Сегодня утром, войдя в главное здание, Вакабаяси наверняка просек, что я сижу здесь с прошлой ночи. И чтобы разыграть меня и заманить в ловушку, привел тебя в эту комнату. Но я все заметил, так что его штучки не сработали. Я подумал: дай-ка его ошарашу! Оставив завещание и еще не сожженные документы, я прихватил бутылку виски и скрылся. Конечно, из окна я не прыгал и в дверь не выбегал. Я не сделал ни единого шага за пределы комнаты. Думаешь, это какой-то психологический фокус? Вовсе нет. Весь секрет в этой огромной печке. Она тут на случай, если вдруг эксперимент пойдет не по плану или же выяснится, что мои исследования кто-то украл. Тогда бы я сжег в ней все свои сочинения. Ну и я сам в зависимости от обстоятельств могу с ее помощью превратиться в дымок и улететь со свистом в трубу, словно призрак… Смотри, тут автоматическая система двойного зажигания — газового и электрического. Когда я вынимаю эту железную пластину, внутри делается очень просторно, а из того электрического устройства, что на дне, поступает топливо. Почти две сотни бунзеновских горелок! Помести сюда любое живое существо, открой газовый кран, щелкни выключателем — и оно первым делом задохнется. А уж потом от жара электропечи вспыхнет газ, и менее чем за час кости обратятся в пепел. Наверх можно положить камней и черепицы, они раскалятся добела и станут испускать жар. Смотри, у меня было четыре коробки рукописей, да еще и на западной бумаге, которую, как говорится, сжечь труднее, чем мясо… И что же? Один пепел! Если уж мне самому суждено превратиться в прах, то и великая теория развеется в воздухе вместе с автором. Ха-ха-ха… Когда я услышал, как Вакабаяси поднимается вместе с тобой по лестнице, я, прихватив с собой бутылку виски, прикрыл пепел газеткой и уселся по-турецки в печке. Я слушал вас, куря сигары и сознавая, что в любой момент могу стать пеплом. Кстати, этот вот… всемирно известный судебный медик… Мало того что он не опечалился моим отсутствием, так еще, пользуясь моментом, принялся говорить тебе всякое… Он, будто принц Сётоку[112], может делать пять дел одновременно. Убалтывая тебя россказнями обо мне и профессоре Сайто, он успел быстренько проглядеть завещание и понял, что, несмотря на неудобные места, опасаться нечего, ведь заключение еще не написано. Вакабаяси решил, что будет даже лучше, если ты сам прочтешь завещание. В таком случае ты наверняка поверишь, что являешься Итиро Курэ. Поэтому он вручил тебе текст, а сам спрятался. Таким образом он хотел испытать меня на прочность. Ну а я развеселился еще больше. Хорошо, и мы не лыком шиты! А все твои планы пойдут прахом! Я вылез из печки и уселся ждать, когда ты дочитаешь завещание. Ха-ха… Как тебе? У нас с тобой теперь очная ставка, организованная великим судебным медиком Кётаро Вакабаяси. Правда, пока еще непонятно, кто ты и откуда, как оказался замешан в этом деле и почему сидишь на этом стуле… Все это еще ни теоретически, ни практически не определено… И потому если, как и ожидает наш Вакабаяси, к тебе вдруг вернется память и ты осознаешь себя как Итиро Курэ из Мэйнохамы, а еще скажешь, что я чудовище, которое все это придумало и управляло тобою из-за кулис, что я хладнокровный злодей и бессердечный фокусник от психиатрической науки… тогда я проиграю. Если же ты, наоборот, не вспомнишь, что являешься Итиро Курэ, то делу конец, я победил. Если ты публично признаешь себя безымянным лицом с амнезией и синдромом самозабвения, которое попало к доктору Вакабаяси на кафедру психиатрии университета Кюсю, его план с треском провалится. Лед, на котором ты стоишь, чрезвычайно тонок. Смекаешь? Несравненный судебный медик и великий психиатр сошлись в мучительной схватке умов. Более того, никто не знает, являешься ты Итиро Курэ или нет, а ведь это обстоятельство определит исход всей битвы… Ну же, в