Глава 28 Оставшиеся дни мчались со скоростью удиравшего от охоты зайца, и Гранин отступил в сторону, чтобы его не сбило этим мельтешеньем с ног. Андре, Андрюша, робкий испуганный мальчик, постепенно набирался сил. Когда он впервые открыл глаза и увидел незнакомца, то так переполошился, что успокоить его удалось, только предъявив Драго Ружа — от порога, не ближе. Кажется, колдуну ребенок доверял совершенно и немедленно притих, послушно открывая рот, чтобы съесть немного каши. Он будто не видел то отвратительное, что шевелится за спиной валаха, а если и видел, то привык сызмальства. Для своего возраста — одиннадцати лет — мальчик был удивительно послушным, лишенным всяких детских капризов, сносил покорно все лекарские припарки и глотал горькие настойки. Только возле Марфы Марьяновны с ее грубоватой заботой он немного оживал, но все равно не задавал никаких вопросов — где папа и мама, например, почему он не дома и как сюда попал. Саша Александровна заглядывала несколько раз в день, но даже не пыталась поговорить с ребенком или приласкать его. Кажется, она понятия не имела, как вести себя с детьми, и предпочитала держаться в стороне. Гранин несколько раз начинал писать ей прощальное письмо и каждый раз сжигал его. Объясняться трусливо, с помощью пера, казалось ему низким, стыдным, но и показываться ей на глаза стариком было непереносимо. Решив все со своей судьбой, он никак не мог придумать, как смягчить удар для нее, и приходил к выводу, что нет такого способа. Как бы он ни поступил — предупредил заранее, оставил послание или явился лично, — все одно. И Гранин тянул время, не в состоянии выбрать. Заранее — значило бы множить печали, а кроме того, Саша Александровна была не из тех, кто легко мирится с поражениями. Нет, она бы всенепременно вмешалась, и кто знает, к чему это все привело бы. Вот и ловил Гранин быстротечное время и Сашу Александровну — то в клети, где целовал ее между вязанок с окороками, то в конюшне, под насмешливое фырканье Кары и Милости, а то за горкой, где мороз щипал губы и кусал за щеки. Он легко мог представить себе, с каким наслаждением ухаживал бы за ней в иной ситуации, каким искрящимся предвкушением был бы переполнен, и отголоски того, несбывшегося, все равно наполняли его болезненным, но счастьем. Прав был Драго Ружа: даже короткая радость драгоценнее никакой, и Гранин просто дышал полной грудью, любовался Сашей Александровной и зимними просторами. В эти дни усадьба казалась ему островком неги, потерянным среди снегов, где текла своя жизнь, лишенная суеты и хлопот. Накануне Крещения, в день строгого поста, когда нечисть свирепствовала особенно буйно, чтобы притихнуть еще на год, Саша Александровна нарисовала на морозных окнах кособоких медведей, дабы отогнать от усадьбы злых духов. Гранин перенес Андре в дом, и теперь тот лежал на диване в передней, и первое робкое любопытство проступало на его лице. Марфа Марьяновна тайком подкармливала его вареной курятиной, думая, что никто не видит. Гранин заявил, что больным и тем более детям можно нарушать пост, и тогда Андре получил огромный пряник, уже открыто. Изабелла Наумовна же, обрадовавшись тому, что ей нашлось дело, читала мальчику народные сказки — да такие страшные, что и у Гранина волосы на затылке шевелились. На кухне пеклись крестцы — особое печенье, которое нужно будет съесть наутро, запив святой водой. Дворня наконец-то взялась за уборку, ведь все святки нельзя было выносить сор из избы, ткасть и прясть. А сегодня стало можно, и Шишкин очищал печи от золы, а Груня подметала пол, да так лихо, что непоседливая Саша Александровна немедленно отобрала у нее метелку. — Вот как вскачу на нее и улечу-у-у, — воскликнула она, держа веник наподобие шпаги. Марфа Марьяновна у нее метелку отобрала, стеганула воспитаницу пониже спины и вернула Груне. А Саша Александровна захохотала и повалилась на диван рядом с Андре: — Вот как меня обижают в собственном доме. Беллочка Наумовна, да бросьте вы запугивать мальчика. Неужели у вас нет сказок повеселее? — Повеселее? — поджала губы гувернантка. — Андре, разве тебе не весело? Он только спрятал лицо за ладошками, ничего не ответив. — Михаил Алексеевич, — воскликнула Саша Александровна, на которую напал добрый и великодушный дух, — а не позвать ли нам на ужин этого колдуна? Преломим вместе