— Жалко, что не дотравил, — безо всякого сочувствия отозвалась Саша и спохватилась: — Не думайте, что я столь же свирепа, как и остальные Лядовы. Но и подставлять, как вы, вторую щеку не намерена тоже. Достаточно одного святого на нас двоих. — Боюсь, что сейчас я непозволительно далек от святости, — произнес он с волнующей хрипотцой, и Саша снова переполошилась — а ну как он снова начнет о чувствах? И что ей тогда? Из экипажа выпрыгивать? Такие авансы пугали ее до чертиков. Надо ли взамен говорить нечто подобное? Ах, она слишком дика для ухаживаний. И как это остальные барышни кокетничают напропалую, а Саша и двух слов связать не может, теряется и пугается. Уж лучше снова целоваться, чем комплиментами обмениваться. Тут она принялась придумывать, как бы ей улизнуть от Марфы Марьяновны, которая в последние дни спала уж слишком чутко. — Михаил Алексеевич, — осенило Сашу, — а ведь вы выкупили разные травки у деревенской ведьмы? А у вас там и снотворные, поди, сборы есть? — Что? — он чуть вздрогнул от неожиданности, погруженный в неведомые свои мысли. — Плохо спите, Саша Александровна? — Хорошо я сплю, — ответила она с досадой, — а вот Марфа Марьяновна вся изворочалась. Вся искрутилась, бедная. Глаза Михаила Алексеевича расширились, потемнели, а дыхание у него оборвалось. — Саша Александровна, — выдохнул он бессильно, — что ж вы творите-то! Едва вернувшись в усадьбу, Саша решила кататься с горки. Она с нетерпением ожидала ночи, взбудораженная, пылающая, захваченная идеей навестить Михаила Алексеевича в его флигеле. Воспоминания о том, что меж ними случилось в бане, заставляли сердце суматошно биться. Нет, она вовсе не собиралась, как мама, преступать то запретное, что преступать до венчания никак нельзя было, но мысль о тайном свидании распаляла кровь. Пританцовывая на крыльце, она ждала, пока Шишкин принесет из конюшен берестяную ледянку, но тут в конце подъездной аллеи послышался мягкий топот копыт по снегу, скрип рессор, и появился экипаж безо всяких гербов. — Михаил Алексеевич! — закричала удивленная Саша. — Кажется, у нас гости. Высыпала из сторожки охрана старого атамана, выскочил из конюшен Шишкин, а Михаил Алексеевич примчался от стройки. Экипаж — черный, строгий, дорогой — остановился прямо у ступенек. Закутанный кучер не спешил покидать козлы, а вот пассажир, кажется, наоборот торопился. Резко распахнулась дверь, и с подножек сошел состарившийся невольник из Сашиных снов. Черный колдун Драго Ружа. Глава 26 У Гранина даже в глазах потемнело на короткое мгновение — Драго Ружа был всем, чего он когда-либо боялся. Неужели он прибыл для того, чтобы уволочь Сашу Александровну в Грозовую башню — вот так, нахрапом, средь бела дня, на глазах лядовских людей? Этого просто не может быть! Не настолько же он всемогущ? С Сашей Александровной что-то сделалось, она пошатнулась, и Марфа Марьяновна подхватила ее, но Гранин лишь мельком посмотрел назад, не осмеливаясь надолго отвести глаз от колдуна. А тот, не обращая ни на кого внимания, снова нырнул в экипаж и тут же вынес оттуда мальчика. Худенького, бледного до снега вокруг, беспамятного и умирающего. Это Гранин сразу понял, и страх немедля ушел, все ушло, остался только ребенок на руках зловещего валаха. — Во флигель, — коротко велел Гранин, делая знак охране не мешать. — Марфа Марьяновна, заприте Сашу Александровну в доме, приставьте к ней людей. А ты, колдун, следуй за мной. Он пошел первым, бестрепетно повернувшись к Драго Ружа спиной, думая только о том, что мальчика надо в тепло. Во флигеле он указал на кровать, и колдун опустил туда свою ношу. Гранин взглянул на него еще раз и обомлел: за спиной колдуна копошилось нечто ужасающее, призрачное, отвратительное. Словно десяток чертей кое-как слепили в один ком, и теперь из кома высовывались то нога с