю на месте. Отца в палате нет. Вместо него я встречаю там медсестру, которая застилает кровать свежими простынями для нового пациента. - Чем могу помочь? – вежливо интересуется медсестра, когда замечает меня. - Я-я…- мямлю я. – Мой отец. Он. Здесь. Лежал. - Вот как, - выдыхает девушка. Её губы округляются в идеальный овал. – Соболезную вам, мисс… - тянет она. - Д-да, спасибо. Я отшатываюсь в сторону и падаю на колени. Упираюсь руками в пол для равновесия и сотрясаюсь в молчаливых рыданиях. Молоденькая медсестра, перестилавшая простыни приседает рядом со мной и мягко поглаживает меня по спине. Странно, но это работает. Я успокаиваюсь. - Выпьете воды? - спрашивает она. - Угу, - всхлипывая, отвечаю я. Она уходит и возвращается, держа в руках стеклянный стакан с водой. Успокоившись, я набираю номер мамы. Она не поднимает слишком долго, а когда, всё же отвечает, её голос звучит безразлично. - Слушаю! – говорит она. - Мам… - Что? Она уже знает, о чём пойдёт речь. - Почему ты не сказала? - А зачем? – искренне удивляется она. – Ты бы и так это узнала. У тебя, ведь, сегодня рабочий день. - Было бы лучше, если бы такую новость сообщила мне ты, а не доктор Майлз. - Послушай, мне не когда думать о таких мелочах! - Мелочах? – я не верю собственным ушам. – Смерть отца для тебя мелочь? - Не переворачивай, Сара! Ты же знаешь, что я имела ввиду. - Да, знаю. – Я перехожу на высокие ноты. – Тебе просто плевать на меня и мои чувства. - Ты уже не ребёнок! – напоминает она. – И ты знала в каком состоянии отец. Так что… На заднем фоне я отчётливо слышу мужской голос, который зовёт маму по имени и говорит, что, если она не положит трубку сейчас же, они опоздают. - Мне сейчас некогда! – говорит мама. – Договорим позже. И сбрасывает звонок. Плотное приталенное платье с длинными рукавами, шерстяное пальто, туфли на небольшом квадратном каблуке, маленькая сумочка, кожаные перчатки и шляпка – всё траурно чёрного цвета. Я смотрю на себя в зеркало и не узнаю девушку, которую вижу. Она постарела. Кожа бледная, под глазами чёрные круги, глаза красные и потухшие, а губы искусаны в кровь. На лице ни капли макияжа, потому что сегодня день похорон её отца. - Ты готова? – интересуется Тереза. Узнав о кончине отца, она вызвалась помочь мне с организацией похорон и даже приехала из Сохо на машине в такую рань, чтобы отвести на кладбище. - Да, уже иду! Я выскакиваю на лестничную площадку и несусь вниз по ступенькам. Залезаю в старенький «лексус» светло-коричневого цвета и со скрипом захлопываю за собой дверь. После смерти отца прошло три дня, но я до сих пор не могу поверить, что его нет. За это время я выплакала все слёзы, так что каждый этап похорон встречаю с холодным выражением лица. В плотной толпе людей я замечаю мистера Марса. Это я позвала его на похороны. И он, прилетел из Канады, чтобы проститься с другом и ещё раз сказать ему «спасибо». После церемонии, он подходит ко мне и робко топчется на месте. - Я знаю… - тихо говорю я, так что, мои слова слышим только мы. Судя по округлённым глазам – он удивлён. - Мне никто не рассказывал. Сама догадалась. – Признаюсь я. Напряжение с его лица сходит, и он обречённо кивает. - На самом деле, я рада! – говорю я. – Рада, что мой отец сделал это. Будь я на его месте, то поступила бы так же. - Нет. Это должен был сделать я. - И сесть в тюрьму? - Лучше так, чем смерть твоего отца. - Что-то мне подсказывает, он был к этому готов. Я произношу эти слова и мою память сотрясает воспоминание. Я вижу отца. Он одет в костюм тройку, в один из тех, в которых обычно ходил на работу. Он привлекает меня к себе и крепко сжимает в своих объятьях. Он целует меня в висок и тихо шепчет: «Скоро увидимся!» - это последней раз, когда