Часть 9 из 53 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вот умора, — послышалось из соседней комнаты.
У Гранина голова от них всех шла кругом. И как его занесло только в этакий сумасшедший дом?
Глава 06
Дом стоял вверх дном, и Сашу закрутила эта веселая карусель.
Кормилица Марфа Марьяновна упаковывала теплые шубы да утварь, бурча себе под нос, но так, чтобы все слышали, что нечего в деревню фарфор везти, авось и тарелками поплоше обойдутся. Отца такая экономия лишь рассердила, и он обещал лично перебить всю посуду, если кто вздумает его дочери безделки подсовывать.
— Ишь, разбушевался, окаянный, — махнула на него рукой Марфушка Марьяновка и пошла к Семеновичу — на жизнь жаловаться.
Изабелла Наумовна гоняла Гришку со связками книг, микстур и настоек.
— Да не переживайте вы так, Белла Умовна, — отбивался денщик, — мне вон Михаил Алексеевич чирий свел, не пропадем!
Тут все удивились и принялись искать нового управляющего, про которого совсем забыли в этой суматохе, да только тот как сквозь землю провалился.
— Сбежал, — расстроилась служанка Груня и загрустила, видимо, успев записать пропажу в интересные кавалеры.
Был бы кто, мимолетно удивилась Саша, нос картошкой, а глаза как у битой жизнью собаки. Нет, если бы Саша решила влюбиться, она бы всенепременно выбрала боевого офицера с безупречной выправкой и при шпаге. А это что? Одно слово — конторщик! Скучная личность, сразу понятно.
Тем не менее был вызван сторож и с пристрастием допрошен: когда Михаил Алексеевич покинул дом и по какой надобности.
— Так ведь рано утром, — степенно отвечал старик, — всучил мне пачку писем, мол для отправки, забрал лошадь, сказал, что в поместье. Эх, Саша Александровна, а каким ты была младенчиком! Ну чисто лягуха полудохлая!
— Как это лягуха? — растерялась она. — Почему вдруг младенчиком? Да что это на тебя нашло-то!
— И сам не знаю, — сторож с превеликой важностью подул на чай в блюдце, Груня поставила ему поближе корзинку с бубликами.
— Ешь-ешь, из булочной это, не Семенович пек, — хмыкнула Марфа Марьяновна.
— Я ведь тут же был, когда тебя привезли, — поделился старик. — Лекарь тот мчался так, будто за ним черти гнались. Я уж думал, прямо на ворота тараном пойдет, но нет, пожалел лошадь… С утра так и стоит та картинка перед глазами, как управляющий ваш верховым уехал.
— А ну иди отсюда, дурак старый, — рассердилась вдруг Марфа Марьяновна, сунула ему бублик в карман и прогнала, не дав даже чаю допить.
А Саша снова растревожилась, вспоминая своего лекаря.
Мчался, значит, милый, будто черти гнались.
Спешил полудохлую лягуху отцу доставить.
А если бы не так? А если бы оставил он ее лакеям канцлеровским, что случилось бы с Сашей? Умертвили бы они ее, не моргнув глазом, как им и было велено? Или доставили ее в Грозовую башню, где заперли бы в подземелье, как того незаконного сына короля, про которого мадемуазель Жюли ей книжку читала? Жила бы она в потемках да с железной маской на лице до конца дней своих.
И Саше так жалко себя стало, что все сборы ей немедленно надоели, и она укуталась потеплее и побежала в конюшни, к жеребцу Бисквиту, на которого отец строго-настрого запретил верхом садиться и даже конюхов всех заранее отругал.
А она и не будет верхом, она рядом постоит.
Гриву его серебристую расчешет.
Конюх ей обрадовался, засуетился, скребок сразу вручил, затараторил, следуя по пятам:
— Ох и доброе ты, Саша Александровна, дело задумала, ох и доброе. Лошадей своих разводить, стало быть? Детки-то у Бисквита нашего загляденье будут, вот сама увидишь!
— Тебе-то кто уже доложил? — рассмеялась она, любуясь жеребцом. Конюх достал из кармана морковку, отчекрыжил от нее ножичком из того же кармана кусочек и вложил Саше в руку:
— Так Михаил Алексеевич с утра за лошадью заходил. Глаза красные — я ему говорю, что же вы, голубчик, расходные книги всю ночь читали или Семеновича пытались в карты обыграть? Гиблое это дело, говорю, у Семеновича хоть и один глаз, да все равно шельмовской. Какое там, отвечает Михаил Алексеевич, письма заводчикам всю ночь писал.
— Ах, что ему приспичило, — c досадой заметила Саша, — по ночам только душегубы работают. Ведь просила не ехать в усадьбу, так понесло все равно.
Саша протянула Бисквиту угощение на открытой ладони. Тот смотрел недоверчиво и даже небрежно и принимать подношение не спешил.
— Вот же тоже черт горделивый, — ласково проговорил конюх. — Меня-то твой папенька ни за что не отпустит, а ты вот что: найди в деревне Андрея Шишкина. Очень он лошадей знает и уважает, Саша Александровна, не пожалеешь.
