× × × «Ну как, дочитали?» За моей спиной неожиданно послышался голос, он разнесся по кабинету и, отозвавшись эхом, смолк. Я сразу же понял, что веселье и задор, звучащие в этом голосе, никак не свойственны доктору Вакабаяси, и удивленно обернулся. Но комната была совершенно тиха, даже мышка не пробежала. Чудеса!.. Лучи утреннего осеннего солнца проникали в помещение с трех сторон. Их блики ярко играли на стеклянных ящиках с образцами, на окрашенной стене, на линолеуме… Все вокруг безмолвствовало. «Чик-чик-чик! Чирик-чирик-чирик! Чик-чик!» Лишь радостное щебетанье птичьей стайки в соснах — вот все, что я слышал. Странно-то как… Я отложил это злополучное завещание, поднял взгляд и… чуть не вытянулся по стойке смирно! Прямо передо мной возник загадочный человечек. Я думал, что все это время в крутящемся кресле восседал доктор Вакабаяси, но вместо него напротив меня за большим столом одиноко торчал худощавый, похожий на скелет, невысокий мужчина в белом халате. На вид он был лет пятидесяти, благородного вида, голова чисто выбрита, брови тоже, кожа загорелая до красноты, на высокой переносице пенсне без оправы, в углу изогнутого рта свежая, только что зажженная сигара, руки скрещены на груди. Мы обменялись со скелетом взглядами, затем он откинулся на спинку кресла и, взяв в руку сигару, вдруг расхохотался, обнажив ряд белоснежных зубов. Я подпрыгнул: — А! Доктор Масаки! — А-ха-ха! Удивился-то как. Ха-ха-ха. Молодец, молодец. Хорошо, что запомнил мое имя. Я уж боялся, что примешь меня за призрака и сиганешь отсюда… Ха-ха-ха-ха-ха… А-ха-ха… От этого хохота меня будто парализовало, завещание вывалилось из рук и упало на стол. Появление доктора Масаки, его автора, казалось, начисто опровергло все, что я узнал за утро. Силы тут же покинули меня, и, сглатывая подступающую слюну, я безвольно опустился во вращающееся кресло. Доктор Масаки расхохотался еще громче: — А-ха-ха-ха-ха! Как ты перепугался! А-ха-ха-ха. Но поражаться тут нечему, это всего лишь страшная иллюзия. — Иллюзия?.. — Еще не понял? Хе-хе-хе… Подумай-ка сам. Некоторое время назад… часов этак в восемь утра… Вакабаяси привел тебя в этот кабинет и наболтал всякого. Мол, прошел уже месяц со дня моей смерти… ага… и на календаре такое число… и то и се… Согласись, удивительно, что я знаю все? А-ха-ха-ха! И читая эти «Еретические проповеди», «Сны эмбриона», газетные статейки да завещания, ты наверняка думал, что я месяц как помер? Правда? Молчишь? А-ха-ха-ха! Наговорил тебе Вакабаяси всякого, а ты уши развесил. Но у меня припасены доказательства! Открой-ка последнюю страницу завещания… Видишь? Чернила-то свежие! Вот тебе и аргумент! Я начал писать его вчера вечером и корпел ночь напролет. Ха-ха-ха… Не верится, правда? Но некоторые завещания предаются огласке еще до смерти автора, и в этом нет ничего удивительного. А-ха-ха-ха-ха! Потрясенный, я не мог закрыть рта. Я гадал, почему оба доктора — Вакабаяси и Масаки — проделывают со мной такие причудливые фокусы. Для обычного розыгрыша все это слишком уж странно, слишком нелогично… Да и стоит ли верить тому, что я видел с утра и что прочел в этих документах? Или же это сговор двух профессоров, которые вздумали разыграть спектакль, чтобы посмеяться надо мною?.. Пока я размышлял об этом, волнения, тревоги и любопытство, что копились в моей голове, достигли критической массы и лавиной устремились в бездну, увлекая меня за собою. Но я вцепился руками в стол и, крепко держась на ногах, взирал на улыбающегося доктора Масаки, будто сквозь