я видела отца. Несколькими часами позже, маме позвонил детектив и сообщил, что отец попал в жуткую аварию на Бруклинском мосту. - Спасибо… - одними губами произносит мистер Марс по его щекам катятся слёзы. - Тоби? – высокий надменный голос режет воздух. – А ты почему здесь? Мы оба оборачиваемся и обнаруживаем маму. Она одета в чёрные брюки и пиджак, поверх которого наброшено чёрное мужское пальто, слишком длинное для маминого роста. - Я-я… - заикается дядя. - Это я его позвала! – вступаюсь я. - Очень зря! – складывает руки на груди мама. Она удерживает на нём тяжёлый взгляд. - Ты и его с собой притащила? – злюсь я, заметив поодаль мужчину, разгуливающего в одном пиджаке. - Не переводи тему! – чеканит она ледяным тоном. - Это ты, переводишь тему! – взрываюсь я и бросаюсь навстречу незнакомцу. - Вы же понимаете, что Вам здесь не место? – спрашиваю я, ставя мужчину в неудобное положение. Он запускает пятерню в густую шевелюру и смущённо чешет затылок. – Будет лучше если Вы сами отсюда уйдёте. Прежде, чем я закачу грандиозный скандал! Мужчина молчит. - Как ты смеешь! – восклицает, мама. Она подлетает к нам как коршун, готовая наброситься на меня в любую минуту. - Могла бы проявить уважения к отцу и не тянуть своего любовника на его похороны. – Огрызаюсь я. - Закрой свой рот! – сквозь зубы цедит мама. Её лицо раскраснелось, а на лбу вылезла вздувшаяся венка. - Ты затыкала мне рот — всё это время. Но с меня хватит! – скалюсь в ответ я. – Я больше не хочу знать тебя. С сегодняшнего дня я сама по себе. - Не надо меня пугать. - Пугать?! Думаешь это угроза? Ошибаешься! Я разворачиваюсь на каблуках и удаляюсь, оставив эту парочку в лёгком недоумении. Следующие три дня я провожу в своей квартире, совершая редкие вылазки в магазин. Днём четвёртого дня в мою дверь раздаётся настойчивый звук. Я нехотя подхожу к двери и громким голосом интересуюсь, кто решил меня побеспокоить. Мужской бас заявляет, что его зовут Кехинде и он – юрист моего отца. Я приоткрываю дверь, не снимая цепочки и рассматриваю незнакомца через образовавшуюся щель. Это молодой темнокожий мужчина с кудрявой бородкой. Он одет в строгий чёрный костюм, а на безымянном пальце его левой руки, блестит золотое колечко. Я вижу это, потому что он держит в руках увесистую папку. - Мы можем поговорить о Вашем отце? – спокойным голосом интересуется он. - Проходите. - Я раскрываю перед ним дверь. Мы устраиваемся в гостиной. Он занимает место на диване, а я усаживаюсь в кресле по левую руку от него. - Я был юристом Вашего отца ещё до аварии, - начинает разговор Кехинде, - как, собственно, и после. - Разве это возможно? - Возможно, если у клиента есть особые требования. - Что Вы имеете в виду говоря «особенные»? - Особенные – значит те, что выходят за пределы предусмотренных рамок. - И какие же особенные требования были у моего отца? - Собственно, по этой причине я здесь. Он укладывает свою папку на журнальный столик и раскрыв её, достаёт какой-то документ. - Что это? – спрашиваю я, когда он протягивает бумажный лист мне. - Письмо Вашего отца. - Письмо? - Он написал его за день до того, как попал в аварию. – Поясняет мужчина. Я принимаю листок и впиваюсь взглядом в аккуратные, чуть под уклоном буквы, выведенные рукой моего отца. «Доченька! Прежде всего я хочу извиниться перед тобой за то, что взял этот тяжёлый грех на себя. Я знаю, что сотворил невероятное зло. Причинил боль и тебе и семье того, кто, вероятно, уже погиб. Мне очень жаль, но как отец, я не мог пустить оплошность со стороны наших властей, на самотёк. Я принял решение и как мужчина готов понести за него высшую меру наказания. Я знаю, что мама не скажет тебе всей правды, но, наверное, это и к лучшему. Я бы