Кейт очень хотелось оглядеться, но она не могла повернуть голову. Она посмотрела через едва приоткрытые глаза, как сквозь щелочки. И ощутила пустоту внутри. Мучительная постоянная боль прекратилась. Что случилось? Где ребенок? Затем послышался голос. Джесс? Это ты? – Ума не приложу, что ты делаешь здесь, на берегу озера, Адди. Это не мужской голос. В чем дело? Почему она не поможет мне? Кейт попыталась взглянуть на говорившую, но видела только подол ее юбки. И по-прежнему не могла повернуть голову. Кейт изо всех сил пыталась открыть глаза, но тщетно. Где ребенок? Что с ним? Почему ты не помогаешь мне? – Тебе повезло, что я пришла навестить тебя, чтобы познакомить с моей чудесной малюткой, – продолжал нараспев голос, теперь похожий на детский. – Твое дитя могло бы уплыть по волнам, если бы не я. Давай помогу тебе подняться. Кейт прислушалась и услышала вдалеке тихий плач. Это ее ребенок. Ребенок Адди. Значит, он жив. Кейт почувствовала, как снова уплывает в темноту. Веки слипались. – Что ты здесь делаешь? – прорезал темноту громкий мужской голос. Кейт снова открыла глаза. – Слава богу, я наконец нашел тебя. Зачем ты вышла из дома в такой туман? Где… – Кейт почувствовала напряжение в воздухе. – Боже мой. Боже милостивый, что ты натворила? Кейт ощутила чьи-то руки на своих руках и увидела чье-то приблизившееся лицо, но никак не могла сосредоточить на нем взгляд. – Адди, боже мой. Боже милосердный. Она… мертва? Кейт почувствовала, как ей на грудь легла чья-то голова, слушая биение ее сердца. Мужчина взял ее руку, пощупал пульс и отпустил. – Ничего не слышу. Ее сердце не бьется. Господи Иисусе, она мертва. Ты… ты убила ее? – Зачем мне убивать ее? Что за глупость. – Где ребенок? – голос пришел в исступление. – Где ребенок Адди? – Я положила его в коляску. Вон туда. – Что? Нарастающая паника. Вопли, слезы. – Что же ты натворила?! Зачем ты пришла сюда? Зачем? – Я пришла показать Адди ребенка. Хэдли плакала непрерывно, ты же знаешь ее. Поэтому я вышла прогуляться. Ты же знаешь, как ее успокаивают прогулки. И я пришла сюда. – Прогуляться? О чем ты, Селеста? Гулять в таком тумане? Подожди, расскажи, что произошло. Это Селеста. Боже мой. – Хэдли все время плачет. – Хэдли? Дорогая моя… Хэдли. Так зовут бабушку. Кейт хорошо помнила мать своего отца. Они говорят о бабушке. – Слышишь, она плачет. – Селеста, где Хэдли? – В коляске, глупыш, как всегда. Я положила ребенка Адди рядом с ней. Нашла бедняжку в озере, когда ее уносило прочь. Представляешь, она плавала! Кейт отчаянно пыталась разглядеть, что происходит, но с того места, где она лежала, ничего не было видно. Адди, наверное, при смерти. Она то приходит в сознание, то теряет его. Наступила тишина. Что происходит? – Селеста, – очень мягко произнес голос. – Ты же знаешь, Хэдли мертва. Помнишь, дорогая? Она умерла несколько часов назад. Ну-ка посмотри на меня. Но Хэдли выжила. Кейт была сбита с толку. Хэдли – моя бабушка. – Хэдли не умерла. Что ты несешь? Она все время плачет. Поэтому я положила ее в коляску и пошла прогуляться. И спустилась сюда. Кейт услышала судорожный вздох. Потом Селеста стала напевать: – Покачайся, малышка, на верхушке дерева, пока дует ветер… Вдалеке раздался плач. Потом бормотание: – Господи, Селеста… Ради всего святого, жди меня здесь. Только ничего не делай. Через несколько секунд Кейт почувствовала, как кто-то тащит ее за ноги. Раздался глухой стук. Теперь она лежала на дне весельной лодки. Над ней склонилось лицо – лицо Гаррисона. – Адди, мне так жаль. – Кейт увидела, как у него из глаз текут слезы. – Селеста не понимала, что творит. Она не хотела причинить тебе боль. Она не плохой человек. Пожалуйста, прости ее. Она так рьяно заботилась о Хэдли – ты же знаешь, как она себя вела, и когда сегодня наша малышка скончалась, видимо, не выдержала. Лишилась рассудка. Как жаль, что меня здесь не было. Я бы остановил этот кошмар. Кейт чувствовала покачивание лодки на волнах, но не могла пошевелиться. Ее веки и голова были неподвижны. Наверное, Адди потеряла сознание. Истекла кровью и умерла? Кейт