копытцем, то хвост, то козлиная морда, то огромные клыки. Все это беспрестанно двигалось, менялось, дышало. — Отойди от ребенка, — приказал Гранин, которому показалось, будто все эти чудища хищно и жадно тянутся к маленькому больному. Драго Ружа без возражений отступил к порогу, сказал резко, с акцентом: — Я привез все, что ты оставил в лечебнице. Сейчас. И поспешил на улицу. Гранин же торопливо раскутывал мальчика, разматывал теплые платки, снимал шубу, валенки, портки, рубаху. Сердце пациента билось едва-едва, то притихало надолго, то торопилось куда-то, то снова останавливалось. Дыхание было слабым, а худоба ужасала. — Как давно он без сознания? — спросил Гранин, когда Драго Ружа вместе с незнакомым кучером припер огромный сундук и поставил его на пол. — Третий день, считай. — Совсем в себя не приходит? — Перестал. Кучер ушел, а Драго Ружа маячил за открытыми дверями, отвечал из передней. — Что говорят лейб-медики? — Что у Андре нет сил, чтобы жить. Да, Гранину уже доводилось видеть подобное. Катенька Краузе умерла от того же. Он отошел от кровати, поднял крышку сундука — тяжелая! — с упоением узнавая травки, которые ему доставляли в лечебницу от канцлера. Гранин писал длинные письма, объясняя, как и когда собирать их. Любовно отобранные, заговоренные, родимые, они аккуратно хранились в платяных мешочках, а меж ними лежали склянки и банки с настойками и мазями. Отдельно были закутаны в чистую тряпицу инструменты. Гранин быстро нашел склянку с вытяжкой плакун-травы, всем травам мати, чистую, как слеза, прозрачную, как ручей. Захватил с собой инструменты и вернулся к Андре. Быстро уколол ему палец — ох, не надо бы мальцу терять и толику крови, но нечего было делать, — и уронил рубиновую каплю в вытяжку, шепча слова заветные, матерью от бабки переданные. И кровь тут же окрасилась в густой черный цвет, и заклубились в ней хвостатые крохотные твари. — Матерь Божья, — вырвалось у Гранина, — что же вы сотворили с ребенком? — Многие годы его отец питается колдовством, продлевая и продлевая себе жизнь, — ответил Драго Ружа, — чего еще ожидать. Гранину поплохело: а ну как и кровь Саши Александровны подобна крови Андре? Неужели и она не жилец на свете и только лядовские жизненные силы питают ее? — Ты пришел ко мне за помощью, — не спрашивая, но утверждая, проговорил Гранин, — твое колдовство вернее убьет мальчика, нежели спасет его. — Я не умею спасать, — ответил Драго Ружа с усмешкой, — только проклинать. И ты прав, лекарь, я пришел к тебе за помощью. — Значит, ты не сделаешь ничего худого в этой усадьбе, — напевно, входя в лад с лекарской своей натурой, сказал Гранин. — Не сделаю, — эхом откликнулся колдун, и бесовской ком за его спиной зашипел, недовольный этим обетом. Черти, сколько их было там, жаждали добычи, и Гранин надеялся, что Драго Ружа повелевает ими, а не они им. — Ступай-ка ты из флигеля, только к лошадям не суйся, а то они всю конюшню разнесут, — предписал он, вернувшись к сундуку, и достал веник чертополоха, — скажи Шишкину, что я распорядился пристроить тебя на ночлег подальше от конюшен и барского дома. Ничего, переночуешь с рабочими. Здесь дурно будет твоим бесам от лечения моего, как бы не взбеленились совсем. Святки — не время для шуток с нечистью. А я приду к тебе, как сумею. Колдун молча кивнул и исчез, как и не было его, и Гранин тихонько перевел дух. Все-таки плохо подле того было, ознобно. Выглянув в окно, он убедился, что Шишкин с атамановскими служивыми перехватили Драго Ружа и повели к хозяйственным постройкам. Охрана несла караул вокруг дома, плотным кольцом выстроившись в цепочку. Главное, чтобы Саша Александровна сама не бросилась в пучины безрассудства. Впрочем, с Марфой Марьяновной не забалуешь. Это дед с отцом были бессильны перед девицей, а кормилица оставалась непоколебимой.