бой! Давай-ка, давай! Ха-ха-ха… По кабинету разнеслись громкие раскаты смеха. И пока я гадал, кто из докторов говорит правду, мой ум погрузился в хаос, но внезапно и эти сцены куда-то исчезли… Доктор Масаки по-прежнему не обращал никакого внимания на мое состояние: прищурившись, он втягивал ароматный сигарный дым. Наконец он выпрямился, опершись на подлокотники, и чуть не встал. — Что ж, пора! Мы засиделись… В общем, теперь уж битва разгорится не на шутку. И прежде всего я должен вернуть тебе воспоминания, чтобы ты понял, кем являешься. Иначе будет не очень справедливо по отношению к Вакабаяси, не так ли? Так что иди-ка сюда. Начнем первый эксперимент по возвращению памяти. Словно лунатик, я выбрался из своего кресла. С неловким чувством, будто ощущая на себе мутный взор доктора Вакабаяси, я проследовал за доктором Масаки к южному окну. Посмотрев в него через плечо доктора, я застыл на месте. За окном раскинулась площадка «Клиники свободного лечения сумасшедших». В углу, спиной к нам, стоял Итиро Курэ собственной персоной и пристально смотрел на старика, который орудовал мотыгой. Растрепанные волосы, бледная кожа, красные щеки, небрежно надетое кимоно… Его жалкий вид заставил меня зажмуриться. Не в силах смотреть на него от изумления, страха и невыносимого нервного напряжения, я закрыл лицо руками. Там… стоит Итиро Курэ?.. Тот самый Итиро Курэ из завещания?.. И если это Итиро Курэ, то кто же тогда я? Кто я такой?! Но не успел я выглянуть в окно, как меня охватило мрачное чувство, будто это я сам стою там, во дворе… а здесь, в кабинете, осталась лишь моя душа. Неужели все это не галлюцинация, не дневная греза?.. Мысли сверкнули молнией в моей голове. Охваченный неописуемым ужасом и возбуждением, я медленно открыл глаза. Однако сцена на площадке «Клиники свободного лечения» ни в коей степени не походила на сон. Голубое небо… красные кирпичные стены… ослепительно белый песок… черные блуждающие фигуры… Доктор Масаки, который задумчиво стоял передо мной, обернулся и, указывая пальцем на окно, спросил: — Ну как… знаешь, что это за место? Я еле заметно кивнул. И снова оказался заворожен той несказанно странной сценой, которая предстала перед нами. Темные фигурки пациентов бродили по белоснежному песку, что блестел под голубым небом. Они совершали ровно те действия, которые были описаны в завещании, словно каждое их движение, каждый их шаг служили подтверждением теории психической наследственности доктора Масаки… Старик все так же орудовал мотыгой, прорывая очередную борозду. Итиро Курэ все так же стоял перед ним, повернувшись к нам спиной, и внимательно следил за каждым взмахом мотыги. Женщина средних лет все так же гордо дефилировала туда-сюда, не замечая, что картонная корона свалилась. Ее обожатель, бородатый великан, все так же склонившись перед госпожой, дремал, уткнувшись лбом в песок. Оратор все так же декламировал речь, потрясая сжатыми кулаками перед стеной. Худая, изможденная девушка все так же озиралась и бродила по песку в поисках того, что можно посадить в прорытую стариком борозду. Другие люди тоже разбрелись по клинике и делали все то, что упоминалось в завещании. Кажется, только безумная школьница с косичками, страдающая танцевальным помешательством, стала вести себя иначе: теперь она, помогая себе картонной короной и сосновыми ветками, рыла ямы глубиной по локоть, будто готовя западню… И все же я не догадывался, что произошло вчера в полдень. Доктор Масаки говорил о трагедии, но я не видел ни малейшего следа экстраординарных событий и не мог понять, кто послужил их причиной. Это меня поразило. То ли потому что безумная школьница прекратила петь, то ли потому что я глядел через стекло, кругом царила тишина. Зловещая тишина. Тогда я решил сосчитать людей: их оказалось десять, как и говорилось в завещании, не