пелену. — Хха! — прыснул он, но, подавившись сигарным дымом, поспешно нацепил пенсне на нос. Лицо его приняло мучительное и вместе с тем веселое выражение. — А-ха-ха-ха-ха… Кхем, кхем. Ну и видок у тебя! Хе-хе-хе… Не рад, что я жив? Гхм, гхм… Кхе-кхе… Приуныл как-то… Ладно, слушай. Сегодня, примерно в час ночи, ты спал, раскинувшись посреди палаты № 7. Потом ты проснулся, удивился, что забыл свое имя, и поднял шумиху. — Ого… но откуда вы знаете? — Да как не знать?! Ты страшно кричал. Когда ты завопил, все остальные спали, а я сидел тут и писал завещание. Я услышал шум и пошел проверить. Оказалось, это ты буйствуешь, пытаясь вспомнить свое имя. Я подумал, что ты начинаешь выходить из состояния сомнамбулизма, и спешно поднялся на второй этаж, чтобы дописать завещание, но задремал… А там уж меня разбудило солнышко… Только я ничего не соображал, пока не пришел в чувство благодаря новомодной сирене на машине доктора Вакабаяси… Забавный он товарищ. Кто-то, видно, заприметил, что ты очнулся, и доложил ему. Тот смекнул, что к чему, и примчался сюда… Я лично наблюдал из своего укрытия, как Вакабаяси подстриг, помыл и нарядил тебя в форму, а затем отвел к красавице из шестой палаты. Признайся, удивился, небось, когда узнал, что это твоя невеста? — Что?.. Эта девушка… Она душевно больна?.. — Да, да! Редкий и ценный для науки случай психического расстройства. В роковую ночь перед роковой свадьбой ее роковой жених прямо у нее на глазах продемонстрировал неожиданный припадок сомнамбулизма. Так проявилась извращенная психология. Этот припадок послужил триггером, и девушка впала в состояние схожей природы, в результате которого с ней случилась мнимая смерть. Однако, благодаря своим удивительным способностям, Вакабаяси вернул ее к жизни. Теперь она обожает императора Сюань-цзуна и Ян-гуйфэй[110], которые умерли тысячу лет назад, постоянно извиняется перед несуществующей сестрой, иногда воображает, будто держит на руках ребенка, и говорит ему, что тот будет японцем. Хотя недавно, казалось бы, она пришла в себя… — Но… как зовут эту девушку? — Что? Спрашиваешь, как зовут? Да ты и так знаешь… Это ж известная Комати[111] из Мэйнохамы, Моёко Курэ. — То есть я… Итиро Курэ?! Но доктор Масаки не отвечал. По-прежнему держа сигару в зубах, он сверлил меня черными глазами. В мгновение ока вся кровь в моем теле прилила к сердцу и тут же отхлынула. По лбу потекли капельки пота, губы затрепетали. Я еще крепче схватился за стол. Казалось, тело вот-вот растворится в воздухе и только глаза останутся смотреть на доктора Масаки… Моя душа, словно вызволенная из мертвой оболочки, понеслась по бескрайнему времени и пространству… Я затрясся от ужаса, предчувствуя, что вот-вот мне откроется прошлое, где я — Итиро Курэ. Сердце и легкие захлестнула набежавшая откуда-то издалека волна, рев которой отозвался в ушах. И все же… как ни стучало сердце, как ни задыхались легкие, в душе почему-то не пробуждалось ни единого воспоминания Итиро Курэ. Все это время я твердил про себя «Итиро Курэ», но не испытывал приятного ощущения при звуке собственного имени. Как ни пытался воскресить прошлое, я снова и снова оказывался в тупике, возвращаясь к громкому удару часов среди ночи. И что бы другие там ни говорили, какие бы доказательства ни предъявляли, я не мог уверенно сказать, что являюсь Итиро Курэ. С чувством некоторого облегчения я сделал глубокий вдох — постепенно ко мне вернулось ощущение собственного тела. Волна, объявшая сердце и легкие, начала отступать. Наконец я уселся, ощущая, как