…или не только меня? Опираясь на кухонную столешницу Мансуров грубо насаживает голову какой-то девицы на свой член, приговаривая все те слова, что я приняла на свой счет. Блондиночка ритмично постукивает головой о дверцу кухонного гарнитура. Давится. Захлебывается собственной слюной, но даже не пытается его оттолкнуть. Это выглядит так грязно. Но я не могу отвести взгляд. Его вены на шее и руках набухли. Мощный зад сокращается от грубых толчков. А слова стали почти несвязны… Я как-то раз подслушала, как папа рассказывал кому-то, что Мансуров сексуально озабоченный маньяк, меняющий женщин как перчатки. После того, как услышала об этом… больше не смогла спокойно спать. Каждый вечер перед сном я пыталась вообразить себе, что он делал со всеми этими женщинами. Однако реальность превзошла все мои самые смелые фантазии… Интересно, он со всеми пассиями такое делает? Или только с этой? Но что важнее: ему это нравится? Тогда я бы тоже хотела сделать это для него… — Мая? — это прозвучало достаточно отчетливо. Какого черта? Эту шлюшку не могут же звать как меня? Осознаю, что гипнотизирующие движения прекратились. Вскидываю взгляд в глаза Мансурову и обнаруживаю, что он смотрит на меня: — Черт, Мая! — он спохватывается и, высунув свой член из горла девицы, принимается застегивать брюки. — Только не ты… И я наконец прихожу в себя и хочу сбежать. Но случайно цепляю блюдо с тарталетками, и оно летит на пол, разбиваясь вдребезги. Всюду осколки и я, как последняя идиотка, пытаюсь их собрать. Все пальцы в крови. Руки дрожат. — О, нет-нет, Пчелка… — слышу его уставший голос. — Перестань. Уже не понимаю к кому он обращается. Раньше я думала, что только ко мне. Пчелка Мая… Но теперь… — Лен, иди к гостям, — его голос совсем близко. — Но… — хочет было что-то возразить горластая. — Я сказал, свободна, — рычит он зло. Я съеживаюсь. Он присаживается рядом. Ловит мои руки: — Ну что ты делаешь, глупый ребенок? — строго. Вытряхивает из моих рук черепки. Мимо нас прямо по осколкам из кухни выходит брюнетка. А я поднимаю взгляд на мужчину перед собой: — П-простите меня, — шепчу в ужасе. — Я не хотела в-вам помешать… — Ты и не помешала. Мне было скучно, — он поднимается на ноги и увлекает меня за собой вглубь кухни к раковине. — Дурацкая была идея устраивать эту вечеринку, да? Стоило как обычно приехать к вам в гости, в вашу уютную квартирку и посидеть в семейном кругу. Как раньше. Но твой отец рассказывал, как ты весь день готовила на свой день рождения, и в итоге к моему приезду уже спала без задних ног от усталости. Вот я и не стал больше тебя напрягать. В конце концов маленькие Пчелки тоже заслуживают праздника. Ведь так? Он припирает меня к раковине, подсовывая мои руки под воду, смывая с них кровь. А я не могу отделаться от обманчивой мысли, будто он ради меня всю эту вечеринку устроил. Тогда это вполне могло бы объяснить гору подарков с моим именем под огромной елкой в зале. А еще мои любимые вкусняшки в изобилии на праздничном столе. Но это ведь бред? Совпадение! Может тут и правда еще одна Майя есть в доме – людей-то полно… — З-значит вам нравится? — мямлю я. — Что? — хрипит он, еще теснее вжимая меня в раковину и я чувствую, как что-то твердое упирается мне в поясницу. О боже… — Праздники у нас… — выдавливаю с придыханием. — Вы ведь с папой поссорились на мой день рождения... Я думала больше не увижу вас, в смысле… У меня едва челюсть не отваливается. Клянусь я чувствую, как его член вжимается в низ спины. Да не просто вжимается — подергивается, мешая мне правильно формулировать мысли. Такое вообще возможно? Чтобы эта штука шевелилась без ведома хозяина? — Твой отец просто был сильно не прав, — как ни в чем не бывало говорит Мансуров. — Но мы вроде разобрались. И теперь мне не о чем волноваться. — Он нашел деньги? — спрашиваю, стараясь звучать включенной в диалог. — Какие? — он напирает еще сильнее, потянувшись за полотенцем, висящим на стене. Не дышу, пока он промакивает мои руки сухой тканью. — Которые вам задолжал, — почти шепчу. — Нет, — отрезает к моему сожалению. — Еще не нашел. Но мне удалось, так скажем, отговорить его от неправильных инвестиций. И мы помирились. Поэтому тебе больше тоже не о чем волноваться. Маленьких принцесс вообще не должны ебать вопросы взрослых дядек. Я чувствую его дыхание на своей шее. И она предательски покрывается мурашками. Нас слегка пошатывает. А еще Мансуров обычно никогда не матерится при мне. — Дядь Леш, — шепчу я. — Да, Пчелка. — Кажется вы много выпили. Может я вас спать уложу? — Ты ведь уже слышала, когда я предлагал гостям занимать спальни: к сожалению я не сплю с посторонними в одной комнате, — хрипит он. Меня будто кипятком от стыда окатывает. Неужели то, что я произнесла прозвучало так двусмысленно?! Какой ужас! — Я ведь… — заикаюсь. — Я вовсе не собиралась оставаться с вами! Только хотела вас проводить… — осекаюсь, потому что его шершавые пальцы вдруг касаются моей шеи. — Однажды появится тот мужчина, с кем ты захочешь встречать Новый год, Пчелка. И делить кровать. И тогда ты больше не будешь так мило краснеть при виде меня. Его пальцы вдруг ныряют в вырез моего платья и… …безошибочно подцепляют украденную сигарету, которую я спрятала в лифчике. Он отшатывается: — Отец твой прав, — отходит подальше от меня: — Больше чтобы я на тебе это платье не видел. Мала еще для шлюших нарядов. Прячу взгляд. Блин. А я ведь надеялась, что ему понравится. Как же неловко… — И для сигарет тоже! Обиженно поворачиваюсь к нему лицом: — Вовсе не мала! — бунтую. — Я вообще-то уже совершеннолетняя! — но тут же осекаюсь, представив, кокая мне грозит взбучка, если отец узнает о курении. — Только папе не говорите… Вздыхает устало: — Пойдем, совершеннолетняя. Проводить она меня собралась. Лучше я тебя провожу. Он подталкивает меня к выходу из кухни, не выпуская из руки мою сигарету. Подносит ее к носу: — Впервые встречаю сигареты, которые пахнут медом, — бормочет он тихо, когда мы оказываемся в темном коридоре. — Где ты такие достала? — Это не сигарета, — обиженно бормочу я, топая у плеча Мансурова, — это я. Вернее мой гель для душа… Он так резко останавливается, что я едва не врезаюсь в его плечо. Медленно поворачивается и окидывает меня привычным тяжелым взглядом: — Значит это твой запах, — цедит как-то зло. — Ну что еще? — едва не плачу я. — Теперь скажете, что я еще и пахну отвратительно? Он вдруг наклоняется мне навстречу. Тянет носом воздух у моего лица. И глаз не отрывает от моих губ. Так, будто сейчас…