хотел, чтобы ты как можно дольше оставалась в неведении всех подробностей. Я делаю это не только из-за Мэди, но и потому, что хочу защитить тебя. Знаю, что в мире много нехороших людей и я не смогу оградить тебя от них всех, но этот парень… Пэрис…он не заслуживает, чтобы жить. Как и я. Ведь, после смерти Пэриса я стану не лучше его самого. Надеюсь, Бог пощадит меня, и я умру быстро. Если нет, придётся сделать это самому. Прости, что оставил тебя. И будь счастлива. С любовью, папа!» Слёзы застилают глаза, а капают на лист, оставляя размашистые пятна. Я снова и снова перечитываю короткое послание от единственного дорогого мне человека. Послание, задержавшееся на целых три года. - Мне жаль, Вас прерывать, - твёрдым голосом произносит Кехинде, - но согласно нашей договорённости с мистером О’Шэйн, я должен оповестить Вас, что по завещанию после его кончины всё имущество, движимое и не движимое, а также, накопительные счета, переходят в ваше полное владение. Он выуживает из разинутого рта папки очередной листок и протягивает его мне. - Всё, кроме таунхауса. Он, согласно завещанию, переходит в собственность Вашей матери – миссис О’Шэйн. Как Вы можете заметить, всё сказанное мной есть на бумаге, заверенной нотариально. Он указывает длинным пальцем на круглую печать в нижнем углу листа. - Единственным его условием было: чтобы Вы продолжали содержать господина Сона и после того, как Ваш отец покинет эту бренную землю. – Он бросает на меня мимолётный взгляд и возвращается к своему монологу: - Пока мистер О’Шэйн находился в коматозном состоянии, его волю исполнял я. Вы можете это увидеть вот в этих отчётах. Он кладёт мне в руки ещё кипу бумаг. - Так же, по его просьбе, я ежемесячно переводил некоторую сумму Вашей матери на Ваше содержание. - Мама мне не говорила… - растерянно говорю я. - Ваша мать, - он заминается, - довольно своеобразная женщина. - Мягко говоря! – замечаю я. - Последний раз, когда мы виделись, она просила прибавить ей содержание. - Я не удивлена! – фыркаю я, вспоминая её бойфренда на похоронах отца. – Не удивлюсь, что её желание его «отпустить» - продиктовано жаждой наследства. - Возможно, но согласно документам, именно за Вами последнее слово. Вот, посмотрите! – он снова протягивает руку к листкам на моих коленях и указывает пальцем на абзац. – Согласно последней воле Вашего отца: в случае, если он окажется в коматозном состоянии, единственный человек, который может решить его судьбу – это Вы. Если бы Ваша мать изъявила желание отключить Вашего отца от аппарата жизнеобеспечения, то у неё ничего не вышло бы. - Так вот почему она… и доктор Майлз…я думала, они просто учитывают и моё мнение. Я поднимаю глаза на Кехинде. Поджав губы в сочувствующую ниточку, он качает головой. - Отец всё предусмотрел… - шепчу я. - На самом деле, я впервые столкнулся с таким продуманным завещанием. – Соглашается Кехинде. - Он знал, что я ни за что его не отпущу. – Глаза начинает щипать, и я совершаю над собой усилие, чтобы не разрыдаться. – Значит ли это, что он надеялся очнуться? - Даже самоубийцы, падая с крыши многоэтажек, передумывают и пытаются спастись. – Разводит руками Кехинде. – Вашему отцу, определённо, было что терять. – Замечает он и от его слов, мне становится ещё горше. Я вытераю слёзы тыльной стороной руки и прочистив горло, спрашиваю: - А что на счёт брата? - Брата? – чёрные брови мужчины собираются у переносицы. - Я нашла его фото в книге отца. – Поясняю я. – Это долгая история. Но, разве он ничего ему не оставил? - Сожалею, но мистер О’Шэйн никогда не упоминал о сыне. Иначе, я бы знал. Уже стоя у двери, Кехинде говорит: - Не волнуйтесь! Всю бумажную волокиту с переоформлением имущества и счетов, я уже сделал. Так что