под мышками стекает холодный пот. Доктор Масаки снова невозмутимо затянулся прямо перед моим лицом и выпустил струю лилового дыма. — Ну что, вспомнил прошлое? Я молча помотал головой, затем достал из кармана свежий платок и вытер пот со лба, чтобы успокоиться… Однако вокруг было так много всего непонятного, что я боялся даже пошевелиться. — Кхе-кхем! — внезапно раздался громкий кашель доктора Масаки, и я чуть не подпрыгнул в кресле. — Раз ничего не вспомнил, я продолжу, а ты спокойно послушай. Договорились? Ты — жертва хитрой уловки! Мой коллега, доктор Кётаро Вакабаяси, хочет, чтобы ты признал себя Итиро Курэ. Добившись желаемого, он подстроит нашу с тобой встречу. И все ради того, чтобы ты сказал, будто я самый жестокий и ужасный злодей в этом мире! — Вы?! — Да. Сейчас вникни, а потом спокойненько все обдумаешь и попытаешься вспомнить то, что узнал с сегодняшнего утра… Сам увидишь, тут все как дважды два… Доктор Масаки снова откашлялся, приняв серьезный вид. Он откинулся в кресле и выпустил несколько струек дыма, затем повернулся к календарю, который висел у печки. — Ладно, скажу сразу: сегодня двадцатое октября 1926 года. Понял? Еще раз повторяю: сегодня двадцатое октября 1926 года… Как и написано в завещании, это день, следующий за девятнадцатым октября, когда Итиро Курэ внезапно пришел в «Клинику свободного лечения» и стоя наблюдал, как Гисаку Хатимаки орудует мотыгой. Посмотри на календарь: October 19. Это вчерашняя дата. Накануне я был так занят, что позабыл оторвать листочек. Это доказывает, что я сидел здесь всю ночь над завещанием… Понятно тебе? А теперь посмотри на электрические часы над моей головой. Они показывают 10:13. Точь-в-точь как на моих наручных часах! Значит, с сегодняшнего утра, когда я дописал завещание и задремал, прошло едва ли пять часов… И если ты присовокупишь это обстоятельство к тому факту, что чернила в конце завещания еще свежие, то поймешь, что ничего странного тут нет. Согласен? Заруби себе это на носу, если не хочешь опять оказаться в ловушке. — Но… доктор Вакабаяси сегодня… — Не смей! — рявкнул доктор Масаки и так энергично погрозил мне кулаком, словно готов был одним махом начисто выбить всякие заблуждения из моей головы. — Не смей! Верь мне и моим словам. Не покупайся на брехню Вакабаяси. Он допустил огромную ошибку. Стоило ему зайти сюда, как он учуял запах документов, которые я сжег в печке, а потом увидел на столе завещание и сразу же придумал этот фокус! — Но… сегодня же двадцатое ноября, месяц после вашей смерти? — Забудь! Все это выдумки и россказни, понял? Отчетливо проговаривая каждое слово, он выплевывал на пол приставшие к языку табачные крошки. А затем, опершись локтями о стол, помахал желтым от никотина указательным пальцем прямо перед моим носом и членораздельно сказал: — Слушай сюда: это я говорю тебе правду! Вакабаяси наболтал, что я умер месяц назад, но тот немыслимый вздор лишь уловка, чтобы ты не испереживался вконец. Понятно? Если бы, читая завещание, ты пришел к выводу, что я написал его несколько часов назад, а затем исчез, ты бы подумал, что я собираюсь покончить с собой, и поднял шум. Тогда бы Вакабаяси не смог стоять столбом. Тут уж дружеский долг или долг декана, неважно… Волей-неволей он бросил бы все дела и помчался меня искать, чтобы предотвратить самоубийство. Но тогда он бы упустил уникальный, неповторимый шанс самолично воскресить твою память! Да… Пойми уж, для Вакабаяси вернуть тебе память — главное дело жизни, и этим утром как раз представилась такая возможность. Я