больше и не меньше. Но еще удивительнее было вот что: пока я смотрел на эту тихую, идиллическую картину, где, кажется, ничего не менялось, мне стало мниться, что вот-вот среди этих сумасшедших случится невидимый психиатрический взрыв, подстроенный доктором Масаки! Вот-вот, прямо сейчас разыграется трагедия, которая приведет к его отставке и самоубийству. И что все это было отнюдь не вчера или позавчера, а случится прямо сегодня на моих глазах! Предчувствие было невыносимым. Нет, не только сумасшедшие… И клубы дыма, что валили из двух красных труб в голубое небо… и черная сажа, и копоть на этих трубах… и яркое круглое солнце… Все будто подчинялось таинственному принципу психической наследственности и неумолимо стремилось к развязке великой, неслыханной трагедии… Предчувствие — холодное, суровое и беспощадное — заставило меня содрогнуться. Я думал о том, что это глупо, но мне становилось лишь страшнее… И чем глубже я погружался в таинственное, тяжелое чувство, тем больший интерес вызывала у меня «Клиника свободного лечения» и пристально взирающий на старика с мотыгой Итиро Курэ. Внезапно рядом со мной послышался низкий, тихий голос: — Что ты сейчас видишь?.. Этот голос очень отличался от обычного тона доктора Масаки, и я с удивлением обернулся. Не знаю, когда доктор Масаки успел подойти, но он уже стоял рядом, держа сигару, от которой поднималась тонкая струйка дыма. Улыбка его растаяла, и меня пронзали сквозь пенсне два темных глаза. Я глубоко вздохнул и постарался ответить как можно спокойнее: — «Клинику свободного лечения». — Хмм… — простонал доктор Масаки, не сводя с меня взгляда. — Хмм… И что именно ты там видишь, в «Клинике свободного лечения»? Я уловил нечто странное в этом вопросе и осторожно посмотрел на него. — Десять сумасшедших… — Что? Десять сумасшедших? — с неожиданным волнением переспросил доктор Масаки и снова удивленно посмотрел на меня. Ощущая его взгляд, я снова оглянулся на площадку «Клиники свободного лечения» и уставился в спину Итиро Курэ… Мне показалось, он в любой момент может обернуться и поглядеть на меня… и тогда случится страшное! По моему телу прокатилась волна трепета. — Хм… — до жути отчетливо вздохнул доктор Масаки. — Ты видишь там сумасшедших? Ясно видишь? Я молча кивнул. Вопросы доктора показались мне очень странными, но я не успел подумать об этом. — Говоришь, там десять сумасшедших? Я снова кивнул и оглянулся. — Да, там определенно десять человек. — Хм… — вздохнул доктор Масаки. Его черные глаза будто еще глубже ввалились в глазницы… — Хм… удивительно. Крайне любопытный феномен… — будто разговаривая сам с собой, он отвел от меня взгляд и посмотрел в окно. Доктор Масаки даже чуть побледнел и казался погруженным в себя. Но вскоре он снова принял бодрый вид, обнажил в улыбке белые зубы и повернулся ко мне. Указывая в окно, он радостно спросил: — Скажи-ка, видишь того юношу, стоящего в углу? Он следит за стариком, что орудует мотыгой. — Да, вижу. — Хм… видишь… Как тебе кажется, куда сейчас смотрит этот молодой человек? Я заметил, что вопросы доктора Масаки становятся все чуднее и чуднее, и со странным предчувствием ответил: — Он стоит к нам спиной, лица мы не видим. — Хм… Думаю, это продлится недолго… Давай подождем, может, он обернется, мы увидим его лицо, и тогда ты… Не успел доктор Масаки произнести эти слова, как я замер от изумления. Дыхание мое сперло, а сердце, казалось, перестало биться. Юноша, на которого указывал пальцем доктор Масаки, Итиро Курэ, вдруг медленно, словно повинуясь какому-то внушению, обернулся. Наши взгляды встретились, и улыбка мигом исчезла с его лица, сменившись удивленным выражением, тем самым выражением, которое я видел сегодня утром в зеркале! Овальное лицо, большие глаза, маленький подбородок… Однако юноша снова улыбнулся и спокойно возвратился к