теперь в глазах закона Вы владелица трёх счетов, серебристого «альфа-ромео» и домика в пригороде Сеула. - В пригороде Сеула? – хлопаю ресницами я. – Отец не рассказывал о нём. - Он приобрёл его ещё до Вашего рождения. Бывший одногруппник и друг Вашего отца Сон, приглядывал за ним всё это время. Кстати, раз уж речь зашла о господине Соне, постарайтесь перевести ему деньги как можно скорее. Он болен и нуждается в этих деньгах. Он неловко переступает с ноги на ногу и добавляет: - Номер счёта и сумму Вы найдёте в тех документах, что я Вам оставил. Да и, воспользуйтесь одной из кредитных карт Вашего отца. - Да, конечно! – растерянно отзываюсь я. Когда эхо шагов стихает, я несусь в свою комнату и набираю маму. Глава 23. Точка невозврата. Считается, что самый важный человек в жизни каждого ребёнка – это мама. И, должно быть, так и есть! Раз уж эту теорию подтверждают такое количество неоспоримых фактов. Но, похоже, я – один из тех редких случаев, о которых принято умалчивает. У меня никогда не было хороших отношений с мамой. Сколько себя помню, мама никогда не пыталась быть ко мне ближе, чем просто человек, готовящий мне еду, моющий мою голову и стирающий мою одежду. По сути, она была моей гувернанткой. Кем-то, кому не обязательно выстраивать тонкую душевную связь. Когда я была маленькой, то думала, что так ведут себя все мамы. Но, потом я начала дружить с Мэди и поняла, что сильно заблуждаюсь. Тётя Мэри – радушная, слегка полноватая дама с озорной улыбкой, готовящая нам с Мэди завтрак – вот эталон материнства. Она водила нас в кино и выпекала для нас шоколадные кексы. Она целовала нас в лоб перед сном и ласково гладила, когда мы приходили виниться в очередном баловстве. Моя же мама большую часть времени была занята собой и бесконечными попытками удержать вес. Моей отдушиной всегда был отец. Именно его возвращения я с нетерпением ждала каждый день, а увидев его паркующуюся во дворе «альфа-ромео», с диким топотом неслась навстречу, чтобы обнять. Та авария на Бруклинском мосту, лишила меня единственного, по-настоящему близкого человека. - Да?! – гудки прерывает раздражённый голос мамы. Она явно выпила больше привычной дозы в 50 грамм. - Мам…- тяну я. - Что? – выдыхает она. - Ко мне только что приходил юрист отца... - Всё таки, добрался до тебя! – перебивает она. – Поганый бюрократишко!. - Так ты его знаешь! – тихо констатирую я. - Ещё бы не знать, этот буквоед отказался увеличить мне содержание! Формалист! Чтоб его… - рычит она в трубку. - Он принёс мне завещание отца. - Я его тоже видела! – бросает она, а затем саркастически фыркает: - А твой папаша молодец! Позаботился о тебе! А мне и гроша ломаного не оставил. - Разве? – удивляюсь я. – А как же таунхаус? - Да на кой мне этот дом, если я его содержать не могу! – кричит в трубку она. – Я теперь бедна как церковная мышь! Откуда мне, позволь узнать, брать деньги на оплату коммунальных услуг? - Ммм … - тяну я. – Может стоит устроиться на работу? - Работу? – возмущается она. – Ишь, какая ты умная! Работу! Да я никогда не работала. Почему сейчас должна начинать? - Потому что ты теперь бедна, как церковная мышь! – парирую я. - Как ты с матерью разговариваешь, мерзавка? – ревёт в трубку она. – Да пропадите вы пропадом, и ты и твой отец, и все те годы, что я потратила на вас. Просто сдохните! СДОХНИТЕ! СДОХНИТЕ Я ГОВОРЮ! Я нажимаю клавишу отбоя и её вопли стихают. Это странно, но я не чувствую себя расстроенной, разве что чуть-чуть. Правда, которую скрывали от меня долгие годы, вырвалась наружу. Просочилась через динамик моего телефона и по ушному каналу наконец-то добралась до мозга. Иду в гостиную и ещё раз просматриваю бумаги, оставленные Кехинде. Затем принимаю душ и переодеваюсь