молчал. — Однако Вакабаяси просек, что я нахожусь поблизости и все слышу, и сказал, что сегодня двадцатое ноября, то есть со дня моей кончины прошел месяц. Желая успокоить тебя, Вакабаяси нагородил всякой чепухи, что совсем не к лицу судебному медику. Он надеялся спокойно завершить этот эксперимент и вернуть тебе память Итиро Курэ. Если бы такое произошло, в его руках оказались бы все козыри. По мнению Вакабаяси, как только ты поймешь, что являешься Итиро Курэ, ему не составит труда убедить тебя и в том, что я — смертельный враг вашей семьи. Вдобавок — и это на руку Вакабаяси — я психиатр, способный загипнотизировать ничего не подозревающего юношу и понудить того задушить свою мать и невесту! Идеальный подозреваемый! Ведь я и впрямь единственный, кому такое под силу. Теперь понимаешь? Отвечать я не стал. — Но даже если эксперимент пойдет не по плану и, прочитав документы, ты ничего не вспомнишь, остается последнее средство! Вакабаяси незаметно исчезнет и дождется нашей встречи. Он знает: рано или поздно я приду сюда. И тогда посмотрим, вспомнишь ли ты… Если вдруг ты пройдешь этот его экзамен, то в конце концов я попадусь на собственную удочку… С его стороны это блестящий трюк! Первоклассное, изобретение Вакабаяси. Согласен? Я промолчал. — Он всегда был мастером на хитрые штучки. И пусть ты подозреваемый, который ни в чем не виноват, но если уж попал к нему в лапы, в голове у тебя все запутается и ты впадешь в неописуемое психическое состояние. В итоге ты вообще перестанешь что-либо понимать, смиришься с тем, что бежать некуда, и как на духу признаешься в том, о чем понятия не имеешь. По сравнению с этим новомодный американский допрос с пытками и пресловутая третья степень дознания — детские шалости! В его арсенале всевозможные методы — от первой степени дознания до сотой! К тому же чередует он их как вздумается, вот что невыносимо… И сейчас происходит то же самое. По версии Вакабаяси, я будто бы убил профессора Сайто, чтобы занять его место. А когда мой эксперимент провалился, решил покончить с собой. Сегодня, подслушивая ваш разговор, я понял: Вакабаяси пытается внушить тебе, что я — исчадие ада и твой главный враг, а ты — тот самый Итиро Курэ. Но только представь, какая это пытка! Я вынужден беспомощно наблюдать, как всю мою работу, все мои труды, ради которых я столько раз рисковал собой, уводят прямо у меня из-под носа! Он, этот Вакабаяси, ставит меня перед выбором: молча покончить с собой или выйти и признаться в убийстве! С ним всегда так! И ничего ты этому не противопоставишь. Каким бы запутанным ни было дело, он непременно отыщет преступника, который выпрыгнет из ниоткуда, как черт из табакерки. Поэтому в газетах его и прозвали распутывателем загадок, но на самом деле он мастер таких трюков… Однако… Однако в этот раз все пошло не по плану. Эксперименты, которые он проводил с самого утра, не заладились. И ты не продемонстрировал нужных реакций, и его коронная техника допросов потерпела фиаско. Поэтому бояться его не стоит. Наш непревзойденный судебный медик перенапрягся. Вероятно, оттого, что его соперник не кто-нибудь, а я! Поэтому он с самого утра немного нервничает. Быть может, это его беспрецедентное поражение. Ха-ха… — Но… но… — Одни «но»! Что еще за «но»?! — Но… это же ваш эксперимент? — Да. Разумеется. Этот эксперимент, в ходе которого к тебе должна вернуться память, — мой. Однако Вакабаяси пустил в ход свои штучки, чтобы завладеть результатами чужих трудов и отстранить меня от дел. — Как же так?.. — Комично, что