не знала точно. Она попыталась изо всех сил пошевелить руками или хотя бы пальцами, но тщетно. – Ты такая красивая, такая совершенная. Какой же Джесс ублюдок. У него была самая лучшая жена, о которой мечтает любой. Кейт покачивалась на волнах, а лодка уплывала все дальше в залив. – Тебе уже не помочь, и Хэдли тоже, но твоя малышка жива. Понимаешь, Адди, никто не должен знать, что моя жена сошла с ума. Никто никогда не узнает, что она убила тебя. Иначе нам конец. Я обещаю, Адди, что мы будем хорошо заботиться о твоем ребенке. Точно так же, как ты заботилась бы о нашем. Снова слезы. Кейт почувствовала, как ей под мышку сунули сверток, а безжизненное младенческое личико зарылось в складки ночной рубашки. Значит, мы нашли на берегу дочку Гаррисона и Селесты, а не Адди. – Да простит Господь Селесту за то, что она натворила. И меня за то, что я делаю сейчас и сделаю потом. Покойся с миром, Хэдли Коннор. Покойся с миром, Адди Стюарт. Пусть озеро никогда не выдаст нашу тайну. После этих слов Кейт почувствовала, как ее столкнули с борта лодки в озеро, где огромная волна, внезапно появившаяся на стеклянно-гладкой спокойной поверхности, поглотила ее. Покачиваясь вверх и вниз, вверх и вниз в мягкой, бархатистой воде по прихоти ветра и приливов, она стала морской раковиной, корягой, гагарой, лениво плавающей на поверхности Великого озера. Здесь ничего не может причинить тебе боль. Теперь ты со мной. Я буду оберегать тебя здесь, моя дочь озера, пока не наступит время. Кейт заключили в нежные объятия и притянули к себе, завернув в водяное одеяло. Она падала вниз, вниз, вниз… Спи, дочь моя, спи, пока не наступит время. Глава 32 Уортон, 1910 Пока озеро принимало тело Адди в свои объятия, на суше произошло многое. Гаррисон оставил Селесту бормотать и ворковать над детской коляской на берегу озера и бросился к дому Адди и Джесса, сам не зная, что сделает, когда попадет внутрь. В панике он снова и снова шептал имя Адди. Зрелище ее тела, погружающегося в воду, будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. Черт бы побрал Селесту. Всего один миг – и все пошло не так! Как это могло случиться? Его решение поменять младенцев местами, возможно, было опрометчивым, но он сделал это в припадке ужаса. Живой ребенок вместо мертвого. Как иначе объяснить существование ребенка Адди без матери? Как он мог обрести ребенка, не убив Адди? Это вызвало бы столько вопросов. И стала бы Селеста держать язык за зубами? Нет, так проще. И мать, и ребенок исчезли. Все следы обрываются. Никто, даже прислуга, не знал, что Хэдли умерла в этот день. Просто поменять младенцев местами – и концы в воду. Все прошло гладко. Словно сама судьба нашла выход. Улики. Надо искать все, что может указать на причастность Селесты к преступлению. Остались ли в доме следы крови? Где нож? Гаррисон в панике заметался по дому. Ничего. Все тихо и спокойно, как будто Адди с Джесом могли вернуться в любой момент. Все на своих местах. – Адди, твоя малышка ни в чем не будет нуждаться, – пообещал Гаррисон там, в темноте. – Я посвящу всю оставшуюся жизнь, чтобы исправить то, что сделала моя жена. Все заняло всего несколько мгновений. Гаррисон выскочил наружу, прошел мимо все еще что-то мурлыкающей себе под нос Селесты и схватился за ручку коляски. – Пошли, Селеста. И они втроем растворились в тумане – с виду обычная семья на прогулке. А не потерявшая рассудок от горя женщина, растерянный мужчина, который совершил – и еще совершит – самый тяжкий грех в своей жизни, и девочка, до последних дней своих обожавшая человека, который стоял и наблюдал, как ее отца судят за преступление, которого он не совершал. Когда в тот вечер они вернулись домой, Селеста легла спать в блаженном неведении, не помня ничего, кроме чудесной семейной прогулки по прохладе. Гаррисон же, положив барахтающегося ребенка в кроватку, где всего несколько часов назад умер другой младенец, медленно поднялся в бальный зал на третьем этаже и вошел в башенку. Закрыв дверь и убедившись, что никто из прислуги его не слышит, упал на колени и позволил наконец