в чистое. Хватаю документы, кредитные карты и выхожу из дома. На улице ловлю такси. Симпатичный водитель с ярким техасским акцентом всю дорогу не сводит с меня глаз, разглядывая в зеркальце на лобовом стекле. А после торопливой оплаты, набирается смелости и просит номер телефона, но я, смущённо улыбнувшись выскакиваю из такси и несусь к банку чтобы выстоять километровую очередь. - Добрый день! – здоровается тощая женщина. – Чем могу помочь? - Здравствуйте! Я бы хотела перевести деньги. - Номер счёта, сумма и имя получателя! – чеканит сотрудница банка. - Да, да, минутку! Я зарываюсь в сумку в поисках нужного документа. Нахожу и протягиваю женщине. Та хватает его костлявыми пальцами и быстро заносит данные в компьютер. - Наличные или карта? Я протягиваю кредитку, и костлявая клешня забирает и её. - Готово! – сообщает женщина и возвращает мне кредитную карту, документы с номером счёта и чек. - Спасибо! – киваю в ответ я. - Следующий! – орёт зычным голосом женщина, когда я отхожу от окошка. Тянусь вдоль дороги, чувствуя себя опустошённой. Отец умер, мать меня ненавидит, Марсы переехали в Канаду, а Джи Хун…в случае с ним, я сама виновата. Стоило повременить с истерикой и разрывом только образовавшихся кровных уз. Хотя, странно так думать о том, что называют «узами». От этого слова несёт принуждением. А я бы ни за что не хотела, чтобы кто-нибудь был со мной по принуждению. Даже если это мой брат. Похоже, я осталась одна. Это и хорошо, и плохо. Хорошее заключается в том, что таким людям нечего терять. Абсолютно. Вот и мне нечего. Худшее, что могло произойти, уже случилось. Я набираю номер доктора Майлза. - Алло, Стэнли?! – громко выдыхаю я. – Вы ещё в больнице? - Сара? – в его голосе слышно волнение. Он несколько раз причмокивает губами, прежде чем отвечает: - Да, на месте. Что-то случилось? - Дождитесь меня пожалуйста! – прошу я. – Только никуда не уходите. Машу паркующимуся у банка такси и торопливо семеню в его сторону. Влетаю в переполненный холл, огибаю дежурный пост, из-за которого выглядывает голова Элис, бросая на меня не дружелюбные взгляды. Перехожу на рысцу, пробегаю длинный коридор и, наплевав на все блага цивилизации в лице лифта, взмываю вверх по лестнице на четвёртый этаж и вваливаюсь в кабинет доктора Майлза. Лёгкие горят. Я сгибаюсь пополам, яростно хватая ртом воздух. - Сара? Доктор Майлз встаёт и перегнувшись через стол смотрит на меня через очки-кругляшы. - Стэнли! – хриплю я, принимая вертикальное положение. – Я хочу уволиться! - Что? - Дай мне бумаги, я всё подпишу! - Но… - Мне не нужны выплаты, просто избавь меня от нужды сюда приходить. - Но, это не совсем профессионально… - Я знаю, и мне жаль. Но мне НУЖНО уволиться прямо сейчас. Понимаешь? - давлю я. - Хорошо. - Сдаётся доктор Майлз. – Но, для начала, присядь. Через сорок минут я выхожу из кабинета с опухшим от слёз лицом и белым листком в руках – свидетельство того, что я больше здесь не работаю. Стенли, он же доктор Майлз, безропотно подписал все необходимые бумаги и даже наградил меня копией, за что я ему безмерно благодарна. Как друг отца, он не смог удержаться от слезливого монолога в его честь, заставив меня разразиться слезами и потом долго приводил в более или менее нормальное состояние. Именно в таком «более или менее» состоянии я покидала его кабинет, всё ещё шмыгая носом. Медсёстры и врачи, сновавшие по коридорам, таращились на меня, округляли глаза в испуге и переходили на шёпот. А те, кто натыкался на меня в ординаторской, пока я складывала свои вещи в картонную коробку, покидал её с растерянным видом. - Вот ты где! – в ординаторскую входит Дэвид. Полы его белоснежного халата, слегка помяты. На них видны неровные вертикальные