он вовсю пытается это провернуть! Но я не купился на его фокусы, пришел сюда живой и говорю с тобой, не правда ли? После этой тирады доктор Масаки как-то чересчур ехидно усмехнулся. Он снова откинулся в кресле, гордо скрестил руки и, выдувая огромную струю дыма, громко засвистел, будто желая, чтобы доктор Вакабаяси услышал его. Эта сцена поселила в душе моей новый страх, и я съежился, не зная, что делать. Какая ужасная схватка двух докторов! Какое серьезное и настойчивое состязание в хитрости! Я и представить не мог, что окажусь в самом центре этого страшного противостояния… И тут я наконец осознал, что те боль и горечь, те страх и безумие, которые я испытывал до сей поры, — суть плоды безумных игрищ двух дьявольских умов, расставляющих капканы друг на друга. Душу мою охватило страшное чувство, мне захотелось с криком сбежать подальше, и я уже был готов это сделать, но… Я словно прирос к стулу, не в силах подняться. Вытирая платком пот, который струился по лбу, я уселся поудобнее и вздохнул. Я отчаянно смотрел на доктора Масаки, ощущая со всей остротой, что от движений его потемневших губ зависит моя жизнь. Быть может, душа моя оказалась всецело вовлечена в этот странный психиатрический эксперимент, в котором два доктора воевали не на жизнь, а на смерть… Или же непостижимая достоверность этой истории зацепила мое сердце и пробудила любопытство… Но, тупо глядя перед собою, я слушал, как доктор Масаки, откашлявшись, бодро продолжает. — Ха-ха-ха… Ну как, дошло? Сообразил, почему все это — иллюзия? Впрочем, осталось кое-что непонятное, правда? Осталось, осталось! Ты же толковый парень. Прежде всего, ты же не знаешь, кем являешься и как сюда попал. Ха-ха-ха! Не переживай! Сейчас я все расскажу, и твои сомнения развеются как дым. Возможно, в чем-то я повторюсь, но это продолжение моего завещания. Я расскажу тебе и о секретах, что таятся в нашем с Вакабаяси прошлом, и о психической наследственности Итиро Курэ, и, наконец, собственно, о том, кто ты такой. К концу рассказа ты непременно это поймешь. А если догадаешься раньше, что ж поделать, на том история благополучно и завершится. Но не будем опережать события, пока что радостно внимай моему повествованию. Однако повторю еще раз: не смей опять угодить в эти силки! Если ты поверишь, что я призрак, что я умер месяц назад или нечто в этом роде, тебе крышка! Ха-ха-ха! Понял? Теперь я начну свой рассказ, и если ты попадешься в ловушку, то больше из нее не выберешься. Слышишь? Ну хорошо, хорошо, устраивайся поудобней и слушай. Доктор Масаки разжег потухшую сигару, сделал пару крепких затяжек и, засунув руки в карманы, уселся в клубах дыма. — Итак… полагаю, публика узнает об этом из газет. Точнее, уже узнала — из вчерашнего вечернего или сегодняшнего утреннего выпуска. Накануне в «Клинике свободного лечения сумасшедших» случилось прискорбное событие. Взорвалась, так сказать, психическая бомба. В свое время я поместил ее среди больных и подпалил бикфордов шнур… И вот вчера, то есть 19 октября 1926 года, ровно в полдень, шнур догорел и произошла катастрофа. Все ради того, чтобы завершить эксперимент по психической наследственности, связанный с тобой… Как так вышло? Раскрою секрет. Триггером послужила простая мотыга, но тут речь идет о чистой психиатрии, поэтому обошлось без огня и дыма. Непосвященный человек и вовсе ничего бы не заподозрил, ведь, с какой стороны ни погляди, это всего лишь сельскохозяйственный инвентарь… Признаюсь честно, результаты моего эксперимента оказались катастрофическими! Повергнутый