голодную кутью, — тут она сморщилась, неправедно огорчаясь постному, — как думаете? — Ах, Саша! — вскричала Изабелла Наумовна испуганно, однако этим и ограничилась. Ей было до смерти любопытно посмотреть на страшного Драго Ружа поближе. — Пожалуй, — согласился Гранин. Последний ужин у того как-никак. Драго Ружа, как и все предыдущие дни, лежал на полатях в хибарке Шишкина, не проявляя ни малейшего нетерпения или страха. Казалось, он просто дремал, глядя куда-то внутрь себя, перебирая ли свои прегрешения, мечтая ли об избавлении от опостылевшей ему жизни. — Ужин в барском доме? — переспросил он удивленно. — В этом есть что-то символическое, правда, лекарь? — Правда. Я принес тебе новую и чистую одежду. — А то как же. Умирать всенепременно нужно в чистом, — согласился колдун обстоятельно, сполз с полатей, забрал у Гранина кулек с махрами и пошел за печку переодеваться. Тихо трещали дрова, завывал в трубе поднявшийся к вечеру ветер, метелило и вьюжило на улице так, что в шаге ничего не видно было. — А барышня-то, — донеслось до Гранина, — замуж за тебя собралась. Как же ты допустил такое, лекарь? — Тебе-то что за дело, — ответил он резко, потому как и сам себе частенько задавал этот вопрос. — Может, и есть дело, — ехидно заметил колдун, — нехорошо ить выходит: получить старика вместо жениха. — Не передумал ли ты умирать? — Да какое тут передумать, — Драго Ружа вышел из-за печки и показал Гранину свою пятку, припорошенную коростой: — Копыто, лекарь, прорастает. Нет, все должно быть решено сегодня, иначе потом ты со мной не сладишь. Бесовское возьмет надо мной верх, и страшно представить, каким чудищем я тогда стану. Ведь не отступишься ты? — Не отступлюсь, — пообещал Гранин, с ужасом глядя на ногу его. — Это ведь тоже своего рода целительство. — Вот не зря я всю жизнь побаивался лекарей, — ухмыльнулся колдун. — Суровый вы люд. — Кабы я был чрезмерно жалостлив, Саша Александровна умерла бы с матерью своей. — Верно, лекарь, — Драго Ружа надел обувку, оправил одежду, пригладил волосы и бороду. — Вот и не забывай про это: не к убийству ты готовишься, а к исцелению. Гранин не ответил. Что тут скажешь? Убийство оно и есть убийство, хоть как его назови. Драго Ружа узнал Ани с первого взгляда. — Модистова дочка, — проронил он, сверля ее взглядом, — вот так раз! А уж искали твою матушку, как искали. Карл Генрихович-то думал, что дочь его с мадам Дюбуа бежала. Изабелла Наумовна немедленно насторожилась: — Дочка великого канцлера? Которая умерла давным-давно от лихорадки? — Да садитесь вы уже за стол, — перебила их Саша Александровна, — мало ли что было! — Просто мама шила для Екатерины Карловны, — объяснила ей Ани. — И что же, барышня бежала из дома? От отца своего, канцлера? Какой скандал! — восхитилась Изабелла Наумовна. — Неужели с мужчиной? — А ведь на вас, милая, лежит обет безбрачия, — вдруг брякнул колдун, насмешливо взирая на гувернантку, — вижу как на духу, что не просватают вас, пока не снимете его. Тут Изабелла Наумовна побелела вся и едва в обморок не хлопнулась. — Правда нешто? — пролепетала она. — Ну уж нет, — вмешалась Саша Александровна, — никакого колдовства этой ночью! — Вы сходите к цыганам, — посоветовал Драго Ружа, — они мастаки порчу и снимать, и накидывать. — Порчу? — Изабелла Наумовна совсем перепугалась. — Что это за глупые суеверия! Кто же в наше время верит в такие предрассудки. — Ну как знаете, — не стал спорить колдун, — коли у вас от женихов отбою нет, так не о чем и говорить. — А меня что ждет? — робко спросила Ани. — А тебя, беглянка, ждет пышная свадьба и большая любовь, — объявил колдун торжественно. Гранин едва не двинул его по уху — вот зачем он тут барышень ему дурит, они и так нервные все. Саша Александровна прыснула. — Вот так Ани, — заметила она весело, — вот так тихоня! А вы, Беллочка Наумовна, не кручиньтесь, съездим и к цыганам, раз надобно, мы там бывали уже — и ничего страшного. — Только если ради забавы, — нерешительно протянула гувернантка. — А что мои лошади? — спросила Саша Александровна у колдуна. — Удастся ли мне создать такую породу, чтобы и вынослива была, и холодов не боялась, и в упряжи, и в выездке хороша? — Тебе, Александра Александровна, все удастся, — твердо сказал Драго Ружа. — Моленая дочка, материнской надеждой укрыта, отцовской любовью окутана.