складки, должно быть, оставшиеся после долгого сидения. - Много бумажной работы? - спрашиваю я. - Да, - быстро отвечает он. - Я так и думала. – Киваю и переключаюсь на железный ящик, из которого выуживаю синюю униформу. - Как ты догадалась? – интересуется он, но тряхнув головой, словно избавляясь от назойливой мысли, быстро добавляет: - Говорят, ты уволилась! Это правда? Я бросаю на дно коробки униформу и взяв её за картонные бока, потрясаю ей перед Дэвидом. - А разве не понятно? – спрашиваю я. - Значит, правда. – Огорчённо заключает он. – И куда ты теперь? - Куда-нибудь, где зима пробирает до дрожи. Где готовят морепродукты на гриле и девушкам незазорно выпить. - На север? – брякает Дэвид. - В Корею! – разочарованно выдыхаю я. - Но как ты там…как ты можешь бросить здесь всё? - Бросить здесь всё? – вторю я. – Всё – это что же? Умерший отец? Мать, которой дороже наследство, чем я?! Или дом, который мне не принадлежит? А может ты о говоришь работе? – я смотрю на него со злобой. – Или, как всегда, о себе?! - Как всегда… - тихо отвечает он. – У нас ещё всё может получится. - А нет НАС, Дэвид! И никогда не было. – Я выпрямляюсь и смотрю ему прямо в глаза. – Мне жаль, если я дала тебе повод думать, что между нами может быть что-то большее, чем просто дружба. – Я колеблюсь. – И спасибо за всё, что ты для меня сделал. - СПА-СИ-БО! – холодно чеканит сквозь сжатые зубы Дэвид. Отступает назад к двери и не оборачиваясь, закрывает дверь на защёлку. – Это всё, что ты можешь мне сказать? После всего, что я для тебя сделал? - Дэвид, открой дверь! – твёрдо говорю я, хотя чувствую дрожь в коленках. - Зачем? – иронично вскинув брови, спрашивает он. – Так нам никто не помешает. - Открой дверь! – приказываю я и слышу в своём голосе фальшивые нотки. Лицо Дэвида расплывается в довольной улыбке, отдающей чем-то змеиным. Он расслабляет на шее галстук и стянув его через голову, аккуратно кладёт на стол. – Стой там, где стоишь! – снова пробую я, но он и не думает подчиняться моим приказам. Вышагивает мне навстречу, расстёгивая на ходу халат и сладостно щурится, созерцая маску страха, застывшую на моём лице. - Глупая, Сара! – произносит он. – Ничего бы не было, если бы ты поддалась чувствам. Вернее, было бы, но по обоюдному согласию! Теперь же, мне ничего не остаётся, как сделать это против твоей воли. Он заворачивает рукава рубашки до самых локтей. - Не подходи! – рычу я, сгибаюсь над коробкой и пытаюсь нашарить там, хоть что-нибудь полезное. Но, мне не попадается ничего, кроме сменной формы и пары белых кроссовок, полюбившихся медперсоналу. - Хватит! – кричит он и ударом ноги, отшвыривает коробку. Та ударяется о стену и с глухим звуком приземляется на пол. - ПОМО…- кричу я. Но его холодна, чуть влажноватая ладонь ложится на мои губы, не давая вырваться ни звуку. - Тише! – шипит он. – Иначе, я разозлюсь! Свободной рукой он сдавливает моё горло, предупреждая, что сделает, если я его не послушаюсь. Я затихаю, чувствуя, как нарастает в груди паника. Открываю рот и как рыба, выброшенная на берег, часто-часто ловлю ртом воздух. - Вот и умница! – шепчет он, растягивая на мне тёмно-зелёную рубашку в клетку. Его пальцы касаются моего живота, и я чувствую, как тошнота подступает к горлу. Сердцебиение учащается, мир начинает вращаться с неистовой скоростью. На короткое мгновение я теряю сознание, а когда прихожу в себя, обнаруживаю, что лежу на полу у железных ящиков, в то время как Дэвид, склонившись надо мной, целует мою шею. Это мне что-то напоминает – тот, первый раз, когда я упала в обморок перед Дэвидом. А очнувшись обнаружила себя на полу. Меня начинает тошнить с новой силой, но на этот раз не от паники, а от омерзения. Он прерывает прелюдию и