в ужас, я решил взять на себя ответственность и пошел к ректору, чтобы подать в отставку. В общем, настало время положить конец всяким опытам. «Результаты все равно попадут к Вакабаяси, и тот непременно сделает доклад», — рассуждал я. Тогда я еще не догадывался, что Вакабаяси окажется настолько зловещим персонажем… Я полагал, что он обязательно придумает что-нибудь еще… А мне все это надоело, и я решил покинуть этот мир… Я вернулся домой, навел порядок, выпил в Хигаси-Накасу, в бодром настроении пришел сюда, чтобы привести в порядок документы… и удивился. Когда я уходил, палата № 6 была пуста, но теперь в ней горел яркий свет. «Странно», — подумал я и поинтересовался у посыльного, в чем дело. Тот сказал, что доктор Вакабаяси привел откуда-то девушку и попросил дежурного врача провести госпитализацию. Еще он добавил, что не видал прежде такой красавицы. Даже я в тот момент чуть не лишился дара речи от любопытства. С этим Кётаро Вакабаяси держи ухо востро! А лучше оба уха! Злодей из него не хуже, а может быть, даже лучше, чем судебный медик. Тогда я понял: хотя с виду Вакабаяси добряк, в действительности он ученый-психиатр и ловкий манипулятор, не уступающий мне самому. В завещании я уже писал, что не вполне понимаю, зачем Кётаро Вакабаяси понадобилось делать из девушки живой труп, и только теперь это начинает до меня доходить! Когда более-менее придешь в себя, он устроит вам встречу, чтобы заставить тебя силой страсти, любви и убеждения признать, будто бы ты Итиро Курэ. Кроме того, как и объяснял ранее, он внушит тебе мысль, что я твой смертельный враг, и заставит признать данный «факт» абсолютно официально… Разумеется, он поведает свою фальшивую историю всему свету… А еще — и это ясно как божий день — твое заявление послужит материалом для труда всей его жизни, диссертации под названием «Психиатрическая преступность и методы ее расследования». И тут я задумался… Хорошо, раз он так, то и у меня найдется, чем крыть. Если уж исследование психических преступлений доктора Вакабаяси опирается на главные принципы моей теории, почему бы не вмешаться! Сожгу все рукописи своих работ по психиатрии и оставлю одно полузубоскальное завещание, в котором будет лишь вкратце очерчено их содержание. Тогда Вакабаяси поневоле включит его в свои исследования и работы. Однако решится ли он опубликовать завещание?.. И если да, то как, интересно посмотреть… Или же мое завещание окажется самым гадким, самым подлым подарочком на свете… Эта мысль привела меня в восторг! Я помчался в кабинет, швырнул документы в огонь и уселся писать завещание, но не успел закончить его до рассвета. Вдобавок ты очнулся, и Вакабаяси, который давно ждал этого момента, мигом примчался и свел тебя с той красавицей… Однако тут-то он и погорел! Действительно, девушка признала в тебе дорогого, любимого братца, а это половина успеха. Казалось бы, все должно было пойти как по маслу, но ты-то не признал в ней невесты! Поэтому Вакабаяси сменил тактику и привел тебя сюда. Честно говоря, я сам находился в раздрае. Этот ужасный Вакабаяси сумел проникнуть и в мои мысли. Он предвидел, что рано или поздно я закончу уникальный и весьма опасный эксперимент по свободному лечению и, опубликовав результаты, исчезну. Более того, Вакабаяси знал: я использую в качестве материала случай с удушением невесты в Мэйнохаме и готовлю научный доклад, доказывающий, что преступления как такового не было. Поэтому он и спешил со всем разделаться. И перед тем как я исчез, попытался меня подловить.