старику, который рыл землю… кажется… Я мигом закрыл лицо обеими руками. — Итиро Курэ… это я… я… — дрожа и пошатываясь, кричал я… кажется… Доктор Масаки подхватил меня, и рот мой наполнился обжигающей жидкостью. Что было дальше, не могу сказать, в памяти остались только обрывки фраз, которые доктор кричал мне в ухо. — Держись… Держись… Посмотри на него еще раз… Не смей так дрожать… Нечему тут удивляться… Ничего страшного… Глянь-ка давай… Само собой, он выглядит как ты… Это возможно и теоретически, и практически… Успокойся уже… Не знаю, как мне удалось не упасть в обморок. Возможно, я остался в сознании благодаря тому, что уже привык к странностям, которые сыпались на меня с самого утра… Я раз за разом открывал и закрывал глаза, тер лицо платком, пока наконец не почувствовал, что душа, затерявшаяся в каком-то далеком мире, откликнулась на призыв и неспешно вернулась в пространство по эту сторону окна. Однако я не мог набраться храбрости и снова выглянуть во двор. Уронив голову на грудь, я глядел на линолеум и вздыхал в надежде избавиться от обжигающего вкуса виски на языке. Доктор Масаки сунул плоскую бутылку в карман халата, деловито откашлялся и продолжил: — Н-да… Неудивительно, что ты в шоке. Этот юноша и ты родились в один день, в один час и появились на свет из утробы одной женщины. — Что?! — воскликнул я, смотря в лицо доктора Масаки. Кажется, я все понял и снова набрался храбрости взглянуть на Итиро Курэ за окном. — Мы… близнецы? — Нет-нет! — строго помотал головой доктор Масаки. — У вас более близкие отношения, чем у близнецов, и конечно, это не случайное сходство. — Но… как же?.. — я не договорил, и в голове снова все перемешалось. Я смотрел на черные глаза доктора Масаки, взирающего на меня сквозь пенсне, на его ироничную улыбку… Издевается или серьезно? Вдруг на его лице появилось сочувственное выражение. Он несколько раз кивнул, закурил сигару и снова выпустил дым. — Да-да… ты запутался… у тебя ведь приступ хорошо известной, почтенной болезни — аутоскопии. — Э… аутоскопии? — Да. Больной аутоскопией наблюдает собственного двойника, который ведет себя совершенно иначе. Поэтому издавна к ней относились как к россказням о привидениях. Но с точки зрения психиатрии это совершенно научное понятие. Однако пережить подобное на личном опыте весьма непросто, я прав? От волнения я снова потер глаза и в ужасе выглянул в окно… Юноша стоял на том же месте. На этот раз я смог увидеть его профиль. — Это я… Итиро Курэ… и я… Так кто… Итиро Курэ? — Ха-ха-ха! Похоже, ты ничего не вспомнил. Ты еще не проснулся. — Что? Я сплю? Мои глаза округлились. Я обернулся и принялся смотреть на доктора Масаки то снизу вверх, то сверху вниз. Он же выпятил грудь и принял особо горделивый вид. — Да. Сейчас ты спишь и видишь сон. А доказательством этого факта служит вот что: глядя в окно, я не вижу на площадке «Клиники свободного лечения» ни одного человека! Только несколько павловний с увядшими листьями, ведь после вчерашнего происшествия вход в «Клинику свободного лечения» был перекрыт. Вот так… Понятно? Я молчал. — Сейчас будет немного научных подробностей. В настоящий момент твое сознание занято преимущественно восприятием окружающей действительности — тем, что ты видишь, слышишь, вдыхаешь, ощущаешь на вкус, осязаешь, о чем думаешь, что запоминаешь. А вот та часть мозга, которая отвечает за память о прошлом и говорит, что раньше было то или се, она еще спит. Поэтому, глядя на площадку, ты видишь то, что было там вчера, и наблюдаешь себя — там, в углу. Воспоминание воскресает, словно сон, и заполняет твое сознание. Иллюзия накладывается на реальное восприятие. Иными словами, ты за окном — это объективный образ из прошлого, возникшего как сон благодаря твоей памяти, а ты здесь — это нынешнее субъективное сознание. Сейчас сон и реальность сосуществуют…