бросает быстрый взгляд на меня. Я успеваю прикрыть глаза. Пусть, лучше думает, что я всё ещё в отключке. И он, ничего не подозревая, склоняется к моей шеи. Время идёт, но в мою голову не приходит ничего полезного. Я словно лежу и жду, когда за спиной Дэвида вырастит тень и накажет его за то, что он со мной делает. Но тень не приходит. Мне не на кого надеяться. Единственный человек, который может мне помочь – я сама. Вспоминаю, про глазные яблоки. В случае попытки сексуального насилия именно этот приём наиболее удобный и эффективный для спасения жертвы. Но, как заставить Дэвида поднять голову?! Недолго думая, открываю глаза и насмешливо говорю: - И всё? Это всё, на что ты способен? Затылок Дэвида взмывает вверх и его перекошенное яростью и стыдом лицо нависает в паре дюймов от моего. - Обидно? – интересуюсь я, сжимая и разжимая пальцы на руках, готовясь к атаке. – А как на счёт этого? Кладу на его виски руки и большими пальцами давлю на глаза, что есть сил. Дэвид кричит как сумасшедший, хватает меня за руки, пытаясь отстранить их от своего лица, но я лишь усиливаю давление. Он впивается в меня ногтями, и я чувствую саднящую боль. На наши вопли к двери ординаторской сбегается целая толпа и когда здоровенный медбрат выламывает закрытую дверь, перед их взором открывается любопытная картина: я лежу на полу с расстёгнутой рубашкой из-под, которой зазывающее выглядывает белый лифчик. Сверху на мне лежит Дэвид и визжит как свинья, идущая на убой. Только когда здоровяк кладёт огромную ладонь на плечо Дэвида, я решаюсь оторвать свои руки от его глаз. - Ты в порядке? – спрашивает подоспевшая ко мне Тереза. Она обводит меня быстрым взглядом, перепрыгивает на Дэвида и его красные глаза и опять возвращается ко мне: - Что здесь происходит? - Попытка изнасилования, Тереза! – дрожащим голосом отвечаю я. Глава 24. С чистого листа. - Так значит, Вы считаете, что панические атаки, преследующие меня всё это время были результатом не пережитой попытки изнасилования, а не возможностью себя защитить? - Именно! Дородная дама с бледной кожей и румяными щеками, величественно возвышается в мягком кресле напротив меня. Её руки сложены домиком, а аккуратные брови слегка приподняты в задумчивости. Даму зовут доктор Вивьен Белл и она, как это модно говорить, мой психотерапевт. Это наша с ней вторая встреча, и длится она уже час. - Видите ли, паническая атака – это попытка нашего организма защитить нас от травмирующей в прошлом ситуации. Когда при первой попытке вы не смогли постоять за себя, Ваше тело решило, что безопаснее всего будет избегать мужчин. - Но, Джи Хун… - Был единственный, кого Вы могли касаться, верно? – перебила она. В ответ я коротко киваю. – И это, вполне естественно! Ведь, он был тем человеком, кто заступился за Вас. Он Вас спас! А значит он не враг, а друг. Его можно не бояться. - А как же ситуация с Дэвидом?! – выдержав паузу спрашиваю я. - А здесь всё куда более интересно! – с азартом отвечает женщина. Её щёки становятся ещё розовее, а уголки губ приподнимаются в лёгкую улыбку. – Если говорить о самом Дэвиде, то в Вас он видел лёгкую добычу. Человек, у которого нарушены все родственные связи, в особенности связь с родителями, как правило, не станет жаловаться. Просто потому, что жаловаться то не кому. Да и отмщения, со стороны родни, не последует. Единицы, решат обратиться в полицию. Большинство предпочтёт сделать вид, что ничего не произошло. А вот что касается Вас, - она расцепляет руки и положив их на подлокотники, слегка наклоняется вперёд, - после того как Вы смогли дать отпор насильнику, нужда в панических атаках, «сигнализации», - отпала. Блок снялся. Ваше тело больше не чувствует опасности рядом с мужчинами, потому что