— Найду, — пообещала она и тихо улыбнулась, когда Бисквит осторожно принял морковку.
Или нет: канцлер не заточил бы ее в подземелье, а оставил бы при себе. И росла бы она нелюбимой сироткой, всеми гонимой.
Вот от каких бед спас ее лекарь, а теперь исчез, как в воду канул, где теперь его искать? Хоть бы записочку прислал, написал бы, как ему на свободе.
Бисквит вдруг сердито попятился и замотал головой, будто черта увидел.
— Смурная ты сегодня, Саша Александровна, — вздохнул конюх, — разве ж можно к лошадям в таком настроении! Лошадь, она все чувствует.
И он выставил ее вон, ладно хоть морковкой поделился.
Саша шла по скользкой льдистой дорожке, грызла морковку и очень жалела, что не может отплатить лекарю добром за добро. Вот бы он попал в беду, а она, героически сверкая шпагой, спасла бы его от разбойников.
Совсем замечтавшись, Саша оскользнулась на луже и пребольно плюхнулась прямо на фижмы.
Спустя несколько дней управляющий появился так же незаметно, как и исчез. Саша тащила сверху коробку своих оловянных солдатиков, которых обязательно нужно было забрать с собой в деревню, когда увидела, как Груня бочком-бочком направляется в сторону кабинета с подносом в руках. Отца дома не было, он с утра расфуфырился необыкновенно и поехал во дворец, твердо намереваясь добиться наконец аудиенции у императрицы, которая увиливала от встречи вот уже второй месяц. Эти прятки носили ритуальный характер: отец будет требовать средств на фураж и амуницию, а государыня жаловаться на расходы и свою несчастную жизнь. Поскольку каждый год происходило одно и то же, отец предусмотрительно вдвое увеличивал нужную ему сумму, а императрица вдвое ее уменьшала, торгуясь с азартом рыночного горшечника.
— Груня, — позвала Саша, поставив на ступеньки коробку, — и куда это ты собралась?
— Так Михаилу Алексеевичу чай несу, — зарделась та.
— А вот я сама и отнесу, — решила Саша, забирая поднос, — а ты коробку тащи к остальной поклаже. Ох, Груня, Груня, и не стыдно тебе, все же вдовец.
— Ну и что вдовец, — упрямо возразила служанка, — вдовцы-то самые заботливые.
— Ступай же, — рассмеялась Саша и вошла в конторку.
Управляющий едва не носом зарылся в гроссбухи и реестры, при этом хмурился так, будто ничегошеньки в этом не понимал. Увидев Сашу в дверях, он явно растерялся.
И она снова подумала о том, какие печальные, уставшие у него глаза.
— Что же это вы? — спросил Михаил Алексеевич, поспешно забирая у нее поднос. — У Груни на побегушках?
Саша только отмахнулась и села напротив, небрежно стряхнув со стула какие-то документы:
— Значит, все-таки съездили?
— Съездил, — согласился он. — Александра Александра, я вам каталоги привез — ткани для штор и обивки диванов, шпалеры… В целом усадьба в хорошем состоянии. Ее протопили, высушили все перины, отмыли и выстирали…
— Да бог с ней, — перебила его Саша, — что конюшни?
— Конюшни? — он рассеянно потер лоб. — Конюшни я не проверял.
— Да чтоб вас, — вспылила она, — что за дело мне до портьер! Не станете же вы, подобно отцу, относиться ко мне как к ребенку.
На его лице мелькнула улыбка, будто она сказала что-то смешное. Михаил Алексеевич смотрел на нее с такой терпеливой добротой, будто Саша ему во внучки годилась, и это обескураживало. Смутившись, она схватила со стола верхнюю книгу из целой стопки и ойкнула.
— Военно-конская перепись, — прочитала изумленно и взялась за другой том, — конские породы, отечественное коневодство, справочник коневого лекаря, искусство врачевания животных… Что это, Михаил Алексеевич?
— Готовлюсь к отъезду, — ответил он с прежней улыбкой.
И Саше немедленно захотелось его расцеловать, но она строго напомнила себе, что нельзя вот так запросто пугать управляющего, который, похоже, действительно собрался выучить о лошадях все.
— И чирий вы Гришке свели, — припомнила она, мигом подобрев, — где такому выучились только.
— По книжкам, — признался он простодушно. — Я, Александра Александровна, в некотором роде книжный червь.
— И охота вам глаза портить…
— Саша! Сашка! Немедленно ступай сюда! — раздался громкий и взволнованный голос отца. — Да где ты?
— Батюшки, — она даже подпрыгнула от удивления. — Денег, что ли, дали, сколько просил? Я здесь, — закричала Саша так громко, что Михаил Алексеевич вздрогнул и посмотрел на нее укоризненно.
Отец ввалился в комнату — покрасневший с холода, распахнутый, явно довольный. Подхватил Сашу вместе со стулом — она взвизгнула, засмеялась, вцепилась в его плечи, — покружил, поставил на место и погладил по растрепавшимся волосам.
— Все, Сашка, отменяй сборы, — объявил он, сбрасывая тулуп на диван, — все отменяй. Цепляй шпагу и дуй во дворец.