невообразимому ужасу от увиденного и сделанного захлестнуть себя подобно волне. Гаррисон исторг первобытный вопль – такой отчаянный, полный мольбы и безысходности, что само его существо, каждая клеточка его тела грозили разлететься на кусочки. Гаррисон не знал, что в этот самый миг Джесс Стюарт вернулся в опустевший дом. Он будет часами искать пропавшую жену и в тот вечер, и на следующий день, постучится к Гаррисону, в панике обежит весь город, телеграфирует ее и своим родителям, поговорит со всеми знакомыми и, наконец, обратится в полицию. Когда солнце зайдет, а жена так и не появится, Джесс Стюарт издаст точно такой же вопль, потеряв всякую надежду и волю к жизни. Гаррисон также не знал, что Джесс, снедаемый чувством вины из-за короткой опрометчивой связи с Салли Рид под влиянием алкоголя, сначала заподозрил, что жена ушла от него именно поэтому. Решил, что в его отсутствие Салли заявилась к Адди с доказательствами интрижки. Но шли дни, Адди так и не находилась, и Джесс отчаивался все больше и больше, думая, что с ней случилось что-то ужасное. Не замешана ли в этом Салли? Эта женщина, при всей своей веселости и энергичности, крайне неуравновешенна. Джесс признался в своей интрижке полиции – позже выяснилось, что это было не слишком умно – в надежде, что служители порядка в поисках ответов обратятся к Салли Рид. Они так и сделали. Но когда отец Салли и ее лучшая подруга подтвердили, что она ненадолго уехала в Европу на отдых, полиция не стала искать убийцу Адди так далеко. Им оказалось достаточно самого Джесса Стюарта. Гаррисон не собирался втаптывать Джесса в грязь, но и не спас его. Он знал о романе друга с Салли Рид и презирал его за это. Как Джесс мог изменять Адди? Он заслужил лишиться жены и ребенка – правда, не таким образом. Для Гаррисона важнее всего было скрыть преступление собственной жены. Когда расследование сосредоточилось на Джессе, Гаррисону пришлось выбирать. Он выбрал жену, а точнее – ту новую жизнь, которую заботливо поддерживал. Гаррисон не учел, да и вообще не предполагал, что Селеста начинает вспоминать события того вечера. К ней возвращались какие-то обрывки – то голоса, то картинка с места преступления, как будто она вспоминала сон. Она пришла к выводу, что кто-то из них двоих – или она, или Гаррисон – убил Адди. Но Селеста была похожа на мужа и тоже предпочла скрыть свои подозрения. Она обратилась к одному из докеров, который регулярно оказывал подобные «услуги» ее отцу и которому она могла доверять, и заплатила за лжесвидетельство против Джесса Стюарта. Не то чтобы Селеста имела что-то против Джесса. Но нельзя же допустить, чтобы Гаррисона посадили в тюрьму. Не говоря уже о ней самой. У них ребенок, о котором нужно заботиться. Они самая богатая супружеская пара в городе. Крупнейшие работодатели. Она не подведет своего отца, не перечеркнет весь его тяжелый труд, все его усилия таким скандалом. Нет, Джессу придется взять вину за преступление на себя. Это единственный выход. На суде Джесс Стюарт был так подавлен, что его адвокат не осмелился вызвать его на допрос. Джесс не знал, что стало с его женой, не знал, как она умерла или кто ее убил. Не знал, что это его собственный ребенок лежал агукающим, воркующим свертком на руках у Селесты каждый день во время суда. Он знал только, что Адди и ребенка больше нет, жизнь закончилась, ее смысл пропал. И чувствовал, что виноват в этом сам. Что судьба каким-то образом наказала его за его проступок: злополучную интрижку, предательство своего лучшего друга и родственной души. И вот оно, возмездие: Адди с ребенком просто исчезли, растворились в тумане, их забрали от недостойного мужа, чтобы никогда больше не явить миру. Когда Маркус Кассатт подошел к нему на ступеньках у входа в здание суда, Джесс с облегчением увидел в руке у тестя пистолет. Он повернулся грудью к своему убийце, чтобы отцу Адди было легче прицелиться, и улыбнулся. Через мгновение после того, как его тело упало на землю, он оказался в объятиях Адди. – Я добьюсь справедливости ради тебя, моя любовь, – прошептала она ему. Глава 33