знает, Вы можете за себя постоять. - Выходит, я сама себя излечила? - Всё верно! Такое бывает не часто. Обычно, без вмешательства психотерапевта не обходится, но всё же исключения случаются. - Так значит, я не нуждаюсь в таблетках? - По-моему мнению, нет. Не нуждаетесь! Но, если Вы почувствуете некую необходимость, Вы всегда можете мне позвонить. После ситуации с Дэвидом прошло два месяца. Новый год я встретила вместе с бумажками о судебных разбирательствах. Кехинде, юрист отца, помог мне найти хорошего адвоката и тот, подключив все свои связи, выяснил, что это не первая попытка изнасилования со стороны Дэвида. Трое женщин ранее обращались с подобными заявлениями в полицию, но две из них отозвали свои показания по личным причинам. Что касается третьей женщины, она утверждала, что её запугали до такой степени, что ей пришлось сменить штат. Больница, в которой на тот момент работал Дэвид, решила не выносить сор из избы и без лишней огласки перевела Дэвида в больницу специальной хирургии на семидесятой улице, там, где работала я. На суде Дэвид вёл себя не адекватно. Оскорблял меня и пытался убедить присяжных, что это я его соблазнила и он – всего лишь жертва сложившихся обстоятельств. К счастью, никто из собравшихся в зале заседания ему не поверил. Получив свои десять лет без возможности досрочного освобождения, он, браня и ругая меня на чём стоит мир, покинул зал за заседания в наручниках. После этого я не долго оставалась в Соединённых Штатах. И, буквально, через двое суток вылетела в Сеул. Правда, чтобы добраться до дома, который оставил мне отец, пришлось потрястись какое-то время в автобусе к северу от Сеула. Там, на границе с Сеулом в окружении лесов и горного хребта Пукхансан, передо мной предстало удивительной красоты жилище. Что-то среднее между традиционными домиками Ханок, популярными во времена династии Чосон и современными габаритными конструкциями. Дом встретил меня радушно раскрыв резные деревянные двери ведущие во внутренний дворик. Внутри двор выложен каменной кладкой, которая опасно скользила под снегом. Балансируя, я добралась до каменной лестницы и взобравшись по ней, втащила за собой два огромных чемодана и сумку с вещами Джи Хуна, которые он оставил у меня в квартире, а я не нашла в себе сил, чтобы их выкинуть. Попробую открыть дверь. Руки заледенели от Сеульского холода и отказываются слушаться. Пришлось проявить не мало терпения и сил, чтобы открыть злосчастную дверь. Стоило переступить через порог и меня обдало теплом и приятным запахом готовящейся еды. На долю секунды я решила, что ошиблась. Перепутала дома. И уже была готова уйти, когда поняла, что ключ в моей ладони – подошёл. А значит тот, кто живёт в моём доме – находится здесь не легально. Опустив на пол сумку и чемоданы, я хватаю зонт-трость, что стоял в корзине для зонтов у самого входа и, держа его над головой, лёгкой поступью двигаюсь на аппетитный пряный запах, струящейся из просторной кухни. Там у плиты, повязав поверх чёрной футболки фартук, стоит высокий мужчина. Он стоит ко мне спиной, так что я не вижу его лица. Только коротко стриженый затылок. Он что-то помешивает ложечкой в начищенной до блеска сковороде. Зачерпывает содержимое, подносит ко рту и долго дует, прежде чем попробовать. - Ещё щепотку соли! – бубнит себе под нос парень и я сразу узнаю его голос. - Д-Джи Хун? – блею я. Парень замирает на месте, а я с поднятым надо головой зонтом приближаюсь к нему. – Это ты? - Са Ра? – он поворачивается, и я замечаю на его лице удивление вперемешку с испугом. – А ты здесь как оказалась? Он бросает неуверенный взгляд куда-то позади меня, словно высматривает кого-то. Проследив за его взглядом, я оборачиваюсь, но натыкаюсь на пустоту.